Сталин в Царицыне - Борис Васильевич Легран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Вместе со Скляром провести чистку судовых команд, чтобы избавиться от ненадежного элемента.
4. Наладить взаимодействие с Царсоветом и местными заводами для того, чтобы флотилия своевременно получала бы все необходимое.
– Уезжать вам сейчас нельзя, – сказал Сталин, словно прочитав мои мысли. – Не надейтесь на штаб, они ничего толком не сделают. В Москве, я думаю, без вас обойдутся, а здесь вас заменить некем.
Закончив с делом, Сталин ушел, наотрез отказавшись от моего предложения поужинать.
– Какой может быть ужин, Бесо, я сегодня даже не завтракал и не обедал, некогда было, – пошутил он, перейдя на грузинский язык. – Ты лучше спать поскорее ложись, а то на от усталости на тень свою похож стал.
Товарищ Сталин не только требователен, но и внимателен к людям. Если заметит, что человек устал или болен, то проявит заботу. Если какая-то беда стряслась, то поможет. Помню, как сурово он на моих глазах (и не только на моих) отчитал Алешу Джапаридзе[70] в 1904 году в Баку. Дело было так. Когда стачка была в самом разгаре, полиция арестовала нескольких наших товарищей. Узнав об этом на собрании стачечного комитета, Сталин поручил Алеше организовать помощь семьям арестованных. Алеша ответил: «Хорошо, как с делами закончу, займусь этим». Сталин нахмурился (значит – рассердился не на шутку) и сказал: «Сначала займешься этим, а когда убедишься, что их жены и дети не голодают, приступишь к другим делам. Запомни, что помочь семье арестованного или погибшего товарища – это святое дело, которое нужно делать в первую очередь. Наши товарищи жертвуют свободой и жизнью во имя нашей общей цели. Они должны делать это со спокойной душой, должны знать, что их близким не придется просить милостыню. Стыдно, Алеша, не ожидал я от тебя такого. Твоя мать не бедствовала, когда ты в тюрьме сидел (Алеша был сыном помещика), но товарищи все равно навещали ее, чтобы поддержать и успокоить». Алеша сидел красный как рак от стыда. Слова Сталина запомнили все, кто присутствовал на совещании. Чего греха таить, я и сам когда-то считал, что революционная борьба – это главное, а все остальное может и подождать. Не понимал по глупости, что революционная борьба слагается из множества факторов, как дом из множества кирпичей.
Дела так плохи, что хуже и быть не может
Утром я «обрадовал» Сережу, сказав, что нам придется задержаться в Царицыне дольше, чем мы планировали. Всей правды я ему не открыл, сказал только, что передумал и решил лично проследить за приведением царицынского флота в порядок. Подумал, мол, и понял, что от Козлова с Рождественским толку не будет, как их не стращай и какие приказы им не шли. Нет уж, как говорится – если хочешь, чтобы было сделано хорошо, то делай сам (не помню, кто это сказал, но сказано точно).
Сережа расстроился (по лицу было видно), но дело у него всегда было на первом месте, иначе бы я его в наркомат и не взял бы. Я предпочитаю работать в кругу самоотверженных, старательных людей, которых не приходится погонять.
Забрав из штаба Козлова, мы продолжили нашу инспекцию. Козлов всячески демонстрировал нам свое недовольство. Мол, дел у меня невпроворот, а вы заставляете время понапрасну терять. Он даже пожаловался на то, что флот совершенно неправильно передали артиллерийскому управлению. Если на каких-то судах и установлены пушки (37-миллиметровые), то это еще не означает, что всеми судами должны ведать артиллеристы. Я слушал его болтовню молча. Болтай, думаю, сколько тебе влезет. Между делом я упомянул о Зедине.
– О, Зедин – большого ума человек, – уважительно сказал Козлов. – Государственного ума. Он занят очень важным делом, готовит проект национализации всего частного флота. Он же сам флотский, на Черном море служил.
– Вот как?! – притворно заинтересовался я. – Очень хорошо, что ваш комиссар с флота. Обращусь к нему за содействием.
– Что вы! Что вы! – замахал руками Козлов. – Даже и не пытайтесь! Товарищ Зедин занят таким важным делом! Мы стараемся его попусту не беспокоить. Обращайтесь ко мне по всем вопросам.
Сам я к национализациям прямого отношения не имел, но суть дела понимал. И прежде всего понимал, что для подготовки проекта национализации чего-либо, следует хорошо представлять, о чем идет речь. Сколько где пароходов? Каких? И все прочее. Вряд ли бы у Зедина могли быть подобные сведения. Так как же он мог готовить проект? Человек по глупости дурью маялся, а враги использовали это в своих интересах. Комиссар обязан контролировать всю работу в округе, а он вместо этого никому не нужные проекты пишет.
– Хорошо, – отвечаю я Козлову. – Буду обращаться к вам. Кстати, я решил здесь у вас задержаться на некоторое время. Вижу, что вы очень заняты, и хочу вас немного разгрузить.
Козлов сразу же лег на другой галс.[71] Начал уверять меня в том, что он понимает важность создания красной флотилии и приложит все силы для того, чтобы обеспечить боеспособность всех судов. Видно было, что я ему здесь совершенно не нужен. Я ответил на это, что решение принято и менять его я не намерен. Точка!
Козлов пытался действовать таким же образом, что и вчера. Стоило мне заговорить с кем-то, как он начинал торопить: «Пойдемте дальше! У нас мало времени!». Но я спокойно отвечал ему: «Успеется» и продолжал разговор.
Случайно я узнал, что завотделом личного состава (отдел этот относился к административному управлению штаба и имел 4-ый номер) некто Лахматов – флотский офицер, минер. Я обрадовался, поскольку специалисты по минному делу были у нас в наркомате наперечет. А тут такая удача! Когда радость моя утихла, я мысленно отругал себя за нерадивость. Перед отъездом в Царицын следовало внимательно ознакомиться со списком руководящих сотрудников окружного комиссариата, а я этого не сделал. Может, там еще кто-то полезный есть, а я не знаю. Решил, что здесь, в Царицыне, проще всего будет навести справки у Скляра.
В то время в кадровом вопросе была ужасная неразбериха. С одной стороны все учреждения испытывали острую нехватку специалистов. Образованные люди в большинстве
