Двойная игра - Александр Карасимеонов

Слушая, я начал считать пункты, по которым моя собеседница имела продуманное, твердое практическое мнение. Моя хрупкая Неда показалась мне безнадежным романтиком, которого непременно ждет неудача в этом мире практичных, уверенных в себе женщин… Придется послать ее к Зорнице – пусть возьмет у нее энное количество частных уроков, пусть поучится.

– Ангел внешне казался настоящим мужчиной: порядочный, из хорошей семьи, с принципами, с характером – словом, человек, знающий жизнь, а по сути был совсем не таким. Вам я могу сказать, потому что вы хотите объяснить, почему он наложил на себя руки, этого требует ваша профессия. Ну вот, он был жутко сентиментальный. Я после поняла: он же под знаком Близнецов родился! Вот вам пример: он до сих пор… то есть до самой смерти… чувствовал себя виноватым перед дочерью. Восемь лет прошло, как развелся, пора было подвести черту под этим браком! И подумать, как заново построить свою жизнь, а он что делал? Поедет за границу – и привезет всяких вещей, всяких тряпок и все тащит в дом, где живут бывшая жена и дочь! Говорил: это, мол, ради дочери. Их жилье превратилось во дворец, а сам за дикие деньги снимал квартиру и не думал о будущем. Понимаете? Я уж один раз нарвалась на такого, которому семья была не нужна, и тут, с Ангелом, тоже почувствовала: и ему семья не нужна. Он жил так, будто и не терял семьи, будто есть у него дом и другого ему не нужно. И я ему все откровенно высказала этим летом в Созополе. Прямо до скандала дошло, я так и сказала: ты живешь не для себя – для дочери ты живешь!.. В общем, всю правду ему в глаза…

Эти сведения совпадали с другими – полученными от секретарши Конова. