Охота на медведя - Петр Катериничев

— Понял, не дурак. Тут Борзов...

— Иваныч, разговоры тоже потом. И сотовый можешь выбросить.

— Угу.

— Жду тебя.

Ждать пришлось почти два часа. Иваныч появился на сером «Москвиче» двадцатилетней давности. Посигналил. Олег открыл дверцу и плюхнулся на переднее сиденье.

— Ты где раздобыл такого рысака?

— Занял у одного соседа по старому гаражу. Типа аренды. У нас что, Федорович, облава?

— Есть немного.

— Я так и понял. Не, машину эту никто не вычислит, можно кататься спокойно. Я, как к тебе ехал, по переулкам и «сквознякам» центра лихо крутнулся. Чисто. И доверенность сделал по всей форме. Чтобы никаких вопросов.

— Что в конторе?

— Борзов рвал и метал! Оставил своих бугаев. Но, если честно, вид у него... похоронный.

— Могу его понять. Что Том?

— Молодцом. Лицо камнем, типа «клерк», а что там хозяева мыслят и где их носит — не его дело, да они и не докладывают.

— Талантливый молодой человек. Далеко пойдет.

Водитель внимательно посмотрел на Олега, но промолчал. Потом не выдержал, спросил:

— Ты крепко попал, Федорович?

— Да. — Не горюй. Выберемся. Далеко рулить?

— Домой.

— В смысле...

— К родителям.

Лицо Олега закаменело, но прошло это через минуту.

— Федорович, не мое дело, конечно, но если пошла такая пьянка... Думаю, ту твою квартирку тоже обложили.

— Она уже не моя.

Водитель только покачал головой, сосредоточился.

— Кстати, Иваныч... В теперешних обстоятельствах... Короче: я сам водить умею и...

— Нет, Федорович. Ты уж меня не обижай. Ты ж со мной всегда не по-хозяйски, а по-человечески.

— Я в том смысле...

— И я в том.

Молчание длилось с полминуты.

— Ну извини.

— Да ты чего, Федорович. Я про квартиру говорить начал: ее обложили, верняк. Могли борзовские орлы, могли... Ну да тут тебе виднее. Тебе в квартиру нельзя.

— Когда нельзя, но нужно, то — можно.

— Я пойду. Если даже пасут, то тебя.

Олег задумался, спросил:

— Уверен?

— А как же. Я же за баранкой двадцать лет. Когда не уверен — не гоню.

— Ладно. Но «Москвич» оставишь в двух кварталах, пешочком разомнешься.

— Понял.

— Поднимешься, зайдешь. За спальней кладовка. Там баул. Захватишь. Потом — поднимешься на верхний этаж. Тот ключ, что с одной бородкой, от чердака. Замки в чердачных дверях не навесные, врезные. Все одинаковые. Откроешь, пройдешь по чердаку, выйдешь из крайнего подъезда, сразу свернешь налево, за угол, там проходной. Если кто во дворе и припасывает, то с ходу не сообразят. Выйдешь к универсаму, напротив остановка: троллейбус, автобус, маршрутка. Народу за пять минут набирается. Проедешь одну остановку. Дальше ко мне — пешком и — осмотрись.

— Накрутил ты, Федорович. Как в кино про Штирлица.

— Все запомнил?

— Немудрено. Сделаю.

Автомобиль припарковался к обочине у одного из сквериков.

— Ты бы, Федорович, пошел, в кафешке пивка попил. Чего сидеть, нервы себе тереть?

— Лучше посплю.

— Тоже дело, если спится, — с уважением отозвался водитель.

— Да, если бабульки будут у подъезда, поздоровайся.

— Я вообще вежливый.

— И по сторонам головой не верти. Так примечай.

— Федорович, что ты меня «лечишь», как несмышленого? Как-никак в свое время в армии служил.

— У тебя специфика была другая. Все, пока, удачи.

— К черту.

Олег прислонился к стеклу и смежил веки. Уже и первый сон заклубился приятной грезой: теплое море ласково набегало на мелкий песок, а разноголосый московский шум сделался дальним и сливался уже с шумом прибоя...

Глава 22

В окошко раздался требовательный стук. Олег вскинулся, не вполне узнавая окружающее.

— Гринев? Ну ты и место себе для сна разыскал! Ты что, напился? Как ты залез в такую рухлядь? А я ищу тебя по всем телефонам!

От этой женщины, как от тайфуна, — никуда.

— Эвелина?

— Не знаю, кого ты видел во сне, но я — наяву. Уразумел? Может, распахнешь для дамы дверь?

Олег огляделся. В нескольких метрах впереди застыл ослепительно белый «пассат», за рулем его угадывалась фигура чернокудрого мужчины.

— А твой мачо не заревнует?

— Тебя это заботит?

Дверь Эвелина открыла сама, Олегу пришлось передвинуться на водительское место, иначе бывшая жена запросто плюхнулась бы ему на колени.

— Гринев, у тебя нездоровый вид. Все так и живешь? Ешь по всяким закусочным что попало, спишь с кем придется... Горбатого могила исправит.

