Кассандра. Пророческая бездна - Ирена Гарда

– Деифоб, прекрати, – сурово потребовал Гектор, – ни Эней, ни Кассандра ни в чем не виноваты. Видно, боги на нас за что-то ополчились. А если тебе так хочется отправить в Аид брата, то не надо науськивать Энея. Иди и сам перережь ему глотку. А я, пожалуй, пойду созывать на совет военачальников. Пусть будут наготове. Если против нас, следуя «клятве женихов», объединились все ахейские царства, то в гавани обустраивается такая армия, перед которой Троя вряд ли устоит. Эней, ты займешься городскими стенами. Хоть они и неприступны, но все-таки их стоит иногда ремонтировать. Тебе, Деифоб, придется заняться сбором ополчения и его подготовкой к военным действиям. А ты, сестричка, почаще приноси жертвы богам, никого не пропуская. Может быть, они нам помогут, хотя и сомнительно. Они никогда не помогают слабым.

Ночью Кассандре опять снились кошмары. Она брела по полному трупов полю вдоль стен Трои, снились какие-то мужчины, умиравшие с ее именем на устах, снился горящий дворец и мертвый отец на его ступенях. Заливаясь слезами, текущими сквозь сомкнутые сном веки, она металась по постели, а привычные служанки стояли вокруг, ожидая, когда их хозяйка очнется ото сна, и можно будет напоить ее маковым отваром, чтобы спустя положенное время она заснула тихо, без будораживших душу видений.

И действительно, спустя некоторое время девушка со стоном уселась на постели, озираясь по сторонам безумными глазами. Поняв, что увиденное – только сон, она медленно начала успокаиваться, сдерживая рвущееся наружу сердце. Она так устала, так безумно устала… Вчера она целый день, если не считать попытки подсмотреть за собранием на агоре, помогала троянцам собирать оставленных накануне на поле боя раненых и павших героев. Перед началом посольства было объявлено перемирие на один день, и уже на рассвете троянцы и ахейцы бродили по одному и тому же лугу, высматривая «свои» трупы. Конечно, не дело царской дочери возиться с ранеными и покойниками, но все уже привыкли к ее чудачествам, и Кассандре позволялось делать многое такое, за что любая другая троянка поплатилась бы репутацией добропорядочной девушки, а то и самой жизнью.

Неторопливо оглядывая каждый кустик и ямку, она обошла все поле, находя знакомых и тех, кого не знала по имени, но встречала в городе. В одном месте, где тела лежали грудой, она встретила крупного мужчину в роскошных доспехах, который властным голосом давал указания сопровождавшим его воинам. При виде девушки он остановился как вкопанный и бесцеремонно уставился на нее, раздевая глазами.

Привыкшая к грубости окружающих, Кассандра только пожала плечами и собралась пройти мимо, когда услышала за спиной его голос:

– Эй, красавица, тебя случайно не Кассандрой зовут?

Она остановилась и посмотрела еще раз на ахейца, который, судя по доспехам, был крупным военачальником, но солнце било в глаза, и она толком не разглядела его лица.

– Да, это я. А ты…

– Агамемнон Атрид, царь Микен, старший брат Менелая, муж Клитемнестры, сестры Елены.

– Ах вот оно что, – в ее голосе послышалось равнодушие.

– Говорят, что ты предсказываешь всякие неприятности, – он подошел к ней почти вплотную. – Может, и мне что предскажешь?

Кассандра внимательно взглянула ему в лицо, и вдруг вещунью начала бить крупная дрожь, а в глазах полыхнул ужас.

– Я тебя напугал, красавица? Так что ты мне напророчишь?

– Ты умрешь вместе со мной, – проговорила девушка, отступая от него все дальше и дальше. – Умрешь в час триумфа, попомни мои слова, в час триумфа…

С этими словами она развернулась и быстро побежала в город, а Агамемнон еще долго ходил, словно опущенный в воду, раз за разом слыша слова троянки «Ты умрешь вместе со мной… вместе со мной… умрешь…». Перед его глазами стояло ее лицо, прекраснее которого он не видел в жизни, потому что в отличие от мраморной красоты Елены Аргивской в нем была жизнь.

Прошло несколько месяцев, а чаши весов, на которые Зевс бросал жребии троянцев и ахейцев, колебалась около точки равновесия. Кассандра за это время немного успокоилась. Поскольку ничего, по большому счету, ни в Трое, ни вокруг нее не происходило, то и видения оставили ее в покое. Троянцы сидели в своем городе, не обращая внимания на чужаков в гавани.

Ахейцы тоже не спешили начинать серьезные боевые действия, а откровенно тянули время, ожидая, пока нервы троянцев не выдержат, и они сдадутся на милость победителя. Данайцы так были в себе уверены, что даже не приняли никаких мер предосторожности: не выслали лазутчиков и не укрепили лагерь на случай вражеского нападения. Сидя около палаток, они довольно равнодушно наблюдали, как через городские ворота входят и выходят люди, спешащие по своим делам, и едут повозки с продовольствием. Когда же в лагере заканчивалось жертвенные быки, телки и бараны или становилось совсем скучно, они устраивали мелкие стычки с троянцами или предпринимали небольшие военные экспедиции, разоряя прибрежные города, имевшие несчастье быть союзниками Трои или просто не защищенные крепостными стенами.

Новый виток войны начался в тот момент, когда предводитель ахейцев Агамемнон вдрызг разругался со своим лучшим бойцом – мирмидонским царем Ахиллом из-за дочери жреца Хриса, захваченной ими во время одной из вылазок в Фивах Флакийских. Девица, на беду, понравилась Агамемнону, и он сделал ее своей наложницей. Безутешный отец явился в ахейский лагерь, чтобы выкупить дочь, но был изгнан ее хозяином и по совместительству любовником. Ища справедливости, жрец воззвал к Аполлону, тот услышал, и для вразумления ахейцев наслал на них мор. Пришлось-таки Агамемнону под давлением Ахилла и Калхаса, которых поддержали остальные данайцы, распрощаться со своей возлюбленной.

Девицу отправили к отцу под присмотром вездесущего Одиссея, а чтобы умилостивить Аполлона, вместе с ней на корабле плыли богатые дары и отборный скот для принесения жертвы рассерженному богу.

Но поскольку Агамемнон не желал оставаться без добычи, да и Ахилла надо было наказать в назидание остальным, то он отобрал у своего лучшего воина его любимую наложницу Брисеиду. В ответ на это сын божественной Фетиды и Пелея высказал своему предводителю все, что о нем думает, и ушел к себе в лагерь, поклявшись не вмешиваться в войну, если только троянцы не доберутся до кораблей. А чтобы товарищи по оружию побыстрее прочувствовали всю тяжесть его отсутствия, велел матери попросить Зевса помогать троянцам, а не грекам. Та выполнила просьбу сына, и Громовержец обещал пособить отпрыску Фетиды.

Глава 4 ОФРИОНЕЙ

У Кассандры появился новый повод для печали – кабезиец Офрионей.

Как-то раз, чтобы занять руки, она подошла к старому ткацкому станку, давно пылившемуся в геникее, и провела по нему рукой. Вдруг на нее лавиной нахлынули детские воспоминания, когда ее чуть ли не силой заставляли заниматься ткачеством, а она от злости рвала нитки и ломала челноки. Теперь же ей страстно захотелось снова встать к станку и почувствовать себя беззаботной девчонкой. Служанки были тотчас посланы за пряжей, и вскоре она уже углубилась в работу, перебирая нити ловкими пальцами. За этим занятием ее и застала Гекуба, изумленно всплеснувшая руками.