Ребус. Расшифровка - Андрей Константинов

– Чего будем делать, Александр Сергеевич? – осторожно спросила Полина.

– Так, а хрена ль теперь делать – будем в контору возвращаться.

– Нас теперь что, заругают? – простодушно осведомился Лямка.

– Нет, бля, премию дадут, – проскрипел Нестеров. – Ваня, заткнись, пожалуйста, а? Паш, разворачивайся. Все, едем до хаты.

– Так мы же не виноваты, – Лямин никак не мог врубиться в суть переживаний старшего. – Во-первых, это не мы, это 737-й проворонил. Мы-то здесь при чем? И вообще, чего они так к этой связи прицепились? У нас объект кто? Адвокат. А его пока вроде бы никто не потерял, так что все в порядке.

(Уже по приезде в контору нестеровцы узнают, что адвоката в этот день действительно не потеряли. А вот со связью из «Толстого фраера» у «грузчика» Каргина вышла неувязочка. Он маханул его в метро, при заходе на станцию «Гостиный двор». Причина этой невосполнимой потери была до безобразия нелепа – на магнитной карточке «грузчика» кончились поездки, и пока он судорожно прорывался к окошечку кассы, торгующей жетонами, связь спокойно прошла через турникет и убыла в неизвестном направлении на самом тихоходном виде общественного транспорта – на эскалаторе.)

– …Ваня, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Так вот, запомни и намотай на ус (коль нет усов, пока мотай на уши, вырастут – перемотаешь): когда ты по жизни не понимаешь, что делаешь, делай это особенно тщательно и аккуратно. Понял?

– Не совсем. Но ведь…

– Ой-йо, – схватился за голову бригадир. – Полинушка, хоть ты вразуми его, что ли? Иначе я за себя не ручаюсь. Козырев, ну хватит уже ворон считать. Чего стоим, чего ждем?

– Так знак же здесь! Надо в объезд уходить.

– Раньше надо было на знаки смотреть, а теперь давай – прямо гони. Быстрее доедем – быстрее отымеют. Соответственно, быстрее по домам разбежимся и быстрее с горя напьемся.

В соответствии с пророчеством Нестерова в этот вечер быстро «разбежаться и напиться» удалось почти всем «грузчикам» двух провинившихся экипажей. Исключая, естественно, бригадиров, которым досталось по полной программе и со строгим соблюдением иерархической очередности – сначала взгрел Нечаев, затем Фадеев. По причине отъезда начальника управления Сергея Андреевича Конкина на санаторно-курортное лечение в город Нальчик[8] персональная вздрючка от верховного главнокомандующего была отложена на более поздний период. Закончив разнос, по итогам которого за Нестеровым и Каргиным была официально закреплена неофициальная должность «охотников на ящериц»,[9] Фадеев приказал бригадирам ждать и поехал к заместителю Пиотровского докладывать обстановку по объекту «Адвокат». В данном случае «докладывать обстановку» – читай «получать пистон».

Опасения полковника Фадеева не подтвердились. Нет, конечно, для блезиру его малость пожурили, однако после этого разговор в спешном порядке был переведен в более конструктивное русло. Совместными усилиями следовало как-то исправлять ситуацию, и получилось так, что от неминуемой расправы «опушников» спасла информация, добытая Полиной при посещении отеля на Загородном. Именно за нее мгновенно ухватился присутствовавший на докладе незнакомый Фадееву мужчина в штатском, которого Зам представил Станиславом Алексеевичем, «куратором темы». А того заинтересовала паспортная серия «СТ», которая, по его словам, свидетельствовала о сибирском, а именно – иркутском происхождении паспорта. Переписав данные Россомахина, таинственный Куратор стремительно подорвался из кабинета. В общей сложности Станислав Алексеевич отсутствовал минут десять, после чего столь же стремительно вернулся и сообщил, что, согласно записи в системе «Авиаэкспресс», человек с такими данными приобрел билет на самолет рейсом «Иркутск – Петербург» и прилетает завтра в 16:25 по местному времени.

Куратор многозначительно посмотрел на Зама, и тот, прочитав в его взгляде некий немой вопрос, тут же дал на него четкий ответ в виде начальственной отмашки, адресованной Фадееву:

– Что ж, Константин Евгеньевич, придется вашим завтра выставиться в Пулково.

– За кем? – Фадеев талантливо скорчил недоумевающую гримасу и с тоской отметил, что в очередной раз инициативы «грузчиков» Нестерова выходят его управлению боком.

