Ваш выход, или Шутов хоронят за оградой - Генри Олди

Эйнштейн от астральных наук, понимаешь. Сейчас формулы выводить начнет…

— Значит, кто-то другой? Другой будет «театр одного зрителя» крутить? Или я, или тот, кому продам?!

— Выходит, так, — тяжко вздыхает Глебыч и решительно разливает по стаканам остатки водки. Ставит пустую бутылку на пол, молча опрокидывает свою порцию в глотку, забыв пригласить меня. — Думаешь, почему я водяру глушу? Почему барбосом у дуры-Фаньки служу, а не в кабинете ее рыбками любуюсь? Хотя и в Фаньке искорка тлеет: махонькая, чуть заметная… Знаешь, почему?

— Почему? — послушно спрашиваю я, усаживаясь поудобнее.

На знакомое кресло.

Пятый ряд, третье место справа от прохода.

На авансцене, ближе к левой кулисе — стол. Бутылки, стаканы, тарелка с остатками еды. В пепельнице дымятся окурки, струйка дыма поднимается к падугам и колосникам. За столом двое: Валерий Смоляков и кто-то еще. Свет единственного включенного прожектора падает так, что второго собеседника не разглядеть На его месте — бесформенное темное пятно. Возможно, это игра светотени, и второго собеседника нет вовсе. Остальное пространство затемнено. Вместо декораций — «черный кабинет», словно для пантомимы. Рядом со Смоляковым угадываются контуры зарешеченного окна. От сквозняка хлопает форточка. Тихо, постепенно усиливаясь, вступает музыка: квартет виолончелистов «Apocalyptica» играет композицию группы «Metallica» «The Unfogiven».

ВАЛЕРИЙ (обращаясь к темному пятну ). Почему?

Узнать Валерия трудно: лицо его густо набелено, на щеке — темная слеза. Ответный голос раздается сразу из всех динамиков зала: малой выносной турели под потолком и двух больших колонок, стоящих у боковых лестниц, близко к первому ряду. Подключается «озвучка» на балконе оператора, напротив сцены. Звук плавает, смещаясь в разные стороны. Создается впечатление, что отвечает помещение театра.

Четыре виолончели, разбросанные квадро-звучанием, усиливают это ощущение.

ГОЛОС. Потому что вижу. Вот идет человек: довольный, счастливый. Девушке тюльпаны тащит. А я знаю: не жилец. Неделя ему осталась, от силы. Упредить? Пробовал… Когда молодой был. Морду били, матюгами обкладывали. В дурке три года оттрубил. (Гулкий вздох .) И то сказать: иногда поперек себя извернешься, поможешь человечку… А потом выходит: зря. Через год-другой и сам человечек на тот свет загремит, и еще кого-никого с собой прихватит. Для равновесия. Гиблое дело, сынок: людям помогать. Лучше водочки, водочки…

ВАЛЕРИЙ (прикуривая очередную сигарету ). Что ж со мной разговорились? Глянулся?

Прожектор мигает, темное пятно изменяет очертания.

Слышится бульканье.

ГОЛОС. Хрена ты мне лысого глянулся. Хотя человек ты… Не то чтоб сильно хороший, но все ж таки не мразь. Не гнида. Сердце у тебя болело. Я и сорвался. Унюхал: этот поверит…

ВАЛЕРИЙ (с издевкой, постепенно распаляясь и переходя на «ты»). Поверю, значит?! На другого стрелки переведу?! А как я тому парню в глаза смотреть буду, ты подумал? Когда купчую подписывать стану? Может, подскажешь, кому свинью подложить? Вот ты, ты сам — купи, а? Недорого продам! Или хошь — подарю? За копеечку?!

ГОЛОС (устало ). Не кипятись. Мне твоя финтифлюха без надобности. Сам решай, сам ищи. Я тебе и так уже больше нужного сказал.

Валерий берет за горлышко пустую бутылку из-под водки.

