Острие копья - Рекс Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сжала губы.
— Вы неправильно поняли меня. В вашем изложении это звучит ужасно.
— Отнюдь нет. Возможно, грубо, но предельно ясно. Я понимаю ваше взволнованное состояние, но я-то спокоен, и разум мой ясен. Ваша позиция, как вы мне ее изложили, не совсем разумна. Можете просить меня о чем угодно, но ваши просьбы не должны противоречить одна другой, или же одна исключать другую. Вы можете, например, сказать мне, что хотя вы и хотите, чтобы я нашел убийцу, но вместе с тем просите меня не надеяться на обещанное вашей матерью вознаграждение. Я угадал, вы об этом просите меня?
— Нет. Вы сами знаете, что нет?
— Хорошо. В таком случае, вы просите не искать убийцу, дабы не поощрять стремление вашей матери к отмщению? Так или не так?
— Я уже сказала, нет!
— Или вы хотите мне сказать, что я могу искать убийцу, если мне хочется, и я могу воспользоваться, в случае успеха, своим правом на вознаграждение, раз оно объявлено, но ваша семья осуждает это из моральных соображений.
— Да. — Губы ее задрожали, но она быстро справилась с собой и, резко встав, внезапно выкрикнула ему прямо в лицо: — Нет! Господи, зачем я пришла к вам. Профессор Готтлиб ошибся, вы, возможно, умны, но… Прощайте, мистер Вульф.
— Прощайте, мисс Барстоу. — Вульф не шелохнулся в кресле. — Извините, по техническим причинам прощаюсь с вами сидя.
Она направилась к двери, но на полпути замедлила шаг, остановилась и повернулась к нему. После секундного раздумья она, отчаявшись, выпалила:
— Вы — настоящая ищейка. Да, да! Вы бессердечны.
— Возможно, — спокойно ответил Вульф и вдруг поманил ее пальцем. — А ну-ка вернитесь, мисс, и снова сядьте в кресло! Вы пришли по слишком серьезному делу, чтобы из-за минутной вспышки раздражения все погубить. Вот, так будет лучше. Самообладание — это бесценное качество. А теперь, мисс Барстоу, из создавшегося положения есть два выхода. Первый — я категорически, но в вежливой форме отвергаю ваше предложение в том виде, в каком вы его сделали, и мы расстаемся, сохранив друг к другу неприязнь. Второй — вы отвечаете мне на несколько вопросов, и мы потом вместе решаем, что делать дальше. Какой из них вы предпочитаете?
Она была потрясена, но держалась хорошо.
— За эти два дня я только и делала, что отвечала на вопросы, — наконец промолвила она.
— Охотно верю. Представляю, какие это были нелепые вопросы и каким тоном они задавались. Но я не отниму у вас много времени и не оскорблю вас глупостью вопросов. Как вы узнали, что я имею какое-то отношение к этому делу?
Она была явно удивлена.
— Как узнала? Да ведь вы все это и начали, не так ли? Это была ваша догадка. Это всем известно, даже в газетах об этом писали, и не только в Нью-Йорке, но и у нас в Уайт-Плейнс.
Я не мог удержаться от улыбки. Разве Вульф забыл, что Дервин не поленился вызвать Бена Кука и хотел отправить меня в участок?
Вульф кивнул.
— Вы обращались к мистеру Андерсону с той просьбой, с которой обратились ко мне?
— Нет.
— Почему?
Она заколебалась, прежде чем ответить.
— Не считала нужным. Даже не знаю, как это вам объяснить.
— А вы попробуйте, мисс Барстоу. Не потому ли, что мало верили в то, что он способен вам помочь?
Она вся напряглась. Ее руки, лежавшие на коленях, очень красивые руки с тонкими сильными пальцами, сжались в кулаки.
— Да! — резко ответила она.
— Хорошо. Но почему вы решили, что я смогу?
— Я не думала… — начала она, но Вульф прервал ее.
— Успокойтесь и соберитесь с мыслями. Я задаю вам простой и честный вопрос. Не потому ли, что вы считаете меня более компетентным, чем мистер Андерсон? Или потому, что я первым догадался о преступлении?
— Да.
— Значит, потому что я каким-то образом понял, что ваш отец был убит отравленной иглой, с силой выброшенной из ручки клюшки для гольфа?
— Я не знаю… Не знаю, мистер Вульф.
— Потерпите, я скоро закончу. Мой второй вопрос. Задаю его из чистого любопытства. Кто подал вам странную мысль, что я именно тот чудак, который согласится удовлетворить вашу идиотскую просьбу?
— Не знаю, право, не знаю. Но я должна была что-то делать. Поэтому, когда я услышала, как профессор психологии Готтлиб упомянул ваше имя, — он написал книгу «Современная криминология»…
— А, это та книга, которую каждый умный преступник должен подарить всем знакомым сыщикам.