– За Россомахиным Валерием Леонидовичем, – раздраженно отчеканил Зам, купившийся на деланный «тупизм» опушника.

– Основания?

– Это связь адвоката Правдина, которая может представлять оперативный интерес.

– Вообще-то это связь связи господина Правдина. Да и то не вполне явная. Возможно, человека просто попросили об услуге забронировать номер в питерской гостинице. Объяснений здесь может быть масса…

– Равно как и масса объяснений сегодняшней двойной потери объектов вашими сотрудниками, – оборвал Фадеева Зам.

Что ж, аргумент получился хотя и не шибко логичный, но вполне убийственный. В данном случае крыть было нечем, поэтому опушный начальник попробовал зайти с другого виража:

– Но почему именно в Пулково? Приемку Россомахина гораздо проще организовать в процессе его заселения в отель.

– А вы, Константин Евгеньевич, можете быть уверены в том, что по пути из аэропорта в гостиницу он не заедет куда-нибудь еще? Кроме того, связь Жорик, которую вы сегодня потеряли, вполне может приехать его встречать.

– Так у нас ведь даже фотографии этого Россомахина нет! Что ж теперь, моим людям у всех прибывших иркутским рейсом паспортные данные спрашивать?

– Завтра с утра фотографию вам перешлют, – подал голос из своего угла Куратор. – По этому вопросу с сибирскими коллегами уже связываются. А вообще я прекрасно понимаю и даже отчасти разделяю ваши, Константин Евгеньевич, сомнения. Но и вы нас, пожалуйста, поймите. К тому же этот иркутский гость оставляет вашему управлению шанс реабилитироваться за сегодняшний конфуз.

– А вы представляете, во сколько человеко-часов мне эта реабилитация выльется? – завелся Фадеев. – Экипажи за адвокатом, экипажи в Пулково, на Загородном на всякий пожарный пост выставить тоже не помешало бы. Да и это все мелочи. Главное то, что любая проверка за подобное распыление сил и средств по первичному материалу мне такую Варфоломеевскую резню католиков устроит, что… Короче, без официально оформленного задания я за Россомахиным смены ставить не буду.

– Не слишком ли много вы на себя берете, полковник Фадеев? – этот вопрос был задан с излишней нервозностью, из чего у опушника сложилось впечатление, что Зам, по неясным причинам, немного пасует перед Куратором. А тот между тем спокойно продолжил:

– Константин Евгеньевич, давайте мы с вами придем к следующему компромиссному решению: завтра в аэропорту вы принимаете Россомахина и доводите его до отеля, где ваши люди должны убедиться, что объект на самом деле заселился. Если выяснится, что эта иркутская связь ложится в масть, то мы сразу же выпишем отдельное задание на «наружку», после чего вы примете его уже абсолютно официально… Поймите, Константин Евгеньевич, в данном случае нам от вас требуется лишь доподлинно установить, что в город прилетел именно тот самый человек, и что он действительно поселился именно в том самом месте. О котором, кстати, сообщили именно ваши сотрудники. И еще – дабы не разводить канцелярщину, эпизод с Россомахиным можно не включать в итоговую сводку «НН» по объекту «Адвокат». Для понимания ситуации и принятия решения нам будет достаточно вашего устного доклада. Ну как? Вам все понятно? Или все-таки требуется еще и персональное распоряжение начальника главка?

– Все, – буркнул Фадеев, поняв, что спорить бесполезно, так как здесь, похоже, все давно решено за них.

Но потом все-таки не удержался, съязвил:

– Лично мне ясно все, кроме одного. По каким таким признакам я должен понять: ложится эта, с позволения сказать, связь в масть или же нет?

– Вас об этом оповестят, – ответил Зам и дал понять, что на этом разговор закончен.

Фадееву ничего не оставалось, как подхватить со стола свою рабочую папку и откланяться. Целоваться на прощание с присутствующими он не стал, ограничившись сухим кивком головы, после чего спешно покинул столь редко бывающие гостеприимными своды главной милицейской крыши города.

Направляясь к служебной машине, Константин Евгеньевич пробормотал себе под нос строчки из старой студенческой песенки, которые приходили полковнику на ум всякий раз, когда его доводили до крайней степени раздражения. Строчки были такими:

«Встану рано поутру

и напьюся ртути,

а потом повешуся

в энтом институте».

Имел ли он в данном случае в виду, что столь изощренный суицид должен состояться в вальяжных имперских стенах главка или в обшарпанных коридорах центральной «кукушки», было неясно. Впрочем, какая в данном случае разница? Важен эффект. А эффект в данном случае безусловно был бы тот еще!..