В звучании квартета виолончелистов нарастает жесткость. Единственный прожектор мигает все чаще. Рядом с ним, на стальном тросике, с потолка спускается шар, обклеенный осколками зеркала. Шар крутится, по стенам «черного кабинета» начинается метель «снега». Белое лицо Валерия ярко блестит.

ВАЛЕРИЙ. Ясновидец хренов! Нет, ты у меня примешь подарочек!.. никуда не денешься, гад…

Он вскакивает, с грохотом опрокидывая стул, бьет бутылкой об подоконник. Звон стекла. В руке у Смолякова — «розочка».

Острые сколы стекла блестят в мигании прожектора.

Валерий оборачивается к темному пятну.

ГОЛОС. Это не выход, Валерий Яковлич. Сила здесь — пустое. А стекляшку убери. Судьбу дразнить — себя казнить. Меня тебе не увидеть. Значит, по мне ударишь, по своему горлу полоснешь. Тоже выход, но аварийный. Давай лучше на посошок…

Музыка резко обрывается. Прожектор гаснет.

Прекращается «снег».

16

Чертов фонарь! Прямо в глаз светит. И жужжит. А мы тебя, красивого, сейчас прижучим… Жаль, ни одного камня рядом нет. Нарочно попрятались. Борются за чистоту улиц. Ничего, вот, вместо камня сойдет. Н-на! Промазал, блин. Ну и фиг с ним, с фонарем. Пойду-ка лучше домой. В метро. Если пустят. Пустят, никуда не денутся. Идет человек: приличный, солидный, звучит гордо… Хомо эст! Не такой уж я и пьяный. То есть, пьяный, конечно. Но не такой. А такой. Ровно идти могу. Вот так. И еще вот так. И этак.

Могу!

Славно мы с Глебычем посидели. Я тоже ясновидец. Как в воду глядел: поможет — хорошо. Не поможет — напьюсь с хорошим человеком. Напился. С хорошим. Оба теперь хорошие. Остор-р-рожно, дубина! Это я не вам. Это я себе. А Глебыч молодцом. Как меня попустило, даже обижаться не стал. Давай, говорит, лучше еще по сотке тяпнем. Ну, мы и тяпнули. По сотке. У него в заначке хранилось. А потом я в продуктовый сбегал: добавить. Я люблю тебя, жизнь!.. я шагаю с работы устало… Воздух. Свежий. Рай после дедова чулана. Кстати, а чем это я… Чем в фонарь-то запустил? Опаньки! Финтифлюхой запустил! Наследством треклятым. Был шарик, сплыл шарик. Что теперь? А хрен в пальто теперь! Я люблю тебя, ж-жи… Съел, Глебыч?! Зря ты меня стращал. Вот выкинул — и накась-выкуси. Давно надо было…

Ну ты, братец, совсем обнаглел. Где это видано, чтоб кот — и прямо под ноги? Сидит, блохастый. Жмурится. Кысь-кысь-кысь… Что у тебя там? Мышка? Поделиться хочешь? Спасибо, я мышами не закусываю. Блин! Где ты его нашел? А ну отнеси, где взял! Я кому! к-кому сказал?! Стой, паршивец! Стой… Ну да, разогнался — «стой»!.. Вернулся. Шарик вернулся. А шарик вернулся, а он голубой… Финт-и-флюха. П-падла ты, Глебыч, пирамидон хеопский. Было счастье — черт унес. А тут не черт, а кот. Ученый. И не унес, а принес. И не счастье, а…

Ну и ладно. Ладно, Глебыч. Заберу я его. Может, ты и прав. Блин, нашло на меня. Сцена эта сволочная, глаза б не видели. Я — в зале. А рядом этот… Скоморох. Зритель, с билетом. Зрит. В самый корень зрит. И на меня косится. Кивает. Одобряет. Когда я бутылку разбил, даже палец большой оттопырил. Мол, браво. А я ему в ответ кукиш скрутил. Это ж не я — браво. Не я — бутылку! Я