Искры - Раффи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его школе ученики учились долгие годы. Там они старились, сидя неподвижно в течение многих лет; бородатые люди и безусые мальчики при этом сидели вместе, в одном классе.
Мне было десять лет, когда я поступил в школу, и с тех пор прошло двенадцать лет — это срок немалый. Я был уже совершенно взрослым человеком. Но, несмотря на мой возраст, учитель обращался со мной, как с мальчиком.
И «фалахка», и удары в ладонь «поучением», и стояние голыми коленями на мелких кусочках кирпича, одним словом, все прежние наказания были в силе и для меня. Но удивительно — я так привык к этим наказаниям, во мне до того было уничтожено чувство самолюбия, гордости и чести, что я терпел и выносил все это с немой покорностью животного. Но однажды наконец-таки я не вытерпел.
Это было в день пасхи. Никто из учеников не сумел подготовиться к чтению в церкви «Книги Даниила» из Св. Писания. Эту книгу обыкновенно читали в церкви дети богачей, которые за эту честь вносили в пользу церкви деньги. На этот раз наш учитель, желая выставить напоказ успехи своих учеников, потребовал, чтоб ученик, желающий читать эту книгу, выучил ее наизусть. Но где же взять детям богачей такие способности?
С первого же дня великого поста они принялись зубрить, но, когда подошла пасха, оказалось, что никто из них не сумел выучить эту книгу наизусть. Не зная, как выйти из затруднения, учитель чтение «Даниила» поручил мне. Это было в пятницу, в день страстей господних.
Сколько надо было промучиться, чтоб выучить наизусть всю эту книгу! Ведь оставался всего почти один день!
В субботу в полдень учитель спросил меня, и я мог ему ответить только три четверти книги. Быть может до вечера я и сумел бы выучить остальную четверть, но учителю не понравилось, что я еще не готов, и он выругал меня самым непристойным образом. Тогда я не вытерпел и ответил ему дерзостью.
— Я тебе покажу, чертов щенок, — заорал на меня рассвирепевший учитель, и не имея времени, чтоб тут же наказать, он арестовал меня, запер в хлеву. Своим он поручил держать меня до тех пор, пока он вернется с вечерней службы и расправится со мной. Обиднее всего было для меня то, что после того как целых семь недель я ходил в церковь, как раз в этот самый день, в день светлого праздника лишился церкви. Мне было обидно, что я не буду присутствовать в церкви, когда запоют там торжественное «свят, свят!..» В этот момент обыкновенно я получал из рук матери освященное красное яичко, которым и разговлялся…
Все мои благочестивые желания разом канули в воду. В те времена в душе у меня ярко горело религиозное чувство, искренняя вера. Все церковные обряды, все таинства полны были еще для меня священного смысла и значения. Вот почему мне было обидно, что не могу пойти в церковь. С другой стороны меня терзала зависть. Я был в школе первым учеником и несмотря на это, те из моих товарищей, которые были во сто крат ниже меня, могли в этот день участвовать в службе, в чтении священных книг, молитв и в пении, а моя бедная мать не могла в этот торжественный день услышать голос своего единственного сына!
Эти горестные мысли и чувства всецело овладели мной, и я совершенно забыл об угрозах учителя и ожидавшем меня наказании. Какое странное противоречие, думал я, скоро со мной жестоко расправится тот самый священник, который с алтаря на весь мир должен провозгласить святые слова: «Христос воскрес из мертвых смертью смерть поправ и сущим во гробах живот даровав…».
А моя тюрьма! Увлеченный, охватившими меня мыслями и чувствами, я и не обратил внимания на свою темницу. Между тем, несмотря на то, что был только апрель, жара уже наступила и хлев, в котором я был заперт, был полон насекомыми, и они нещадно кусали меня. С другой стороны меня душила царившая отвратительнейшая вонь в хлеву и томил невыносимый голод.
— Что делать? Куда бежать? — думал я. Дверь крепко заперта, а выносить все это нет уже никаких сил!..Солнце уже давно зашло, и в хлеву становилось все темнее и темнее. Я был в бешенстве. Мной овладело какое-то безумие. Как зверь, запертый в тесной клетке, я кидался из угла в угол, хотел разрушить стены, пробить потолок, выломать дверь, расширить узкое окно и вырваться как-нибудь на божий свет. Эта борьба длилась несколько часов и совершенно обессилила меня. Я свалился наземь и лежал в полном изнеможении.
Мной овладел какой-то кошмар. Какие-то чудовищные и страшные галлюцинации томили меня.
Как живые встали перед моим взором те многоголовые драконы, о которых рассказывала мне в своих сказках моя бабушка. И мне казалось, что скоро станет совершенно темно, и они задушат меня…
Долго ли лежал я в этом бредовом состоянии, я не помню. Вдруг я услышал скрип двери. По всему моему телу пробежала холодная дрожь. Но скоро мой страх исчез. Смотрю, со свечкой в руке, словно ангел-благовестник, входит Соня! Она назвала меня по имени, и я очнулся от бреда.
— Беги, Фархат, — сказала она. — Беги, пока еще нет моего отца!
Я хотел обнять мою избавительницу, но она ускользнула от меня как тень и исчезла.
Я вышел из своей темницы, покинул школу, этот ад, где пытали и терзали меня с детских лет и больше не вернулся туда.
Глава 8.
СТАРЫЕ ТОВАРИЩИ
Освободившись из своей тюрьмы, я решил больше никогда не возвращаться туда.
Я не пошел домой, к матери, так как знал, что если пойду, то она утром опять поведет меня к попу и, вручая меня ему, скажет: «Мясо тебе, батюшка, а кости мне…»
Теперь я хорошо понимал значение этих ужасных слов, сказанных матерью, когда она впервые повела меня в школу. Была уже ночь,
