Живой (СИ) - Царенко Тимофей Петрович

— С кем? — мне эта информация показалась важной. Ещё более важной, чем приступ паники. К убийце своего сына вы будете так добры и ласковы только в одном случае… Когда знаете его судьбу. И она вас радует. В серых глазах копа плавился камень.

Так что я паниковал и хамил. И занимался самообманом до кучи. Это я не паникую и хамлю, а всего лишь узнаю критически важную информацию.

— Помпейские машины. Это исконные обитатели станции, их создал местный ИскИн-архитектор. Вокруг нашего контакта и строится игра, — капитан смерил меня холодным взглядом и раздражённо пошевелил усами.

— А, Эльдразионы…

— Да, и они в том числе. Некоторые из них обладают подобием разума. Ты хорошо держишь лицо, Живой, но я чувствую твой страх, я вижу его по дрожанию ресниц, по капелькам пота, по тому, как сужаются капилляры у тебя на лице, — капитан прикоснулся к виску подушечками пальцев и я понял, что речь идёт о тех самых эволюциях, очками которых меня наградили. Видимо, можно как-то прокачивать свое тело. И коп развил способность видеть больше.

— Да я… это вышло случайно, я…

— Вот и считай, что я тоже решил воспользоваться случаем, — то, с каким воркующим придыханием капитан произнёс эту фразу, едва не заставило меня биться под руками конвоиров, — и очень интересно развил наши с тобой отношения. Не потей, Живчик, сейчас за тобой придёт машина. И мы с тобой больше никогда не увидимся. Точнее, ты меня не увидишь. А я тебя — да. Даже подписку… оформлю.

Кажется, у мужика на почве горя окончательно поехала крыша.

— У тебя даже твоё барахло не отнимут. Прощай, Живой, — и злая, горькая улыбка.

С серого неба рухнул тяжёлый транспортник. Меня тщательно обыскали и заковали в противоперегрузочном кресле. Мои вещи сложили в какой-то очень хитрый кофр. Их повезут от меня отдельно. Должен признаться, видал я аресты и пожёстче.

Дверь транспортника плотно легла в пазы и свет погас.

А потом под потолком загорелись лампы.

— Игрок Живой, вас приветствует автоматическая система правосудия двенадцатого сектора Ока Титанов, — экран перед глазами загорелся белым.

— Драсьте? — кручу головой. Рядом со мной ещё одно противоперегрузочное кресло.

— Вы обвиняетесь в двух массовых убийствах. В общей сложности, вы убили двадцать восемь человек. Из них два десятка являлись представителями игровой администрации. Вы признаете себя виновным по данным преступлениям?

— Нет! Не признаю, я не совершал данных преступлений, — мило улыбаюсь камерам, которые ползли из всех углов.

— Все убийства совершены привязанным оборудованием, — бесстрастно парировала машина.

— Это ещё ничего не доказывает. Я взял его с мёртвых тел, у меня специфический класс, — продолжаю дурачиться. Надо набивать рейтинг, а он продолжает расти.

— Убийства совершены уже после привязки оборудования, — и не единой интонации. Очень давит на психику.

— Ну… эээ… меня подставили! Вот! Нет ни единой прямой улики, которая указывает на то, что я вообще убил этих людей.

— Ваш параметр «человечность» ниже тысячи единиц. Это соответствует числу жертв, которых обнаружил патруль сил правопорядка, — ИскИн машины отличался редким занудством. — Объясните свои мотивы.

— Хотел скрыть данные о себе, разглашение которых приведёт к моей гарантированной гибели. Я слишком много стою, — паясничать надоело. Мозг отчаянно нуждался в отдыхе.

— Почему вы уничтожили полицейский отряд?

— Нелепая случайность. Я думал это мстители из банды. Я не знал, что у вас тут есть полиция, я вообще на станции первые сутки и упал с самолёта… — надо быть достойным жалости, но не жалким. Получалось так себе.

Вообще, считаю, что нытье — последнее прибежище сильных людей. Я вроде как не рыпался, но не смирился.

— Игрок Живой, вы признаетесь виновным в массовом убийстве, немотивированном массовом убийстве представителей власти и намеренном убийстве игрока под протекцией полиции. В виду вашего эмоционального состояния, а также учитывая расследование в отношении игрока Харм и членов его бандформирования, обвинение в его немотивированном убийстве с вас снято. За исключением эпизода с гибелью заключённого в камере временного содержания. На основании всего вышеизложенного вы приговариваетесь к заключению в особой игровой зоне. Также, учитывая немаловажное обстоятельство, при котором вы появились в игровом поле, решено смягчить приговор и оставить вам всё ваше оборудование, за исключением оружия. Функционал вашего оборудования, которое превосходит десятую техническую эпоху, будет программно ограничен до пересечения вами границы буферной зоны особой игровой зоны. Также вам будет предоставлен доступ к общеигровому терминалу. До момента отправки в особую игровую зону вам будет доступна вода, пища, место для отдыха. Пенитенциарная система Ока титанов благодарит вас за сотрудничество и прощается с вами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— До свид…

Свет погас и я оказался в полной темноте.

Этот мир меня радовал все больше и больше. Все судебные процедуры заняли сколько? Пятнадцать минут? Говорят, на старушке Земле процесс, бывало, занимает до полугода.

Я летел неизвестно куда, в будущем меня ждёт чего-то, от чего радостно улыбается отец убитого мной полицейского, я грохнул кучу народа и ни черта не понимаю, что происходит. Но почему я чувствую себя так хорошо? Может, потому что моя жизнь перестала напоминать сослагательное наклонение? Я был бы хорошим парнем, если бы у нас на станции не было так скучно. Я был бы гениальным наркоторговцем, не ленись я так в своём корявом призвании. Мне деньги тратить всегда было гораздо приятнее, чем их зарабатывать. Особенно в нашем мире, где за деньги были доступны совсем уж экзотичные пороки. Из меня бы вышел хороший парень, если бы мне было не так сильно плевать на других людей. У меня бы по жизни все в целом хорошо сложилось, если бы банк не решил нагреть руки на рейдерской сделке. Ничего личного, просто обстоятельства.

Я, конечно, где-то утрирую. Но всё именно так. Там моя жизнь — фактор не значимый. А вот в банке что-то пошло иначе. Мне дали шанс и я в него вцепился зубами. И моя жизнь стала фактором неучтённым.

Я помню лицо клерка. Взгляд, полный ужаса. Эх, жаль записи не осталось. Это лицо я буду вспоминать долгими зимними вечерами. Вырвался из пасти вместе с зубами и нижней челюстью!

И дальше все пошло так, одно за одним. Я выжил в самолёте, хотя после такого не выживают. Потом бравые вояки решили использовать меня в своей охоте. Я был неучтённым фактором. Только вот они не знали, что Эльдразионы не убивают гражданских. И все умерли. Кроме меня. Потом Харм и его подельники. Потом шериф повстречал испуганного меня. И снова все умерли!

Короче, я гордился собой со страшной силой.

Теперь бы ещё выжить, снова… Должен признать, у меня теперь в этом большой опыт.

Аппарат летел часа два. И я даже успел задремать. Проснулся с тяжёлой головой. Оковы перестали работать, а дверь отсека, в котором я летел, открылась. Передо мной был шлюз. Под потолком пара ламп, что заливали холодным светом бетонные стены. Камень обжигал ступни промозглым холодом.

— Осуждённый игрок Живой, следуйте за световыми указателями.

Под ногами загорелась синим линия маршрута.

Дорога не заняла много времени и лента света упёрлась в шлюз. Один из пары десятков. Они шли один за одним вдоль стены бетонной кишки. В качестве мотивации в конце этого коридора висела устрашающая турель. Смысла в зализанной бронированной конструкции особого не было. Гораздо проще встроить в ту же стену пару стволов. Они надёжно перекроют коридор и проекция у такой защитной системы — один ствол. А толстый слой бетона, за которым всё это спрячется, далеко не всякий калибр возьмёт так сходу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Короче, все такое же странное и бессмысленное, как и все в этом странном месте.

Дверь бесшумно ушла в стену. И я вошёл в помещение… ну пусть будет тюрьмы. Царские хоромы!

Полноценный туалет с душем. Правда, душ лился прямо с потолка, а туалет, по факту, оказался дырой в полу. Но была и горячая вода. Хотя в наше время кого этим можно удивить?