— Может быть. Но мнение профессора Готтлиба о вас скорее положительное. Я позвонила ему. Он меня предупредил, что психоанализу вы не поддаетесь, ибо ваша интуиция от дьявола, и еще, что в своем деле вы тонкий художник и порядочный человек. Поэтому я и решила приехать к вам, мистер Вульф. Прошу вас… прошу…
Я испугался, что она сейчас расплачется, а мне бы этого не хотелось. Но Вульф быстро привел ее в чувство.
— Все, мисс Барстоу. Это все, что я хотел знать. А теперь сделайте мне одолжение, позвольте мистеру Гудвину показать вам мою оранжерею.
Она насторожилась, но Вульф успокоил ее:
— Это не хитрость с моей стороны, мисс Барстоу, и не уловка. Просто моей интуиции надо остаться наедине с дьяволом. Всего полчаса, не более. К тому же я должен сделать несколько телефонных звонков. Когда вернетесь, думаю, у меня будет к вам предложение. — Он взглянул на меня. — Фриц вас позовет, Арчи.
Она встала и беспрекословно последовала за мной. Я был рад поскорее увести ее, измученную страхами и подозрениями. Вместо того чтобы предложить ей подняться на верхний этаж по лестнице, я решил воспользоваться персональным лифтом хозяина. Едва мы вышли из лифта, как она испуганно схватила меня за рукав.
— Почему мистер Вульф велел вам отвести меня сюда, мистер Гудвин?
Я укоризненно покачал головой.
— Не спрашивайте меня, мисс Барстоу. Даже если бы я знал, я не сказал бы вам. А поскольку я не знаю, давайте лучше полюбуемся на орхидеи.
Открыв дверь в оранжерею, я увидел, как в холл вышел садовник.
— Все в порядке, Хорстман, — успокоил я старика. — Можно нам посмотреть на орхидеи?
Он кивнул и опять скрылся в своей каморке.
Сколько бы раз я ни вступал в это царство тропических растений, у меня неизменно захватывало дух, как при виде головокружительной петли в воздухе или полета копья, подобного прочерку молний, скрестившихся в небе, как два клинка. Вульф предпочитал каменные скамьи и витые железные угловые стеллажи для своих красавиц, а систему орошения придумал сам Хорстман. Оранжерея была как бы поделена на три части: в первой комнате находились каттлеи лелиас и их гибриды, во второй царствовали одонтоглоссумы онсидиумы и мильтонии, в третьей — другие разные тропические растения. На этом же чердачном этаже находилась каморка садовника, кладовка для хранения грунта и небольшое угловое помещение, где Хорстман и мой хозяин выращивали новые сорта, проводили опыты по селекции и прочее. В самом дальнем углу чердака, у шахты грузового лифта, было отдельное помещение для хранения садового инвентаря, цветочных горшков и всех компонентов грунта — песка, торфа, глины, угля и прочего.
Стоял июнь, циновки на стеклянных стенах теплиц были подняты, и шаловливые солнечные зайчики бегали по листьям и гордым головкам цветов. Меня всегда завораживала эта игра красок и света, и мне не терпелось узнать, какое впечатление это произведет на Сару Барстоу. Но, видимо, ей и мне одинаково трудно было тут же полностью переключиться на созерцание этого великолепия. Я догадывался, о чем она думала, а у меня из головы не шло объявление ее матери в газете. Правда, девушка из вежливости сделала вид, что заинтересовалась рядами каттлей, теми, что были к ней поближе. Я, следивший за выражением ее лица, однако сразу заметил, когда интерес стал искренним. Она вдруг сама подошла к боковой скамье, где стояло не более двух десятков горшков с лелиокаттлеями светозарными. Это меня обрадовало, ибо это был мой любимый сорт орхидей. Я остановился за ее спиной.
— Невероятно, — тихо промолвила она. — Никогда еще не видела таких удивительных красок.
— Да, это гибрид двух сортов. В природе их не существует.
С этой минуты она уже по-настоящему заинтересовалась всем, что видела. Когда мы остановились у брассокаттлелий трюфотиана, я срезал для нее два цветка. Экскурсия по оранжерее, как положено, сопровождалась моими краткими комментариями, как был получен тот или иной сорт, но, кажется, ее это мало интересовало. Мы прошли в следующую комнату, и тут меня ждало разочарование. Саре, оказывается, больше понравились одонтоглоссумы, чем каттлеи и их гибриды. Я решил, что это потому, что одонтоглоссумы ценятся дороже и их труднее выращивать. Но я ошибся. Оказалось, она ничего этого не знала. О вкусах не спорят, огорченно подумал я. Но самым большим сюрпризом было другое. Покидая оранжерею, она вдруг увидела малютку мильтонию голубую и пришла в неописуемый восторг от изящества ее лепестков. Я рассеянно соглашался, думая уже о другом, ибо моя голова была занята догадками, что Вульф намерен делать дальше. Наконец появился Фриц. С почтительным поклоном он по всем правилам объявил, что Вульф ждет нас. Ухмыльнувшись про себя, я хотел было легонько ткнуть его пальцем в ребро, но передумал, ибо знал, что уж этого он мне не простит никогда.