Филфак (СИ) - Гордеева Алиса

Дорога до Аниной пятиэтажки кажется нескончаемой. Напряженное молчание между нами оглушает похлеще визга. Я оступился. . . Одним махом умудрился испортить наши с Румянцевой отношения. Сейчас понимаю, что обязан был промолчать, а не отталкивать от себя реальную девушку ради нелепого видения.

— Мы пришли, — бормочет смущенно, на долю секунды задержав на мне взгляд. — Как ты доберешься до общежития?

Полчаса назад я втоптал в грязь наш первый поцелуй, а она находит в себе силы переживать за меня. Еще больше ощущаю себя никчемным хряком.

— Не волнуйся! Вызову такси!

Аня кивает и, не глядя в мою сторону, спешит к подъезду. Но не успев поднести магнитный ключ к домофону, оборачивается.

— Илюш, какое такси? У тебя же мобильного нет? А дорогу до общаги ты сам ни за что не найдёшь: мы же кругами ходили.

— Поймаю попутку, ничего страшного.

— Ага, — усмехается Аня. — Чтобы завтра тебя нашли под очередной сосной? Соколов, ты наивный, как ребенок!

— Ладно, твоя взяла. Одолжишь телефон?

— У меня есть идея получше! — хитро улыбается Пуговица и возвращается ко мне. — Переночуешь у нас. Мамина комната все равно пустует.

Аня, как чувствует, что хочу отказаться, и спешит прислонить указательный палец к моим губам.

— Соколов, мы обычные люди, — пожимает плечами. — Нам свойственно ошибаться. Давай свалим этот недопоцелуй на созвездие Кассиопеи и останемся друзьями. Идет?

— Идет!

И все же неловкость пожирает меня без остатка.

— Ты чего весь съежился? — хохочет Аня, ловко переступая по ступенькам. — Вот Нинель тебя запугала!

— Просто неудобно, — радуюсь, что девушка живет на последнем этаже, а мы добрались только до третьего. — Ночевать в комнате твоей мамы… Где она, кстати?

— Уехала. У нее новый муж.

— Прости. А живешь ты с отцом?

— Ага, но он безобидный. Боюсь, даже не заметит тебя.

— Почему? Кто его знает, быть может, я храплю по ночам? Или вообще лунатик…

— А вдруг это именно того, что ему нужно?

— В каком смысле?

— Отцу не помешает встрепенуться, поволноваться за меня? Он, как и ты, немного потерян. Но если у тебя амнезия, то у отца глубокая депрессия после ухода мамы.

— И в чем она проявляется?

— В апатии, безразличии к окружающему миру. Не бойся, Соколов, папа небуйный. Да и вообще лучше всех на свете.

— Охотно верю.

Правда, вместо отца в квартире Ани нас встречает кромешная темнота. Не включая свет, Пуговица берет меня за руку и осторожно ведет за собой.

— Т-ш-ш, — смеясь шипит, когда я вскрикиваю от чего-то мягкого и, главное, живого под ногами. Хотя в последнем уже сомневаюсь, мои девяносто килограмм раздавят любого. — Это Хвост. Не бойся!

— Чей хвост? — темнота и тишина рисуют в воображении всякие нелепости от крысы-мутанта до бобра-мазохиста.

— Хвоста, — хихикает девчонка, явно наслаждаясь моим замешательством, а потом скрипит дверью и наконец включает свет. — Твоя комната. Располагайся.

Щурюсь с непривычки и осматриваюсь: небольшое пространство уютной спальни окутано теплым сиянием старой люстры, аккуратно заправленная кровать по центру и много-много цветов в горшках на подоконнике. Ничего лишнего. Ничего вычурного. Все просто, но безумно уютно.

— Кровать придется заправить, — пожимает плечиками девчонка и, отпустив мою руку, бежит к комоду. — Вот, чистый комплект постельного.

Окидывая комнату хозяйским взглядом, Аня встревоженно кусает костяшку указательного пальца.

— В душ лучше утром сходи, а то соседи у нас нервные. Я сейчас принесу полотенце и что-нибудь из одежды, — она спешит к выходу, но у порога замирает. — Дверь до конца не закрывай, Хвост привык спать в этой комнате, ладно?

— Ладно! — мне бы уточнить на всякий случай, кто такой этот Хвост, но я зависаю, разглядывая черно-белые фотографии на стене.

