Кратер Эршота. Фантастический роман - Вячеслав Пальман

Усков закрыл дневник. Все молчали. Всех взволновала история двух большевиков, трагически погибших вда-ли от людей в те самые дни, когда над страной всходило солнце революции. Не довелось им своими глазами увидеть победу народа, за освобождение которого положили они свои жизни. Костёр догорал. Он оброс серым пеплом и вскоре погас.

— Ну, что ж, похороним его, — негромко сказал кто-то.

Борис и Петя нарвали свежей травы, обложили тело.

Любимов закрыл гроб крышкой, взял свою лопату и, отойдя немного в сторону, стал рыть могилу. К нему присоединились остальные. Сменяя друг друга, они быстро вырыли яму, осторожно перенесли гроб на новое место, спустили на верёвках и, по русскому обычаю. кинули по горсти земли. Застучали лопаты. Скоро на месте покинутого стойбища вырос свежий холмик. Из нескольких лежавших поблизости брёвен соорудили памятник в форме пирамиды. Одно бревно Любимов обтесал, на южной стороне вырезали надпись:

Никита Петрович Иванов, рабочий Путиловского завода в Петербурге, верный сын рабочего класса, член партии большевиков с 1903 года. Родился в 1866 году, умер в январе 1921 года. Спи с миром, дорогой товарищ!

Геологическая поисковая партия 14-бис треста «Сев-строй».

Все сняли шапки. Любимов приложил ружьё к плечу и поднял стволы вверх. Загремел прощальный залп.

И эхо его прокатилось среди диких гор.

Постояли немного, бросили последний взгляд и пошли. Шли молча, каждый со своими мыслями.

Глава шестая

Молчал лес, облитый неярким северным солнцем. Рядом с лагерем дышала и струилась сильная своей затаённой мощью река. Вокруг стояли, не шелохнувшись, высокие травы. Курились на горизонте и таяли в голубой дымке снежные, таинственно притихшие горные хребты. Торжественная, задумчивая природа окружала людей, палатку, костёр.

Усков сидел глубоко задумавшись и глядел куда-то вдаль — на дымчатые горы, на облака, медленно плывущие в голубой вышине.

Начальник партии ничего не говорил о своих планах. Он долго не спал, ворочался на своей постели, вставал и ходил взад-вперёд за палаткой, что-то обдумывая. Не спал и Любимов. Он ещё раз, уже сам, перечитал дневник Иванова, сопоставляя отдельные факты, и тоже задумался, взвешивая каждое прочитанное слово.

Вот геолог и проводник уселись перед палаткой на траве и посмотрели друг на друга.

— Ну? — спросил Усков.

— Не меньше ста — ста двадцати километров отсюда, — ответил Любимов, без слов понимавший начальника экспедиции.

— Ты думаешь?..

— Он шёл от пещеры на юг четыре или пять дней. Как бы ни был физически надорван человек, а в зимнюю стужу, только чтобы не замёрзнуть, он на лыжах пройдёт за день не меньше двадцати — двадцати пяти кило-метров. В горах снег мельче. Значит, Иванов шёл быстрее. А вот в долине снегу стало больше, идти труднее Да он и был уже без сил. Вероятно, от гор до реки расстояние в пятнадцать — двадцать километров он прошёл в два, а может быть, и в три дня и где-то тут упал…

— Значит, твой совет — искать?

— Конечно, искать.

— И я так думаю. В низовьях Бешеной реки мы нашли металлы, и притом в значительном количестве. По-видимому, где-то выше по течению есть места, откуда водяные потоки брали в своё время эти тяжёлые металлы и тащили их сюда, вниз. Обрати внимание… Вот… — Усков вытащил из кармана и положил на ладонь три кусочка тускло желтеющего золота. — Небольшие самородки. Они уже достаточно обкатаны водой, песком, камнями. Но из глубины земли они вышли не здесь. Коренная жила находится где-то поблизости.

— То-то и оно. Надо менять маршрут и податься дальше на север.

