Экзегетические ошибки - Дональд Карсон

аорист означает тот вид действия, который ему приписывается, и во–вторых, некоторые аористы все же означают тот вид действия, который им приписывается. Другими словами, его примеры свидетельствуют, что существуют разные виды аористов, о чем пишут Стэгг и другие, а потому неправомерно настаивать, что все аористы обозначают один вид действия. Если морфологическое время совпадает со временем действия, то как же тогда быть с глаголами в настоящем времени, которые могут обозначать и продолжительное действие, и действие в прошлом, и повторяющееся действие, и действие в будущем. Морфологическая форма одна, а смысл разный. Конкретное значение глаголу в настоящем времени придает контекст. Как лексическое значение слова во многом определяется другими словами, использованными в контексте, так и грамматическое значение слова определяется его грамматическими связями в этом контексте. Слову невозможно придать абсолютно любое значение, каждое слово имеет определенный семантический объем, словарные значения, которые практически не меняются (за исключением случаев, когда слово приобретает новые значения). Точно так же не обладает неограниченной семантической пластичностью и грамматическое время; оно также имеет определенный и практически неизменный диапазон значений.

Способность аориста во взаимодействии с контекстом описывать самые разнообразные виды действий объясняется его высокой пластичностью. По сравнению с другими временами он имеет менее определенную семантическую форму. Даже в рамках традиционной грамматики можно говорить, что аорист в Евр. 11:13 («все сии умерли») — констативный: из контекста понятно, что при помощи этой формы глагола автор констатирует факт. Отвергать деление аористов на виды на том основании, что значением аорист наполняет исключительно контекст, может только тот, кто не понимает, как функционирует язык: сам по себе контекст не «констатирует» факт, он лишь наделяет значением стоящий в аористе глагол. Говорить о том, что глагол имеет форму констативного аориста, так же допустимо, как и о том, что он может иметь форму футуристического настоящего времени или что существительное контекст может наделять несвойственным ему значением. Возьмем, к примеру, предложение «это место — сущая дыра». Вне контекста слово «дыра» не ассоциируется со значением, которое оно принимает в предложении; контекст «это место — сущая…» также не создает у нас впечатления, что речь идет о захолустье и глухомани. Но в результате взаимодействия существительного и контекста у слушателя рождается негативное представление; для тех же, кто незнаком с метафорой, «дыра» продолжает оставаться семантически нейтральным словом. Аналогичным образом, вне контекста άπέθανον («апетханон», 'умерли') не является констативным аористом; само по себе словосочетание «все сии» также не констатирует факт. Но в контексте Евр. 11 становится понятным, что утверждение «все сии άπέθανον» обобщает произошедшее за длительный период времени, что позволяет толкователю совершенно оправданно считать άπέθανον примером констативного аориста. Однако всегда нужно помнить, что определить констативный аорист на основании морфологического анализа или семантического анализа конкретного глагола в форме аориста невозможно. Это можно сделать только проследив, как словарное значение глагола, стоящего в аористе, сочетается с контекстом. Смит прав в том, что аорист как морфологическая форма не может самостоятельно принимать конкретное значение (быть начинательным, либо афористическим, либо каким–нибудь другим). Попробуйте записать на листке бумаги греческий глагол в аористе, а затем определить его вид — у вас ничего не выйдет, потому что без контекста это невозможно. С другой стороны, сравнивая разные контексты, понимающий грамматист (а таких, увы, немного) может увидеть интересные различия, которые возникают в результате взаимодействия морфологической формы аориста и контекста.

Все это указывает на необходимость различения «семантики» морфологической формы (т. е. ее значения) и ее «прагматики» (т. е. ее связи с контекстом). Если не проводить границу между семантикой и прагматикой, можно легко совершить одну из двух ошибок. Первую из них совершают те толкователи, которые утверждают, что использование глагола в форме аориста наделяет этот глагол особым значением (обычно выгодным для толкователя). Есть масса доказательств того, что это не так. Вторую ошибку совершают те, кто считает, что морфологическая форма аориста при наличии контекста и во взаимодействии с этим контекстом не несет дополнительного семантического значения, кроме информации о том, что аорист имеет неопределенное семантическое значение. Поэтому некорректно говорить так: «Поскольку это начинательный аорист, следовательно он означает…» Нужно говорить иначе: «Из контекста следует, что это начинательный аорист; следовательно, данный глагол означает…»

Если глагол не имеет контекста, мы не можем точно определить, что значит время, в котором он используется. Сегодня все больше грамматистов склоняются к следующему: значение аориста зависит от общего представления автора об описываемом событии (как о законченном событии). По сути сказанное означает, что в древнегреческом языке не существует прямой связи между морфологической формой времени и временем действия, а также между морфологической формой времени и способом действия (когда каждому способу действия должно соответствовать только определенное морфологическое время). Автор выбирает то морфологическое время, которое, по его мнению, лучше всего будет отображать суть описываемого действия. Временные ограничения в предложении или повествовании создаются иными методами (как, например, в древнееврейском, китайском и многих других языках). Я подозреваю, что через несколько десятилетий нормативные грамматики и комментарии по древнегреческому языку Нового Завета будут включать в себя разделы, посвященные лингвистическому анализу и, в частности, теории аспекта (вида).

2. Первое лицо аориста условного наклонения

Этот раздел я пишу как пример — пример тех вопросов, которые могут возникнуть в ходе углубленного грамматического анализа.

Используя программу GRAMCORD[105], один из моих студентов, Пол Баргер, нашел все случаи употребления в Новом Завете глаголов в форме первого лица аориста условного наклонения. Затем он разделил все эти случаи на две группы (единственное число и множественное число) и при помощи полученных результатов попытался проанализировать сведения из учебников по грамматике и комментариев.

Мы не будем углубляться в сами результаты, поскольку моя задача — выявить ошибки, а не сформулировать новые грамматические правила. Однако изучение только одной этой грамматической формы показывает, что работы в изучении греческой грамматики непочатый край, и, возможно, некоторые открытия будут иметь большое экзегетическое значение.

Сначала зададимся вопросом: что такое делиберативное сослагательное наклонение (сослагательное размышления) и когда оно используется? Как правило, глагол в форме делиберативного сослагательного наклонения первого лица единственного или множественного числа употребляется в вопросительных предложениях, выражающих необходимость, желательность, возможность или неопределенность. Иногда они связаны с принятием решения о дальнейших действиях, иногда это риторические вопросы, а иногда это вопросы, предполагающие определенный ответ.

Приведенный далее пример является не совсем ошибкой, его скорее можно отнести к тем неоднозначным грамматическим категориям, в которых больше неизвестного, чем известного. Принято считать, что делиберативное сослагательное наклонение может использоваться в трех