— А по мне — я красивый.

— Твой горб — в душе. А это еще уродливее.

Олег только вздохнул: и какой леший дернул его жениться на девице с именем Эвелина? Есть в этом что-то от барокко, а он всегда предпочитал ампир. М-да, странные дела случаются порой с мужчинами.

— Тебе, Гринев, ничего, ничего не дорого! Ни отношения, ни участие, ни-че-го! Только биржа, биржа, биржа... Люди живут нормальной жизнью, а ты...

— Что для кого нормально.

— Прекрати! Для всех нормально то, что естественно.

— Скажем, содержать двух мачо и третьего — на десерт.

— Раз это тебя задевает, значит, я тебе небезразлична.

Гринев только вздохнул. Если бы она могла представить, до какой степени...

— Я, кстати, ехала к тебе на родительскую квартиру. На твоей холостяцкой я уже была. Поскольку тебя нигде нет, решила, что ты затворничаешь. Гринев, а знаешь... Может, ты по жизни — монах? Так шел бы в монастырь и читал бы эти, как их, псалмы... — Эвелина расхохоталась. — Я представила тебя с бородой и в клобуке. Пожалуй, это было бы оч-ч-чень сексуально.

— Лина... Глаза Эвелины затуманились недолгой печалью.

— Гринев, признаюсь, ты был хорош как мужчина, но притом никогда не мог понять желания женщины.

— Виноват, исправлюсь.

— Прекрати кривляться! Я потратила на тебя лучшие годы жизни...

— Всего два. Обычно говорят — угробила молодость.

— «Всего два». Подумай, как я могла бы устроиться, если бы не ты!

— Разве ты не устроилась?

— На что ты намекаешь? На ту жалкую квартирку у черта на куличках, куда ты запер меня при разводе? На старую рухлядь, на которой я езжу?

Олег оглядел белоснежную красавицу впереди с курчавым мальчиком за рулем.

Мальчик по-хозяйски выставил локоток в окно и покуривал тонкую ароматизированную сигарету. Запах ментола был слышен даже здесь.

— Не такая уж и рухлядь.

— Ты не представляешь, сколько она жрет денег!

— Представляю. Страховку, если мне не изменяет память, продолжаю оплачивать тоже я.

— Ты хочешь, чтобы я платила за все?! И это при том, что я... что ты... ты просто жлоб.

— Может быть.

— Так оно и есть! Знаешь, что в тебе самое непереносимое, Гринев? Ты мог бы сидеть на мешке с ассигнациями и не потратить на себя ни цента. Знаешь, почему? Тебя это совершенно не интересует! Тебя не интересуют деньги, тебя не интересуют удовольствия, тебя ничего не интересует, кроме финансов! А что такое финансы? Ничто, фикция!

— Слушай, Лина, твой мальчик трет задницей очень даже не фиктивное сиденье и курит вполне респектабельные сигареты.

— А что он должен курить? «Беломор»? — искренне удивилась Эвелина.

— Да хоть кедровые шишки! Почему?! Почему я должен сидеть и слушать всю эту ахинею, Лина?! Ты хочешь жить, как ты хочешь?! Так живи! Флаг в руки, барабан на шею, пилотку на голову!

— Легко сказать — как хочешь! Ты решил от меня избавиться и засунул в ту жалкую конторку пахать за жалкие гроши!

— Сидеть куклой перед компьютером — ты называешь «пахать»? А штуку зелени в месяц за это сидение — грошами?

— Я все-таки закончила колледж культуры и могла бы...

— Блистать на сцене. Я помню: ты знаешь ноты.

— Ты злой, бессердечный эгоист. — Эвелина краешком платочка, осторожно, чтобы не задеть макияж, промокнула сухие глазки. — Ты хоть понимаешь, почему я тогда ушла? Твой распрекрасный Валерий Игоревич приставал ко мне самым недвусмысленным образом! Ты нарочно меня туда устроил, подстелил под приятеля!

Только я не из таких!

— Лина... — Олег поморщился так, будто съел лимон — Ты уж на Валерика не наговаривай! Господин Стеклов — убежденный и законченный гей. И твоя ультракороткая юбка пугала его больше, чем Колчака бронепоезд «Вся власть Советам».

— Вот именно! Думаешь, приятно было работать среди гомиков?

— Что тебе нужно? — выдохнул Олег, чувствуя, как голову заполняет тяжелая волна.

— Общения. Только общения. Но ты никогда не понимал женщин. А незаурядные женщины — вообще не для тебя. Тебе милее потаскухи.

— Что тебе от меня нужно сейчас? — раздельно, по складам, выделяя каждое слово, повторил Олег.

— Ты знаешь, я снова временно не работаю, но вынуждена париться в Москве, как какая-то лимитчица.

— Зачем же париться? Съезди к родителям, под Пензу... Дорога туда, обратно, и там... — Олег поднял глаза к потолку:

— На все про все — семь тысяч.

— Долларов! — быстро подсказала Эвелина.