— Так и сделаем. Но мне хочется уточнить ещё одно обстоятельство. Река течёт с северо-запада на юго-во-сток. Иванов же прямо говорит: «Ищите каменный столб на север отсюда». Означает ли это, что нам надо уходить из долины по какому-нибудь притоку, который впадает с севера, или идти до верховьев самой реки, отклоняясь на северо-запад? Сто километров — это огромное расстояние Нам и года не хватит, чтобы исследовать такую площадь.

— Слушай… Иванов нигде не пишет, что его перевозили через реку. Он оказался на этом берегу и сам реки не переходил. Видно, он провалился в наледь, переходя через какой-нибудь приток. Мне думается, надо идти вверх по реке, пересечь один — два притока и затем поворачивать прямо на север, в горы.

— Важно не ошибиться. Стоит нам сделать лишних десять — двадцать километров или столько же не дойти, и мы будем блуждать по горам вслепую. Тогда цели нам не видать всё-таки, как своих ушей.

— А мы попробуем определить приток. Не все речки и ручьи дают наледь…

Чуть загорелся алым пламенем восток, когда геолог и проводник забылись в коротком сне. Солнце, ещё скрытое горами, позолотило сперва снежные шпили, потом свет спустился ниже, поиграл на гранях гор и вот уже залил красноватыми лучами всю темно-зеленую чащу долины.

Хмурый лиственничный лес встречает солнце молчаливо и сдержанно. Утреннюю тишину нарушит разве только сойка, считающая себя северным соловьём. Ей все надо, до всего есть дело. Она сидит где-нибудь на вершине сухого дерева и пристально наблюдает. Непоседливая птица не любит тишины. Ни с того ни с сего она встрепенётся и вдруг неожиданно резко вскрикнет, словно испугавшись чего-то, истерически проскрипит и снова насторожённо затихнет, чтобы перелететь в другое место и опять вспугнуть на минуту своими выкриками мёртвую лесную тишину… А там, глядишь, забормочет на глухой полянке глухарь, пробурчит что-то своё, угрюмое, недовольное, и тут же юркнет в кусты, чтобы там, укрыв голову под чёрное крыло, доспать эти беспокойные светлые часы… Осторожно треснет под тяжёлой лапой медведя сухая веточка, бурый медведь высунется из валежника, поведёт носом по сторонам и пойдёт вразвалку гулять по полянам, выискивать сладкие ягоды прошлогоднего шиповника и брусники.

Лагерь проснулся, как всегда, вместе с солнцем. Хватай-Муха загремел ведром и, протирая глаза, пошёл к речке. Вскоре поднялся лёгкий дымок от костра, запахло жареной рыбой, голоса стали веселей и громче, залаяли собаки, и вот уже все ожило. Разведчики пошутили над невыспавшимся завхозом и сели за стол.

После завтрака Усков попросил внимания.

— Мы меняем курс, — объявил он. — За сорок — пятьдесят дней, какие остаются в нашем распоряжении до холодов, мы должны разыскать ущелье, открытое Сперанским и Ивановым. Берём курс на север, по пути Никиты Петровича Иванова. Выступаем завтра. Сегодня мы с Александром Алексеевичем завершим свои работы здесь; Петя и Борис займутся охотой и рыбной ловлей: провиант нужно готовить в запас; Лука Лукич и Николай Никанорович подготовят лошадей и имущество. Нам предстоит долгий — возможно, трудный путь по горам. Лошади должны быть в хорошем состоянии. Как только затих в отдалении лай Туя и Кавы, побежавших за своими друзьями на охоту, в траве около палатки что-то зашелестело и у костра высунулась насторожённая мордочка зверька. Он быстро-быстро огляделся по сторонам своими большими круглыми глазами, пошевелил смешными усиками, моргнул раз, другой и ловко вспрыгнул на мешок с овсом. Помогая себе лапками полосатый бурундук поспешно набил защёчные мешки зерном. С заметно пополневшей, раздувшейся мордочкой он спрыгнул вниз и исчез в траве. Воришку видела сойка, и он пришёлся ей, должно быть, не по душе. Сойка присмотрелась к бурундуку и камнем свалилась вниз, спланировала над травой и громко вскрикнула над самой головой зверька. Бурундук растерялся, встал на задние лапки, в одно мгновение выплюнул весь запас овса и, обидчиво пискнув, скрылся в густой траве.