Сними панцирь! - Зоя Журавлёва

— Чур, верблюд на горе!

Правда, там верблюд ходит. А может быть, камень? Просто лежит. Это высоко! Без бинокля не видно. У папы бинокль. Все бинокль хватают. Всем хочется посмотреть. Я ещё не успел.

— Чур, родник! — кричит папа.

Оказывается, мы уже к роднику пришли. А говорили, что далеко. Мы и не заметили, как пришли. Где же родник?

Я думал, родник, наверное, большой. Целое озеро. Вода в роднике толкается, прямо со дна бьёт, фонтаном. Утки плавают. Камыш сбоку растёт. Родник весь зарос. Даже тиной. Мы его будем чистить.

А вот он — родник. Совсем не такой!

Просто стенка в горе. Серая, из камней. Мокрая такая. А из стенки толстые капли ползут. Одна за другой. Лезут, лезут. Медленно так они вылезают. Прямо через силу. Конечно, им трудно сквозь камни. Но они всё равно лезут. Тяжёлые, мутные. Потом на стенке висят. Потом скатываются вниз, больше не могут висеть.

И внизу, под стенкой, как ванночка. Грязная, прямо чёрная грязь. Капли туда ныряют, и грязь чуть-чуть шевелится. Будто дышит. А сбоку из этой ванночки медленно сползает чёрный ручеёк. И тут же весь уходит в песок. Только грязь ещё видно в песке, на несколько шагов. А потом песок уже снова жёлтый. Чистый.

— В этом году воды много, — говорит папа.

И ладонью трогает стенку. Весь родник ладонью закрыл, капли сквозь папины пальцы лезут. Вон тут сколько воды!

— Как же бедные птички пьют? — говорит тётя Надя.

— Не только птички, — смеётся дядя Володя. — Это наш центральный родник. Тут архары пьют. Волки. Все, кто захочет.

— И даже зайцы, — говорит Арина.

— Зайцы в пустыне никогда не пьют, — говорит папа. — А то бы и они пили.

— А как же они? — говорит тётя Надя. — Разве зайцы могут не пить? Они же так бегают.

— Приспособились, — объясняет папа. — У нас трава сочная. Вполне можно не пить. Вон джейраны тоже могут не пить.

— Какая трава? — удивляется тётя Надя. — Разве это трава? Вот у нас в Подмосковье трава так трава!

Как тёте Наде вдруг всё не нравится. А говорила — привыкла. Чем же у нас не трава? Она сочная. Арина траву сорвала и жуёт. Она будет теперь, как джейран. Совсем пить не будет! Я тоже хочу, как джейран. Но почему-то горько во рту.

— Вы полынь едите, крокодилы! — смеётся папа.

Верно, полынь. Так полынью пахнет. Я поскорей выплюнул.

— Запей, — говорит тётя Надя. И в ладонь набирает капли. Хочет мне дать. — Арина, и ты запей!

Но Арина запивать не хочет. Очень вкусная полынь, она с удовольствием жуёт. Только морщится сильно.

— Тебе бы ещё варенья из верблюжьей колючки, — смеётся дядя Володя.

— Люблю полынь, — говорит Арина. Ей говорить уже трудно, так она морщится. Так любит эту полынь, прямо рот набок.

— Аринка, перестань сейчас же! — сердится тётя Надя.

Она всё-таки Арину плохо знает, хоть и родная тётя. А то бы она замолчала. Просто не обращала бы на Арину внимания. Пускай Арина скорей прожуёт. Она не может теперь перестать, раз уже начала. У Арины характер такой. Она должна каждое дело довести до конца.

Я не могу довести, а Арина может.

— Но это глупое дело, — говорит тётя Надя.

— Такой характер, — объясняет папа. — Хоть кровь из носу!

Арина наконец прожевала. Теперь она хочет пить.

— Скорей, — говорит Арина. — Как горько!

У тёти Нади уже полная ладонь, капли сверху скатываются. Она подставила Арине.

Вдруг папа тёти Надину руку толкнул. Всё вылилось.

— Эту воду нельзя, — говорит папа.

— Как? Почему?

— Эту воду человеку нельзя пить, — говорит папа. — Чистая соль.

У нас в пустыне пресных родников нет, как тётя Надя не понимает. Мы недаром с собой воду возим. А тут вся вода солёная. Только животные могут пить. А человек от такой воды заболеет.

Папа из фляжки нам дал.

Вот это вода! Тёплая. Пресная. От неё уж не заболеешь.

— Хватит, — говорит папа. — За работу!

Я скорей лопату схватил. Надо работать, пока жары нет. Мы все, конечно, в трусах. Арина давно сняла сарафан. Тётя Надя брюки засучила. Жары нет, конечно, но тени ведь тоже нет. А без тени всё равно жарко. Но терпеть пока можно.

Мы родник чистим.

Работы тут много. Всю стенку нужно очистить, чтобы блестела. Тогда каплям лезть легче. Они такие чистые будут, и всем пить приятно. Животным тоже неинтересно в грязи толкаться!

Я по стенке бью лопатой. И дядя Володя бьёт. Дядя Мурад тоже бьёт. Арина прямо колотит.

Но стенка же каменная! Это гора! Тут долго бить надо.

Мы бьём.

У меня уже плечи болят. Это здоровая боль, говорит папа. Просто работа физическая, к ней привыкнуть надо. Привыкну, и плечи пройдут.

У Арины спина болит. Но Арина дело не бросит! Что значит спина, если нужно чистить родник? Мы его так очистим: будет как новенький. Вода прямо фонтаном забьёт. Кулики прилетят на тонких ногах. Будут пить и полоскать горло чистой водой.

Вот как мы работаем.

Папа грязь лопатой выкидывает из родника. Он босиком. Ноги у него чёрные, будто папа в чёрных носках. Такая красивая грязь. Блестит.

Боря грязь в сторону уносит, ведром. У него живот чёрный. Блестит.

Тётя Надя скребёт ручеёк.

— Ой, — говорит тётя Надя, — лопата сломалась!

Она сильно нажала и сломала ручку. Тут тёте Наде нельзя помочь. У нас запасных лопат нет, каждая на счету.

Тётя Надя сидит теперь и страдает:

— Я хочу работать! Дайте мне хоть какую-нибудь лопату. Хоть маленькую!

Кто ей даст? Все хотят работать. У всех плечи болят, но это ерунда.

— Может, кое-кого уже к машине отправить? — говорит дядя Володя.

— Я тоже подумал, — говорит дядя Мурад. — Уже сильное солнце.

Кого, интересно, они могут отправить? Только тётю Надю, она без лопаты.

Папа посмотрел вверх, говорит:

— Н-да, солнце. Оно сегодня задаст. А машина, если не ошибаюсь, на самом пекле стоит. Боря, ты кузов брезентом накрыл?

— Кузов? — спрашивает Боря (пока ещё Боря сообразит). — А-а, кузов! Нет, Алексей Никитич, забыл. Не накрыл, кажется.

— Там же приборы, в кузове, — говорит дядя Володя.

— Всё сварится, — говорит папа.

— Может, мне сходить? — предлагает тётя Надя.

Нет, тётя Надя не сможет. Она гость! Ещё потеряется, чего доброго. Собьётся с пути, машину не найдёт. Машину, правда, от родника видно. Но далеко. Вон наша машина, маленькая совсем. Тёте Наде с таким делом не справиться. Нет, нет, нет!

Тётя Надя даже не знает, где у нас лежит брезент.

— А я знаю, — говорит Арина.

— Я тоже знаю, — говорю я. Я, правда, знаю. В большом ящике.

— Вам тоже не справиться, — говорит папа. — Слишком серьёзное дело.

Конечно, серьёзное. Мы понимаем. Если бы пустяки, мы бы сами не согласились.

Арина уже лопату поставила и руки вытирает сарафаном.

Я тоже лопату поставил.

— Мы справимся, — говорит Арина. — Мы с Лёдиком как раз справимся!

— Гм… — сомневается папа.

Чего только он сомневается! Там приборы могут погибнуть. Эти приборы такие чуткие, а солнце так и жарит. Надо скорее их закрыть!

— Ну как? — сомневается папа. — Доверим?

— Доверим, — говорят все. И дядя Володя, и тётя Надя, и дядя Мурад. И даже Боря сказал, хотя сам про эти приборы забыл.

— Ладно, — решил тогда папа. — Идите!

Он нам прямо к машине велит идти. Никуда не сворачивать. Сразу закрыть кузов, а самим лезть под машину. В самую жару у нас только под машиной можно дышать, там всё-таки тень. А они скоро придут. Работать всё равно уже почти невозможно, такое солнце.

Но прежде всего надо приборы спасать, это от нас зависит.

Мы понимаем. Мы с Ариной сразу пошли.

НАМ ПРО КУПАНЬЕ НИКТО НЕ ГОВОРИЛ

Мы с Ариной быстро идём, по сторонам не смотрим. Некогда! Мы бы ещё быстрей шли. Нам сапоги мешают, проваливаются в песок.

— Надо их снять, — говорит Арина.

— Папа велел ходить в сапогах, — говорю я.

— Дядя Лёша про сапоги ничего не сказал! Разве он про сапоги говорил? Он сказал про брезент!

— Он раньше говорил, — не соглашаюсь я.

— Эх, ты! — говорит Арина. — Там приборы гибнут! Будет дядя Лёша сейчас про какие-то сапоги говорить!

Вот как Арина сказала. Я даже покраснел. Чего я, правда? Папа про сапоги ещё когда говорил. Утром ещё. Теперь совсем другое дело. Мы идём приборы спасать, а эти сапоги нам мешают.

Мы с Ариной их сняли скорей.

Теперь можно бежать. Легко так, в одних носках. Я за Ариной бегу. Потом Арина за мной бежит. Потом Арина мне руку дала, и мы вместе бежим. Вместе ещё быстрее бежать. Можно даже закрыть глаза. А с закрытыми глазами ещё быстрее бежишь.

Мы смеёмся и сапогами размахиваем. Пяткам горячо. Песок так и жжётся через носки. Но мы быстро бежим!

Вдруг Арина поскользнулась и в нору упала. Нора широкая, наверное, лисья. Сколько лиса нарыла песку! Набросала вокруг. Ужасно неаккуратная, об такую нору можно ногу сломать.