Три толстяка (с иллюстрациями) - Юрий Олеша

У слуги был широко раскрыт рот.

Слуга был прав.

Ему никогда не случалось видеть, чтобы куклы ели.

Суок испугалась и уронила четвёртое пирожное, самое рассыпчатое и с виноградиной.

Но дело обошлось благополучно. Слуга протёр глаза и закрыл рот.

– Это мне показалось. Жара!

Наследник говорил без умолку. Потом, устав, он замолчал.

Было очень тихо в этот жаркий час. Вчерашний ветер, как видно, залетел очень далеко. Теперь всё застыло. Даже птицы не летали.

И в этой тишине Суок, сидевшая рядом с наследником на траве, услышала непонятный, равномерно повторяющийся звук, подобный тиканью часов, спрятанных в вату. Только часы делают «тик-так», а этот звук был такой: «тук-тук».

– Что это? – спросила она.

– Что? – Наследник поднял брови, как взрослый человек в минуту удивления.

– А вот: тук-тук… Это часы? У тебя есть часы?

Опять наступила тишина, и опять в тишине что-то тукало. Суок подняла палец. Наследник прислушался.

– Это не часы, – сказал он тихо. – Это бьётся моё железное сердце…

Глава 10

ЗВЕРИНЕЦ

В два часа наследника Тутти позвали в классную комнату. Это был час уроков. Суок осталась одна.

Никто, конечно, не подозревал, что Суок – живая девочка. По всей вероятности, настоящая кукла наследника Тутти, находящаяся теперь во власти учителя танцев Раздватриса, вела себя с не меньшей непринуждённостью. Должно быть, очень искусный мастер сделал ту куклу. Правда, она не ела пирожных. Но, может быть, наследник Тутти прав: может быть, действительно у неё просто не было аппетита. Итак, Суок осталась одна.

Положение её было затруднительное.

Огромный дворец, путаница входов, галерей, лестниц.

Страшные гвардейцы, неизвестные суровые лица в разноцветных париках, тишина и блеск.

На неё не обращали внимания.

Она стояла в спальне наследника, у окна.

«Нужно выработать план действий, – решила она. – Железная клетка с оружейником Просперо находится в зверинце наследника Тутти. Я должна проникнуть в зверинец».

Вы уже знаете, что наследнику не показывали живых детей. Никогда, даже в закрытой карете, его не возили в город. Он рос во дворце. Его учили наукам, читали ему книги о жестоких царях и полководцах. Тем людям, которые его окружали, запрещено было улыбаться. Все его воспитатели и учителя были худые, высокие старики с плотно сжатыми губами и скулами цвета пороха. Кроме того, все они страдали несварением желудка. А при такой болезни человеку не до улыбок.

Наследник Тутти никогда не слышал весёлого, звонкого смеха. Только иногда до него доносился хохот какого-нибудь пьяного колбасника или самих Толстяков, угощавших своих не менее толстых гостей. Но разве это можно было назвать смехом! Это был ужасный рёв, от которого делалось не весело, а страшно.

Улыбалась только кукла. Но улыбка куклы не казалась Толстякам опасной. И, кроме того, кукла молчала. Она не могла бы рассказать наследнику Тутти о многих вещах, скрытых от него дворцовым парком и стражей с барабанами у железных мостов. И поэтому он ничего не знал о народе, о нищете, о голодных детях, о фабриках, шахтах, тюрьмах, о крестьянах, о том, что богачи заставляют бедняков трудиться и забирают всё себе, что сделано худыми руками бедняков.

Три Толстяка хотели воспитать злого, жестокого наследника. Его лишили общества детей и устроили ему зверинец.

«Пусть он смотрит на зверей, – решили они. – Вот у него есть мёртвая, бездушная кукла, и вот у него будут злые звери. Пусть он видит, как кормят тигров сырым мясом и как удав глотает живого кролика. Пусть он слушает голоса хищных зверей и смотрит в их красные дьявольские зрачки. Тогда он научится быть жестоким».

Но дело сложилось не так, как хотели Толстяки.

Наследник Тутти прилежно учился, слушал страшные летописи о героях и царях, смотрел с ненавистью на прыщавые носы воспитателей, но не становился жестоким.

Общество куклы он полюбил больше общества зверей.

Конечно, вы можете сказать, что двенадцатилетнему мальчику стыдно развлекаться куклами. В этом возрасте многие предпочли бы охотиться на тигров. Но здесь была некая причина, которая в своё время откроется.

Вернёмся к Суок.

Она решила дождаться вечера. В самом деле, кукла, шатающаяся среди бела дня в одиночестве по дворцу, могла бы возбудить подозрение.

После уроков они снова встретились.

– Ты знаешь, – сказала Суок, – когда я лежала больная у доктора Гаспара, мне приснился странный сон. Мне снилось, что я из куклы превратилась в живую девочку… И будто я была цирковой актрисой. Я жила в балагане с другими актёрами. Балаган переезжал с места на место, останавливался на ярмарках, на больших площадях и устраивал представления. Я ходила по канату, я танцевала, умела делать трудные акробатические штуки, играла разные роли в пантомимах…

Наследник слушал её с широко раскрытыми глазами.

– Мы были очень бедные. Очень часто мы не обедали. У нас была большая белая лошадь. Её звали Анра. Я ездила на ней и жонглировала, стоя на широком седле, покрытом рваным жёлтым атласом. И лошадь умерла, потому что целый месяц мы имели слишком мало денег, чтобы хорошо кормить её…

– Бедные? – спросил Тутти. – Я не понимаю. Почему же вы были бедные?

– Мы представляли перед бедняками. Они бросали нам маленькие медные монеты, а иногда после представления шляпа, с которой клоун Август обходил зрителей, оставалась совершенно пустой.

Наследник Тутти ничего не понимал.

И Суок рассказывала ему, пока не наступил вечер. Она говорила о суровой нищенской жизни, о большом городе, о знатной старухе, которая хотела её выпороть, о живых детях, на которых богачи натравливают собак, о гимнасте Тибуле и оружейнике Просперо, о том, что рабочие, шахтёры, матросы хотят уничтожить власть богачей и толстяков.

Больше всего она говорила о цирке. Постепенно она увлеклась и забыла о том, что рассказывает сон.

– Я очень давно живу в балаганчике дядюшки Бризака. Я даже не помню, с каких пор я умею танцевать, и ездить верхом, и крутиться на трапеции. Ах, каким я научилась чудесным штукам! – Она всплеснула руками. – Вот, например, в прошлое воскресенье мы представляли в гавани. Я играла вальс на абрикосовых косточках…

– Как – на абрикосовых косточках?

– Ах, ты не знаешь? Разве ты не видел свистка, сделанного из абрикосовой косточки? Это очень просто. Я собрала двенадцать косточек и сделала из них свистки. Ну, тёрла о камень, пока не получилась дырочка…

– Как интересно!

– Можно свистеть вальс и не только на двенадцати косточках. Я умею свистеть и ключиком…

– Ключиком? Как? Покажи! У меня есть чудный ключик…

С этими словами наследник Тутти расстегнул ворот своей куртки и снял с шеи тонкую цепочку, на которой болтался небольшой белый ключ.

– Вот!

– Почему ты прячешь его на груди? – спросила Суок.

– Мне дал этот ключ канцлер. Это ключ от одной из клеток моего зверинца.

– Разве ты прячешь у себя ключи от всех клеток?

– Нет. Но мне сказали, что это самый важный ключ. Я должен его хранить…

Суок показала наследнику своё искусство. Она просвистела чудную песенку, держа ключ кверху дырочкой возле губ, сложенных в трубку.

Наследник пришёл в такой восторг, что даже забыл о ключе, который ему поручили хранить. Ключ остался у Суок. Она машинально сунула его в кружевной розовый карман.

Наступил вечер.

Для куклы приготовили особую комнату, рядом со спальней наследника Тутти.

Наследник Тутти спал и видел во сне удивительные вещи: смешные носатые маски; человека, нёсшего на голой жёлтой спине огромный, гладко обтёсанный камень, и толстяка, ударявшего этого человека чёрной плёткой; оборванного мальчика, который ел картошку, и знатную старуху в кружевах, которая ехала верхом на белой лошади и насвистывала какой-то противный вальс при помощи двенадцати абрикосовых косточек…

А в это время совсем в другом месте, далеко от этой маленькой спальни, в одном из концов дворцового парка происходило следующее. Вы не думайте, ничего особенного не происходило. Не только наследнику Тутти в эту ночь снились удивительные сны. Сон, заслуживающий удивления, приснился также гвардейцу, заснувшему на карауле у входа в зверинец наследника Тутти.

Он сидел на каменном столбике, прислонившись спиной к решётке, и сладко дремал. Сабля его в широких блестящих ножнах лежала между его коленями. Пистолет очень мирно торчал из-за шёлкового чёрного шарфа на его боку. Рядом, на гравии, стоял решетчатый фонарь, освещавший сапоги гвардейца и длинную гусеницу, которая упала прямо на его рукав с листьев.

Картина казалась совершенно мирной.

Итак, караульный спал и видел необыкновенный сон. Ему снилось, что подошла к нему кукла наследника Тутти. Была она точь-в-точь как сегодня утром, когда её привёз доктор Гаспар Арнери: то же розовое платье, банты, кружева, блёстки. Только теперь, во сне, она оказалась живой девочкой. Она свободно двигалась, оглядывалась по сторонам, вздрагивала и прижимала палец к губам.