Посланец. Переправа - Вторушин Станислав Васильевич

— Вы имеете в виду банк «Доверие» или тех, кто сидит в колонии?

— И то и другое.

До этой минуты в душе Беспалова постоянно возникали сомнения по поводу захвата банка. Перейти черту, за которой честный человек становится преступником, все равно, что перейти в другой мир. Этому всеми силами противилась совесть, все еще сидевшая в самом укромном уголке сердца. Он считал, что никакие обстоятельства не должны толкать человека на преступление. В то же время справедливо полагал, что всякое зло должно быть наказано. Такие как Джабраилов не имеют права устанавливать законы, по которым должны жить другие люди. Большевики не зря придумали слово экспроприация. Оно снимает с души человека тяжелый груз. Экспроприация — совсем не то, что ограбление. Это восстановление справедливости по отношению к тому, кого ограбили. Не зря, очевидно, говорят, что вначале было слово. Беспалов посмотрел на Елагина, потом перевел взгляд на Биденко и сказал:

— Я сегодня был на окраине города. Там лес, хорошее место для занятий спортом. Завтра в шесть утра всем быть там. Я вижу, многие из вас потеряли форму. Я тоже очень далек от нее. Отговорки не принимаются. Это приказ.

Биденко состроил тоскливую физиономию и жалостливо посмотрел на капитана.

— Я сказал все, — отрезал Беспалов.

— Слушаюсь, — ответил Биденко и поднялся с дивана.

— Всем быть в спортивных костюмах.

Биденко, уже шагнувший к двери, остановился. Подождав пока все выйдут из квартиры, он сказал:

— У меня нет спортивного костюма, товарищ капитан. — И, опустив голову, добавил: — И денег на него тоже нет.

Беспалов достал из кармана портмоне, вытащил три тысячи рублей и протянул Биденко:

— Возьмите. Когда разбогатеете, вернете.

Биденко зажал деньги в ладони и, не сказав ни слова, вышел.

Мусса Джабраилов приехал в этот день в офис раньше обычного. Ночью он плохо спал. Вечером играл в преферанс с мэром и его двумя московскими гостями. Для таких целей на окраине города в красивом лесном массиве была построена специальная вилла. Построить ее предложил мэр, но все строительство оплачивал Джабраилов. На нижнем этаже виллы находились просторная столовая, комната для совещаний и переговоров и огромная гостиная с роскошным камином и роялем в углу. На верхнем — располагались комнаты для гостей. Каждая была оборудована ванной и туалетом. Кроме встреч, о которых никто не должен знать, на вилле иногда проходили вечеринки. Отмечались дни рождения влиятельных в городе людей, некоторые праздники, устраиваемые для них же.

Джабраилов недолюбливал москвичей по той простой причине, что те стремились все прибрать к своим рукам. Связь, крупные торговые сети, банки, держащиеся на плаву редкие, еще оставшиеся в живых предприятия, уже давно принадлежали им. Гости мэра представляли крупную страховую компанию, и Джабраилов сразу понял, что приехали они за тем, чтобы взять под контроль городской страховой бизнес. Не понял только одного: зачем им потребовался именно он.

Стол для преферанса был сделан таким образом, чтобы на нем можно было не только раскладывать карты, но и ставить тарелки. За каждым преферансистом ухаживала девушка. Она должна была следить за тем, чтобы бокал гостя всегда был полон, а с тарелки не исчезала закуска. Девушка провожала гостя и до дверей спальни и, если он желал, оставалась с ним на ночь. Девушки тщательно отбирались, их проверкой занимался лично начальник службы безопасности Джабраилова Семен Лобков.

Из всех спиртных напитков Джабраилов больше всего не любил коньяк. Он ложился на желудок тяжелым грузом, утром после него болела голова. Самым лучшим крепким напитком Мусса считал английский джин. Мэр знал это, но сегодня на столе джина не оказалось. А поскольку гости пили коньяк, накачиваться им пришлось и Джабраилову.

Играли до глубокой ночи. За это время была выпита не одна бутылка коньяка, рассказаны десятки новых и старых анекдотов, но главный разговор, ради которого позвали на виллу Муссу, так и не начинался. Наконец один из гостей, положив карты на стол и подняв глаза на Джабраилова, спросил:

— У вас какие отношения с налоговой инспекцией?

— У меня со всеми нормальные отношения, — сказал Джабраилов. — А почему вы спрашиваете?

— Анекдот вспомнил. Приходит в одну респектабельную контору налоговый инспектор, а там сидит заплесневелый старичок за большим столом у телефонного аппарата и мирно дремлет. Инспектор спрашивает:

— Чем занимается ваша контора?

— Разным, — отвечает старичок, подняв голову. — Заказывает киллера на дом. Организует похороны по высшему разряду.

— Ну, вот видите, говорит инспектор. А кассового аппарата в вашей конторе нет. Давно у вас ревизоры были?

— Да недели две назад, царство им небесное, — перекрестившись, отвечает старичок.

Джабраилов насторожился, поняв, что это и есть начало разговора, ради которого его пригласили сюда. Москвич поднял рюмку, поднес ее к губам, понюхал коньяк, но пить не стал. Поставил рюмку на стол и спросил:

— Вы хорошо знакомы с хозяином здешней страховой компании?

— В друзьях он у меня не был, но и отношения никогда не портились, — ответил Джабраилов.

— А вот у Владимира Савельевича испортились, — москвич кивнул в сторону мэра.

— Что-то случилось? — Джабраилов посмотрел на городского голову.

— Зарвался наш страховщик, — сказал мэр. — Ему надо идти под крыло московской компании, а он не хочет.

— А чем я могу помочь? — осторожно спросил Джабраилов.

— Предложить ему продать свой бизнес тебе. А ты его потом передашь нашим московским друзьям.

— Но он же откажется, — сказал Джабраилов.

— А ты сделай такое предложение, от которого не сможет отказаться.

Джабраилов понял, что попал в трудную ситуацию. Если об этом просит мэр, значит, надо сделать так, как он говорит. Владимир Савельевич был жестким человеком, каждое его слово старались расслышать, даже если он говорил шепотом. Те, кто не хотел слышать, тут же разорялись, отправлялись в тюрьму, а то и на кладбище. Но сейчас он не мог надавить на страховую компанию. Через два месяца состоятся перевыборы мэра. И если он вмешается в дела страховщиков, это может серьезно осложнить его шансы на победу. Поэтому он и поручает уладить дело со страховой компанией Джабраилову. Мусса Алиевич посмотрел на мэра, перевел взгляд на москвича и спросил:

— Когда это надо сделать?

— Завтра, — сказал москвич. — В конце недели мне надо быть дома. У меня там неотложные дела. Могу, конечно, оставить Виталия Борисовича, — москвич кивнул на своего товарища. — Он занимается у меня всеми юридическими делами. Но это нежелательно.

Джабраилов на несколько мгновений задумался. Ему не хотелось ввязываться в войну со страховой компанией. У ее председателя Миши Глушко были хорошие отношения с губернатором. Джабраилов не исключал, что губернатор сам или через кого-то из родственников участвовал в страховом бизнесе. Миша свою компанию не отдаст, он не захочет об этом даже слышать. Значит, придется сначала убирать Мишу, а затем кому-то из совета директоров предлагать продать компанию. Самый сообразительный из членов совета Леонид Фишман. Он сразу поймет, что от компании надо избавляться. Лучше всего поговорить об этом с Фишманом на похоронах Миши Глушко. Там для этого будет самая подходящая атмосфера. Но сам Джабраилов не должен участвовать ни в каких переговорах. Заняться этим надо будет поручить председателю правления банка «Доверие» Грише Хавкину. Они с Фишманом в хороших отношениях.

Конечно, благоразумнее всего было бы остаться от таких дел в стороне. Но Джабраилов полностью зависел от мэра. У мэра были свои люди и в милиции, и в прокуратуре, и в службе безопасности, и, конечно, в налоговой инспекции. Для мэра, даже если его не изберут на следующий срок, ничего не стоит прикрыть бизнес Джабраилова, в том числе забрать себе его банк «Доверие». Банк и сейчас в немалой степени держится на деньгах мэра и его друзей. Но по всем раскладам мэр без труда выиграет выборы. Сейчас городской голова внимательно смотрел на Джабраилова. Потом, не выдержав, спросил: