Из виденного и пережитого - Спиридон Кисляков

—Как? — в испуге вскрикнул казначей. — Вы уже несколько десятков тысяч получили от меня! Председатель ужаснулся.

— Кто же получил эти деньги? — спросил председатель.

— Ваш письмоводитель с удостоверением от Вас, за подписью Вашею.

— Ничего подобного, я ничего не знаю, г. казначей, что Вы говорите! — в испуге стал отказываться председатель.

Казначей повел его в свой кабинет, показал ему все от имени его удостоверения на получение денег и все те требовательные бумаги на эти деньги, на которых значились имена всех членов этого Комитета за личной подписью как самого председателя, так и других членов. Когда председатель увидел и убедился в преступном подлоге своего секретаря или делопроизводителя, то так и ахнул! Сейчас же поспешил об этим сообщить местному епископу последний — прокурору, и пошла писать...

Когда арестовали сего батюшку, тогда он, вынужденный ли страхом или желая своим покаянием смягчить отношение судейской администрации, написал на имя прокурора покаянное письмо, в котором, кроме сего преступления, открыл еще новое: а именно, он сознался в похищении двенадцати тысяч из того госпиталя, где он состоял письмоводителем или делопроизводителем. Удивительная виртуозность в этом деле у этого батюшки. Когда его посадили в тюрьму, то узнали арестанты о его вине и решили сделать ему какую-то пакость. Слышал я, что они на него, кажется, целый ушат вылили помоев. Осудили его в ссылку на семь лет в Енисейскую губернию.

Оказывается, что там, где он стоял на квартире, он увлекся молодой еврейкой и хотел с нею выехать в Америку. Я, со своей стороны, не могу судить его. Дело в том, что подобное увлечение в нем было вынуждено вдовством: как молодого священника, нужно было бы его пожалеть. Жаль мне было о. Петра!

Ваня Бочаров; дивный был гимназист, ему было семнадцать лет от роду. Отец его был тоже ссыльный, но благочестивый и набожный человек. Он имел много детей и, благодаря своим необыкновенным способностям по различным техническим специальностям, он имел свою мастерскую и своих рабочих, любимая его среди других специальностей была специальность золотых дел мастера.. Вот его-то старший сын Ваня гимназист пятого класса, и является, так сказать, героем повести. Когда была в 1905 г. у нас революция, то она докатилась и до Восточной Сибири, где сразу, как грибы, появились почти во всех сибирских городах социал-демократические комитеты, стали организовываться демонстрации, стали устраиваться политические митинги и т.д: Ваня был мальчик весьма впечатлительный, нервный и отчасти раздражительный. Как-то он однажды встретил меня и, поздоровавшись со мною, спросил меня:

— Отец Спиридон, как думаете, будет ли какая-нибудь польза от того, если я примкну к революционной партии?

— Не знаю, мой Ваня, но я просил бы тебя этого не делать.

— Почему?

— Да просто потому, что я чувствую, что дело будет плохое.

Долго и неоднократно я беседовал с ним по этому делу. После этого нашего с ним разговора прошло месяца три. И что же? Я слышу, что этот Ваня наповал из револьвера уложил самого полицмейстера г. Читы. Когда за ним погнались солдаты, то он вбежал в мастерскую своего отца и бросил в этих солдат бомбу, осколок этой бомбы оторвал у Вани, кажется, левую руку, несколько месяцев лежал он в больнице, когда же поправился, то посадили его в тюрьму. Просидел там несколько времени, и суд его приговорил к смертной казни через повешение. Утром рано, часа в четыре, вызвали на прощание с ним отца, мать, сестер, маленьких братьев, и вот тут стоял иеромонах из читинского архиерейского дома о. Иаков. Родители его очень горячо плакали, а он поцеловал всех своих родных и, простившись с ними, сказал: «Дорогие родители, братья и сестры мои! Вы видите, что у меня даже и слезинки нет, я верю, что мы перейдем из этой земной жизни в другую. Если меня и будут на том свете судить, как убийцу, то я с дерзновением буду оправдываться и буду доказывать, и скажу, что я убил того, который был провокатором из провокаторов. Сколько бы он еще отправил на каторгу людей, а теперь я последний иду от его руки, я его убил, вешает и он меня, но зато сколько спаслись от него; я прошу вас, не плачьте». О. Иаков предложил ему исповедаться и причаститься Святых Тайн, но он наотрез отказался и, взглянув сердито на священника, сказал: «Не возмущай мои торжественные последние минуты». Сказав это, он стал на стул, накинул на себя петлю, толкнул из-под себя стул, несколько раз перевернулся, то в одну, то в другую сторону, и через несколько минут уже очутился в телеге. Отпевать его было строго запрещено, но нашелся священник и ночью отпел его.

Нерчинская каторга

В Нерчинской тюрьме был арестант, заслуживающий особенного внимания. Арестант этот был святой человек. Вот что рассказывал он мне:

Я, батюшка, был богатым человеком. Скоро я потерял родителей, остались мы с сестрой вдвоем. Сестра моя на четырнадцатом году умерла от сыпного тифа. Остался я один. Опекуншей моего состояния была тетя, сестра моей матери. Я был от природы жалостливый к людским страданиям и не мог равнодушно смотреть на нужды и слезы человеческие. Однажды я просыпаюсь и слышу, что тетя с кем-то разговаривает, и часто ее разговор прерывается плачем.

Я насторожился. До моих ушей долетает другой чей-то голос, тоже прерывался и он плачем. Я страшно заинтересовался. Через минут десять все смолкло. Я встал, умылся, оделся и вышел к своей тете. Тетя поздоровалась со мною. Я не утерпел спросить тетю: «С кем и о чем Вы, тетя, разговаривали сейчас?» — «Ты знаешь, Ваня, та барышня, с которой ты хотел познакомиться, она утонула, и вот сегодня, рано утром, ее вытащили из городского пруда». — «Как? Что ты, тетя, говоришь?! Это та барышня, что хотела ко мне прийти?» — спросил я. «Да, — ответила тетя, — она самая».

Я сейчас же пошел на то место, где ее вынули из воды и положили. Действительно, она еще лежала на том месте. Пристав тут стоял. Я поздоровался с ним, так как он мне был знакомый. Я не мог на эту несчастную девушку смотреть, мне было ее очень жаль. Пристав мне и говорит: «Вы знаете, Иван Иванович, вот сейчас я в ее кармане нашел одну записку, в которой она проклинает весь мир, доведший ее от голода броситься в пруд; она была проститутка, как я ее знаю, она сбилась с пути так около года». Я не вытерпел, слезы подкатились к горлу, и я заплакал. Мне было очень жаль их. Я с этого дня решил помогать этим несчастным людям.

Я ходил по гостиницам, раздавал им деньги, других выкупал из этого засасывающего болота, некоторых одевал, кормил и лечил. Скоро меня они узнали, и к моему дому повалили они десятками. Свидетель Бог, я не соблазнялся ими, мне было их очень жаль. До 92-х этих несчастных женщин я выдал с маленьким приданым замуж, лечил человек триста, похоронил несколько десятков, и все это я делал на свой счет. Хотел было для них на свой счет выстроить больницу, для старых больных приют и богадельню, но вот случилась со мной беда. Кто это сделал? Я до сего времени не могу знать. Вы знаете (арестант заплакал), я в десять часов вечера возвращаюсь из театра, и что же? Я на своей Кровати увидел одну из этих несчастных женщин, лежащую с выпущенными внутренностями, и я так ужаснулся, что не мог пошевельнуться с места. Я заявил полиции. Полиция ко мне была неравнодушна за мою любовь к этим несчастным женщинам. Многие из содержателей этих домов были страшно рады моему горю.

Меня судили и суд признал меня виновником этого убийства, и я был присужден на двенадцать лет в каторгу. Вы знаете, наш дорогой батюшка, нет более несчастных людей, достойных Божьего и человеческого сострадания к себе, как эти; несчастные женщины. Если мне и пришлось из-за на» пострадать, то я благодарю моего Господа за то самое, что я из-за них пострадал.

Еще к этой моей радости приложилась новая радость — тетя продала мое имение и все деньги потратила на спасение этих несчастных людей. Милый батюшка, нет более несчастного, нуждающегося в христианской деятельной любви к себе человека, как эти падшие женщины. Я более чем убежден, что они мученицы-страдалицы, и Христос скорее других их простит. Вы знаете сколько дней они иногда живут впроголодь, нет у них ни рубашонки, ни юбчонки, большая часть из них сироты, выброшенные на улицу нищетой, а то и мачехой своей; и вот эти несчастные из-за куска хлеба продают свое тело, продают и свою душу. Если вы их встречаете грубыми, злыми нахалками, страшными циниками, то ведь это от того, что они на мужчин смотрят, как на своих тиранов, кровожадных зверей, терзающих их своими страстями точно, как какие-нибудь хищники! Часто, удовлетворившись, мужчина начинает их всячески бить, издеваться над ними и т.д. Но если бы Вы знали, сколько из них есть кротких, смиренных и покорных своей судьбе, и, как овечка бедная, идет добровольно на зарез и на такой зарез, когда жизнь их сама превращается в тупой нож, и иногда этим тупым ножом жизнь режет их целые десятилетия. Вот, мой милый батюшка, что значит проститутка.