Юноша с перчаткой - Инна Гофф

Он давно спит, мой мальчик. А я в тишине ночи сижу над старыми письмами. Пачка ветхих листков, истертых на сгибах, — письма брата. И свежие, на которых словно едва просохли чернила, — письма сына…

Впервые ищу я в них не различие, а сходство. Ведь они ровесники!.. Конечно, есть разница — мирное время и годы войны. Но ведь что-то есть общее. Должно быть!

Глубокая ночь. За окном метель, сухой снег шуршит по стеклу. Давно закипел и остыл чайник… Я начала читать по порядку. Но потом письма Коли и Витьки перепутались на столе. И я брала их подряд, не выбирая, и читала, читала… И голоса, перебивая друг друга, звучали в ночной тишине квартиры.

КОЛЯ. «Пишу с нового места. Ставим палатки, в которых теперь будем жить. Место очень красивое, наш лагерь в долине, а вокруг горы. С гор текут ледяные, быстрые реки. Сколько здесь пробудем, не знаю. Надеюсь, не долго… Леха Колесников, как я узнал, уже в госпитале. Ранен в ногу…»

ВИТЬКА. «Служу неплохо. Изучаем оружие, уставы. Учимся одеваться за сорок секунд, наматывать портянки. Двадцать третьего декабря примем воинскую присягу…»

КОЛЯ. «Наш дивизион переименовали в истребительный противотанковый дивизион, мы будем носить на левом рукаве специальный знак. Давно не имел от вас писем. Какие вести от папы?..»

ВИТЬКА. «Вчера был наряд в роту. Мы закончили мыть полы в два часа ночи. Вдруг подходит к нам сержант и дает нам по куску белого хлеба с колбасой и по яблоку — вот здорово! Вообще „старики“ здесь хорошие, салаг не обижают, отдают им свои порции масла, первыми пропускают в кино…»

КОЛЯ. «К годовщине РККА получил благодарность за хорошую боевую и политическую подготовку! Сегодня я уже назначен командиром огневого взвода. Работать приходится много. Дело в том, что я и несколько моих товарищей попали в национальные — узбекские — части, разговаривать и преподавать будет трудновато… Обмундирование у нас пока курсантское, но скоро получим новое…»

ВИТЬКА. «Сегодня нам выдали личное оружие — карабины. Поздравили. Вообще служить ничего! Вчера у нас был очень вкусный обед, все мое любимое: гороховый суп, гречневая каша с котлетой и кисель. Завтра иду в наряд, а сейчас спешу на разгрузку угля. Будем работать до двенадцати ночи — надо разгрузить много машин…»

КОЛЯ. «Представь себе, Талка, что я надеваю за один раз — нижнее белье, суконную гимнастерку, ватные брюки, валенки, меховую жилетку, шинель, меховые рукавицы, шапку и подшлемник… Теперь ты видишь, как наша страна заботится о своих командирах!»

ВИТЬКА. «Праздник прошел на уровне. Двадцать третьего февраля в нашем гарнизоне был парад. Мы прошли торжественным маршем мимо генерала. Прокричали троекратное „ура“ в честь поздравлений министра обороны. Мне присвоено звание ефрейтор…»

КОЛЯ. «Пишу письмо и уминаю твои пирожки, милая мама! Не знаю, как благодарить за посылку! Ведь вы их для себя не печете, а ждете, когда поспеет картошка, которую вы посадили! Тем дороже ваше внимание! Ты не представляешь, дорогая мама, как важно чувствовать на расстоянии любовь матери. Из всего дивизиона посылка пришла мне первому!..»

ВИТЬКА. «Я в карауле, только что с поста, поэтому руки еще не отогрелись — не удивляйтесь, что почерк такой корявый. Вы спрашиваете, что мне прислать? а) орехи для Димы, б) одеколон, в) подковки, г) конверты по одной копейке- двадцать штук. Остальное на ваше усмотрение, подешевле. Вы, наверное, удивляетесь, кто такой Дима. Это белка. Она живет в нашем гараже, и ее кормит вся часть. Все пишут, чтобы им присылали орехи, и отдают их Диме. Дима совсем ручной — ходит по голове, по плечам, а если чем-нибудь сильно стукнуть поблизости, он поджимает уши, хвост, и такой гнев написан на его мордочке, что даже забавно…»

КОЛЯ. «Нахожусь в районе (зачеркнуто). Это южнее (зачеркнуто). Ехали сюда через Москву. Представляете, что я чувствовал, когда ехал с пушками по улицам, по которым еще недавно гулял!.. Чуть не доехал до нашего дома, но у Таганки свернули направо. Уже побывал в разных переделках. На одном месте стоять не приходится. Все вперед, вперед за драпающими фрицами. Если бы ты видела дороги, по которым мы идем!..»

ВИТЬКА. «Вчера был в увольнении. Я и мой друг Симка Чижов сходили в чайную и отметили год службы, т. е. на дембель мы уйдем в начале ноября. Купили кефир, пирожные и сидели час, вспоминая этот первый год… Взял в библиотеке психологические опыты Леви „Охота за мыслью“. Достал учебник, хочу подучить английский… Да, еще вышлите три носовых платка — один белый. P. S. На этой фотографии я выступаю в нашем клубе с докладом о международном положении».

КОЛЯ. «Добрый день, дорогая мама! Получил первое письмо за два с половиной месяца. Меня оно очень опечалило. Все-таки, знаешь, хоть от папы нет известий уже семь месяцев, я почему-то уверен, что он жив. А за его раны я мщу каждый день и буду мстить. Выслал вам две получки, если есть возможность, купи Наталке что-нибудь нарядное. А то она из своих платьев, наверное, давно выросла…»

ВИТЬКА. «Буду писать не часто, я стал старшим объекта, работы по горло. Да еще комсомольская работа, ведь я комсорг взвода…»

КОЛЯ. «Дорогая сестричка! Письмо, которое ты мне прислала, с твоей фотокарточкой, пришло как раз перед боем и попало к моему бойцу. Я в это время уходил на рекогносцировку местности. Во время боя этого бойца ранило, и он ушел в госпиталь с моим письмом. Но надеюсь, что он мне его перешлет…»

ВИТЬКА. «Недавно у нас проходили учения. Погода была скверная: дождь, слякоть. Мы шли по дороге, которая была размыта начисто. Это была уже не грязь, а какой-то жидкий кисель. Всякий раз, выдергивая сапоги из этой трясины, я чувствовал, что на каждом висит целый пуд. Так мы продирались сквозь это болото. По лицу, по шинели, по карабинам, вещмешкам хлестал холодный дождь. Шинели были уже такие мокрые, что не впитывали влагу. К вечеру мы добрались до деревни Н. и заняли исходные позиции…»

КОЛЯ. «Сейчас семь часов утра. Пока тихо, только изредка строчат пулеметы. Скоро начнем варить завтрак. Мы варим его сами, на костре, в бачке. Сплю в блиндаже. Раньше у меня было два вещевых мешка, а теперь только то, что на мне, да еще пара белья. Так даже лучше — меньше забот!»

ВИТЬКА. «Я увлекся афоризмами и выписываю их в тетрадь. Вот некоторые из них.»

«Там, где прежде были границы науки, там теперь ее центр».

Г. К. Лихтенберг.

«Острый ум — изобретатель, а рассудок — наблюдатель…» (Он же.)

«Когда ему помешали любить, он научился ненавидеть». Гюго (тоже Виктор!).

КОЛЯ. «Через восемнадцать дней — Первое мая! Мне будет уже двадцать лет! Вот если бы мы все были сейчас в Москве!.. Пришлось бы мне в первый раз за двадцать лет напиться пьяным! Но „будет и на нашей улице праздник!“.

ВИТЬКА. „До дембеля семьдесят один день! 10 бань! 2 получки! 4 кухни!“

КОЛЯ. „Получил сразу три письма. Они за мной не поспевают. Очень рад, что Наташа стала хорошей девушкой. Пусть лучше учится. Пусть учится жить. Впереди еще много трудностей и невзгод, надо быть готовой ко всему и уметь переносить трудности легко и спокойно…“

ВИТЬКА. „Ура! Я Дед авиации! Через два месяца буду дома! Когда я думаю о себе, то вижу, что много пользы получил за эти два года. Тот, кем я был до армии, и сейчас — небо и земля…“

КОЛЯ. „Кончается мой денежный аттестат, но обстановка сейчас такая, что новый может пропасть в дороге. Лучше буду переводить вам каждый месяц. Покупайте на эти деньги одежду, обувь, покупайте семена и разводите огороды. В общем, денег не жалейте, лишь бы вы были одеты и сыты. Обо мне не беспокойтесь…“

Так перекликаются они, мой сын и брат, в ночной тишине. Их голоса сливаются, порой они как бы меняются местами в моем сознании. И не Витька, а Коля просит прислать орехи для белки. И не Коля, а Витька спит в блиндаже и выпускает снаряды по вражеским танкам. Коля делается моложе, а Витька старше. Я вдруг постигаю, что Колю сделала взрослым война и что то же самое было бы с Витькой… То же самое?!

Мне становится страшно. Я должна убедиться, что он дома, со мной. Что он жив!..

Я вхожу в его комнату и долго смотрю, не зажигая огня, как он спит, по привычке обняв подушку, словно боясь, что ее у него отнимут.»

1976

Юноша с перчаткой (Рассказ студентки)

— В чем ты пойдешь на свадьбу? — спрашивает мама.

— В белом платье, — отвечаю я.

Маме мой ответ кажется очень остроумным. Она вообще ценит мой юмор. Сейчас она занята — пришивает кольца к новым занавескам, но я знаю: сегодня же в телефонном разговоре с ее подругой Лерой будет фигурировать мамин вопрос и мой ответ. И всем своим друзьям и знакомым мама будет повторять одно и то же: «Я у Ленки спрашиваю: „В чем ты пойдешь на свадьбу?“, — а она говорит: „В белом платье“».

И все, кто ценит мой юмор, будут смеяться и только Зинаида, которая тоже ценит мой юмор, но только когда ей объяснят, в чем он заключается, спросит: