Царства смерти - Кристофер Руоккио

Я вдруг сообразил, что барабанил он пальцами той руки, которую я когда-то отрубил. Повисла неловкая тишина.

– Война затянулась… – добавил Лин, и его голос прозвучал натянуто, устало, выдавая возраст трибуна – несколько сот лет.

Он был патрицием, и фактически мы были почти ровесниками, но его менее знатная кровь старилась быстрее. Лин был уже немолод.

– Марло, я рад, что мы теперь на одной стороне.

К чему все это?

– Я тоже, Лин, – ответил я, не найдя других слов.

– А ведь я так и не поблагодарил вас за то, что вынесли меня из боя на Беренике.

– Не сто́ит, – сказал я, накинув на плечи полотенце.

– Сто́ит, – резко выдохнул трибун, повернувшись ко мне.

Выслушивать слова благодарности от Бассандера было некомфортно, и я попытался перевести разговор в другое русло:

– На Беренике пришлось тяжело.

– Что случилось с вашими ирчтани?

Почти две трети войска ирчтани погибло в решающем налете на Бахудде и таран, отправленный сьельсинами против нашей крепости.

– Они получили новое назначение, – ответил я. – Барда, их командир, отправился, кажется, на Зигану. Солдаты с ним. – Я переступил с ноги на ногу и сложил руки, словно оправдываясь. – Все больше их сородичей обучается, чтобы сражаться за нас.

На похоронах Удакса и других погибших ирчтани я пообещал Барде и его народу свое покровительство, но почти ничего не сделал, чтобы выполнить это обещание. Меня терзало чувство вины.

– Пожалуйста, мне нужно переодеться; скоро вернусь.

Я удалился в спальню, быстро вымылся и надел белую тунику со свободными рукавами, обычные черные брюки с ремнем и высокие сапоги. Пришлось немного повозиться с серебряными застежками кожаной перчатки, под которой я прятал шрамы. Мои лиловые глаза разглядывали отражение в зеркале. Рядом стоял античный умывальник. Когда-то он принадлежал Джинан – та по утрам и вечерам использовала его для омовений, как предписывал джаддианский бог огня. Когда мы расстались, умывальник остался у меня. В чаше я хранил всякие ценности. Мои кольца, одно из слоновой кости, другое из родия, третье – из желтого золота. Врученный мне Тихим осколок белой скорлупы, сияние которого вывело меня по рекам времени из Ревущей Тьмы. Серебряная генетическая филактерия в форме полумесяца – подарок Валки. Серебристый цилиндр, в который был помещен инертный пентакварковый резервуар меча из высшей материи, принадлежавшего убийце, подосланному Августином Бурбоном. Я вынул его, прежде чем отправить владельцу пустую гарду, чтобы тот знал, в чьих руках теперь его судьба. Сердечник я хранил с тех самых пор.

Чтобы не забывать, кем я был и кем не должен становиться.

Это напоминание шло рука об руку с тем, каким меня видел Бассандер Лин, с его благодарностью и благоговейным ужасом, что он испытывал передо мной.

Справившись с последней застежкой, я натянул поверх перчатки белый рукав. Отходя, я заметил блик света на серебристом припое, соединявшем две половины разбитого некогда умывальника. Я уронил его во время переезда на «Тамерлан», старый крейсер, подаренный мне императором. Его шрамы сияли так же ярко, как и мои, но их нельзя было прикрыть перчаткой.

Я подумал о Лине, переломанные кости которого были заново соединены с помощью старых проверенных инструментов, и о Валке, чей мозг едва не был стерт вирусом МИНОСа. Война оставила след в каждом из нас – таков удел тех, кто служит Времени.

Я встретился с Лином и Валкой в главном зале. Мы спустились по центральной лестнице, окруженной штандартами Марло, и я устроил Лину экскурсию по вилле и окрестностям. Мы болтали о всякой ерунде, изредка предаваясь воспоминаниям. Говорили о Райне Смайт, о Воргоссосе и более давних временах. Вспоминали Эмеш, сэра Олорина, Отавию Корво и других боевых товарищей, ныне спящих в ледяных склепах приколотого на орбите «Тамерлана».

– Большинство из них я последний раз видел еще до отправки на Фермон, – сказал я. – Паллино и Бандита отпустили со мной на Эйкану, а с Лорианом и Корво я общался по рации, но вообще меня к ним не пускают.

– И меня, – добавила Валка, развалившись в кресле.

Мы устроились за столом, который слуги вынесли в сад для ужина.

– Вина? – спросила она, доставая бутылку каркассонского голубого.

Как и в начале трапезы, от вина Лин отказался.

– Воды. – Он наполнил свой аметистовый кубок из такого же графина, как бы подчеркивая отказ. – Должно быть, нелегко быть отрезанным от друзей.

– Магнарх меня вообще не жалует, – ответил я, доедая перепелку.

– Он чересчур… ревностно отстаивает свои убеждения, – пояснила Валка, заметив удивление Лина.

– Я тоже, – хладнокровно произнес трибун.

– Она хочет сказать, что лорд Венанциан считает меня безусловно виновным в ереси, ведьмовстве… и всех прочих грехах, которые инквизиция вменяла мне на Фермоне, – проглотив кусок перепелки, пояснил я и терпеливо дожидался реакции Лина.

Лицо мандарийского офицера не выдавало эмоций; он лишь сильно помотал головой:

– В это я не верю. Я был свидетелем ваших действий на Беренике и на том корабле… если бы вы были машиной или результатом каких-то экспериментов, инквизиторы бы об этом узнали. Подсылать к вам убийц не понадобилось бы.

Я невольно нахмурился. Те же доводы я неоднократно повторял себе по ночам, когда пробуждался от настойчивых сновидений. Если бы я не был человеком, Капелла бы выяснила. Но я оставался собой; что бы ни сделали со мной Тихие, они не переделали меня, как Кхарн Сагара переделал себя, обменяв одно тело на другое.

Ветер колыхал стройные кипарисы и ореховые деревья, под которыми в легких вечерних сумерках уже зажигались огоньки светлячков.

– Так в том-то и загвоздка, – ответил я наконец. – Для них было бы лучше, если бы я оказался виновен. Тогда им бы стало ясно, что со мной делать, и меня не сослали бы сюда. – Я обвел рукой сад, поместье Маддало и весь раскинувшийся под темнеющим небом Несс.

– Могло быть хуже.

– Пожалуй, – согласился я, отпивая вина.

– Вы сказали, что император здесь из-за нас? – перебила Валка, кладя ладонь мне на руку. – Вы услышали разговор сэра Грея Райнхарта с вашим легатом.

Хотя Лин уже успел нам многое сообщить, ему стало заметно не по себе. Он был легионером до мозга своих больных костей и распускать слухи, как кадет-новобранец, не привык.

Бассандер отставил аметистовый кубок и пошарил глазами по саду и лужайке, где тень его флаера разрезала закат. Он словно опасался, что корабль может подслушивать.

– Сэр Грей считает, что император хочет назначить вас государственным ауктором.

Я втайне порадовался, что успел опустить бокал, иначе непременно выронил бы его из рук.

– Меня? Ауктором?

– Что такое ауктор? – спросила Валка,