Журналюга (СИ) - товарищ Морозов

Историк Николай Иванович (и правда — весьма серьезный мужик, строгий и придирчивый учитель) удовлетворенно кивнул и поставил в дневник заслуженную пятерку. На переменке Вера Сагина подошла к Паше и ревниво заметила (она была явно недовольна тем, что кто-то в классе знает материал полнее и лучше нее):

— Ты что, Пашка, решил вдруг отличником стать? С чего бы это?

— Да так, — неопределенно протянул Паша, — надоело в середнячках ходить, нужно вперед двигаться. А ты, Верунчик, что-то имеешь против этого?

— Да нет, — поджала губы Сагина, — двигайся, пытайся. Может, что-то у тебя и получится…

И молча отошла. «Ну вот, — грустно подумал Паша, — еще одна проблема на мою бедную голову. И чего они все так ко мне цепляются? Чем я им не угодил? Конкуренции боятся? В классе — Верка Сагина, в школе — Борька Васильев, мой главный, как выяснилось, соперник на любовном фронте. А за пределами учебного заведения есть еще Лёшка-Гвоздь, весьма мерзкий тип и потенциально очень опасный противник. А сколько их, этих завистников и недоброжелателей еще будет?»

Паша знал, что его носитель, Пашка Матвеев, всегда отличался легким, веселым характером и врагов практически не имел. Во всех конфликтных ситуациях он поворачивал дело так, что на него просто махали рукой: ну что с такого балабола и разгильдяя возьмешь? Пашка почти ни с кем не ссорился, не конфликтовал, наоборот, старался со всеми дружить. И никогда не лез вперед, не высовывался, не пытался как-то себя проявить и показать. В качестве главного принципа жизни он давно избрал известную пословицу: «Будь проще, и люди к тебе потянутся». В общем, не выступай, не выпендривайся, будь, как все.

И действительно, к Пашке все в школе и во дворе относились довольно хорошо (как мальчишки, так и девчонки), а учителя легко прощали ему мелкие шалости и не всегда уместные шуточки. Но это категорически не устраивало Пашу — быть среднестатистическим середнячком-невидимкой он категорически не хотел. Такому серому, невзрачному, абсолютно не амбициозному типу, как Пашка, ни за что не пробиться жизни: не поступить в МГУ им. Ломоносова («мохнатой лапы» в ректорате или денег на крупную взятку у Матвеевых точно не было), нипочем не получить хорошего места при распределении… И вообще — конформисту, пофигисту и раздолбаю ничего в этом мире не светит. Пашка вечно будет прозябать на вторых-третьих ролях. Что, согласитесь, совсем не лучший вариант для умного, талантливого молодого человека…

Но всякое движение наверх, как известно, непременно встречает чужое сопротивление, это универсальный закон — как в физике, так и в обществе, значит, без конфликтов и борьбы ему никак не обойтись. «Что же, — вздохнул про себя Паша, — придется упорно бороться и пробиваться. Как говорится, пер аспера ад астра, через тернии — к звездам». И активно приступил к выполнению жизненной задачи.

На последнем субботнем уроке, обществоведении, историк Николай Иванович объявил, что через неделю у них в школе состоится общая конференция, посвященная трилогии Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Мемуары бровастого генсека были опубликованы в прошлом году в журнале «Октябрь», а затем вышли отдельными изданиями, причем сразу миллионными тиражами, и их тут же включили в школьную программу.

Паша воспоминания Брежнева в свое время читал (учась уже в университете — там это тоже было обязательно) и даже потом честно отсидел два часа на факультетском комсомольском собрании, посвященном их разбору (по сути — восхвалению). И имел по их поводу свое мнение. К чести издателей (создателей) генсековских книжечек надо было сказать, что воспоминания эти в впрямь были неплохи: во-первых, написаны на основе реальных фактов и рассказов еще живых участников тех важных событий, во-вторых, в них достаточно объективно (без лишнего выпячивания и наглого завирательства) отражалась роль товарища Брежнева во время Великой Отечественной войны, последующего восстановления народного хозяйства и освоения залежных и целинных земель в пятидесятые годы.

По крайней, мере, открытой лести и возвеличивания до небес в трилогии точно не было. Нигде не подчеркивалась особая, решающая роль дорогого Леонида Ильича в истории страны, Брежнев ни разу не был подобострастно изображен как «мудрый, гениальный руководитель страны», «отец всех народов», «великий вождь и учитель». Да, в трилогии не раз и не два отмечалось его умелое, опытное руководство (действительно, имевшее место быть) в этих важных исторических событиях, но не более того.

И, в-третьих, самое главное, все три книги (как затем и несколько последующих) были написаны весьма живо и интересно. Ясное дело, писал их не сам пожилой, больной генсек, а совсем другие люди — опытные, профессиональные журналисты. Павел Иванович даже знал, кто именно, — в журналисткой среде тайн от «своих» никогда не было. Поэтому ни к фактическому содержанию Брежневских воспоминаний, ни к их форме, языку или стилю, у него никогда претензий не было. Наоборот, он считал трилогию даже неким образцом советского мемуарного жанра. Другое дело, что присуждать за них дорогому Леониду Ильичу Ленинскую премию по литературе было уж совсем лишнее…

Историк Николай Иванович строго оглядел класс и спросил: «Кто желает выступить на конференции с докладом по книгам?» Руки вскинули всего лишь два человека: Паша (вот он, его верный шанс!) и Вера Сагина. Учитель удивленно приподнял правую бровь… Нет, по поводу Верочки ему было всё понятно — чтобы заслужить аттестат с отличием и золотую медаль, требовалось быть не только круглой отличницей (что само собой), но и еще активисткой, а здесь одной должности комсорга класса могло оказаться недостаточно. Но вот почему хочет выступить Пашка Матвеев? Он же на всех собраниях обычно сидит со своими друзьями на самых последних рядах и делает вид, что его тут вовсе нет?

— Павел, ты точно хочешь сделать доклад? — недоверчиво спросил Николай Иванович.

Паша встал и уверенно кивнул — да.

— А сможешь? — последовал следующий вопрос.

— Смогу, — снова твердо ответил Паша. — Не сомневайтесь!

Но Николай Иванович все-таки сомневался. Он немного походил по классу, подумал, затем сказал:

— Вот что, ребята, сделаем так: три книги — три выступления. Ты, Павел, будешь первым, расскажешь про «Малую землю» — про саму книгу и исторические события, которые легли в ее основу. Сагина возьмет на себя «Целину», а «Возрождение»… — Николай Иванович еще раз обвел медленным взглядом класс, большинство ребят тут же опустили головы и постарались сделаться невидимыми, —…Ира Селезнева.

Невзрачная рыжеватая девочка, которая была дежурной на первом уроке Паши в этой школе, поднялась из-за парты и негромко произнесла:

— Хорошо, Николай Иванович!

— Значит, решено, — удовлетворенно констатировал историк. — Но перед выступлением на общешкольной конференции мы проведем как бы ее репетицию. Сами понимаете! Поэтому следующий четверг соберем всех комсомольцев в актовом зале, и вы трое перед ними по очереди выступите. Явку ребят обеспечат комсорги…

Строгий взгляд на Веру Сагину, та кивнула — сделаю.

— У вас и у десятого «б», — продолжил Николай Иванович, — в четверг всего шесть уроков, значит, собираемся сразу после них в актовом зале и слушаем наших выступающих. Причем внимательно и вдумчиво, чтобы не пропустить какой-то ошибки или неточности! Я там тоже буду, как и руководство школы: директор Раиса Михайловна и завуч Маргарита Павловна. Общешкольная конференция — мероприятие чрезвычайно важное и ответственное, на него наверняка придет кто-то из райкома комсомола, да и из нашего партийного начальства может инструктор пожаловать… Так что вам, ребята, следует очень хорошо подготовиться! Чтобы не подвести на нас, ни себя.

После окончания уроков, когда все уже одевались в гардеробе, к Паше подошел Борис Васильев.

— Я слышал, ты будешь на школьной конференции по книгам Брежнева выступать? — спросил с некоторой тревогой в голосе.