Застывшие моменты счастья. В детстве Румянцева была весьма забавной: огромные глазища, хвостики в разные стороны и очаровательная беззубая улыбка. Вот она обнимает пожилую женщину, наверно, бабушку. Здесь с важным видом достает из озера пойманного карася, а отец — это же отец, верно? — с гордостью за дочь улыбается от уха до уха. Аня похожа на папу. Очень. Такой же взгляд, немного наивный и добрый, открытый всему миру. Без камня за пазухой. Это трогает до глубины души,сам не знаю почему. Быть может, в моей жизни не было таких людей, а может, я и сам далек от идеала. Мотаю головой и перехожу к следующим снимкам, которых здесь бесчисленное множество. Аня первоклассница с объемным рюкзаком наперевес, Аня в Сочи гоняет чаек, чей-то день рождения и свечи на торте, Аня с мамой, Аня с огромным догом — всего не перечесть. Но сколько бы ни было фотографий, на всех Румянцева счастливая и настоящая. Взгляд упирается в крайний снимок. Небольшой. В отличие от остальных цветной. На нем Ане лет четырнадцать. К груди она прижимает огромный букет ромашек. Щеки пылают алым, а небесно-голубые глаза искрятся любовью. Красивая. До безумия красивая девочка смотрит на меня из прошлого и робко улыбается. За ее спиной не сразу замечаю чернобрового паренька. Нагловатого и самодовольного, но тоже весьма симпатичного, даже смазливого. Наверно, это его букет, а сам он…

— Это Артур, — я так увлеченно разглядывал фото, что пропустил возвращение Ани. — Мы с детства знакомы.

— Я тебе завидую, — признаюсь честно, а девчонка, позабыв про осторожность, начинает заливисто хохотать.

— Серьезно? — не унимается егоза. — Нет, Артур неплохой, конечно, но так переживать из-за него не стоит точно.

— Тьфу, ты, — смеюсь в ответ. — Я не об этом.

— А о чем? — Аня кладет стопку с вещами на край кровати и с неподдельным интересом ждет моего ответа.

— Человек – это его прошлое. Наша жизнь — калейдоскоп из таких вот счастливых моментов, — киваю в сторону стены с фото. — А когда у тебя нет прошлого, то и тебя самого, вроде как, нет.

— Ты все вспомнишь, Илюш. Обязательно.

Даже не сомневаюсь. Но что если вспоминать нечего? Невольно зажмуриваюсь. За все это время меня никто не нашел. Даже родная бабка предпочла мне картошку. Быть может, моя амнезия – это спасение?

— Илюш, — неловкое молчание вынуждает Румянцеву подойти ближе. Нежной ладонью она касается моей руки и все понимает без слов. — Воспоминания — это круто. Но если их нет — это всего лишь повод создать новые.

— Спасибо, — чувствую, как растет ком в горле, и открываю глаза. — За все.

— Ладно, — отдергивает руку и переводит взгляд на принесенные вещи. — Здесь полотенце и свежая футболка. Надеюсь, подойдет.

Аня суетливо убегает, а я, наспех разобрав постель, засыпаю без задних ног.

Меня будит шорох и непонятный скрип. Вокруг темнота. Сквозь тонкий тюль в комнату едва просачивается прозрачная полоска лунного света. Но звук, доносящийся откуда-то сверху продолжает настойчиво щекотать нервы. Это не ветер, не шаги соседей, не иллюзия. Там, под потолком, кто-то есть. И этот кто-то пристально следит за мной. Вглядываюсь в черноту, но все бесполезно. Хочу встать и включить свет, но трусливо кутаюсь в одеяло. Фантазия тем временем играет со мной по своим правилам, подкидывая в голову самые нелепые повороты событий. Взвинченный до предела никак не могу снова заснуть, а когда прямо над собой под самым потолком замечаю горящий зеленым взгляд, с любопытством наблюдающий за каждым моим вдохом, взвизгиваю подобно девчонке. От неожиданности это зеленоглазое нечто, судя по всему, сидящее до этого на люстре, срывается вниз и с глухим хлопком приземляется мне прямо на живот. Больно! Чертовски больно! И все еще не по себе. Одно успокаивает, нарушителю порядка, должно быть, страшнее в разы. Растирая живот, вскакиваю с кровати и врубаю свет. На полу, в двух шагах от себя, замечаю перепуганного до смерти кота нелепой расцветки: шерсть в районе глаз окрашена в черный и напоминает огромные фингалы, а сам котейка белый, как чистый лист бумаги. Хлопая своими изумрудами, он недовольно бьет хвостом по ламинату. И ждет. Как два придурка, мы минут десять разглядываем друг друга, а потом, не сговариваясь, оба идем спать: я на кровать, зеленоглазый – ко мне в ноги.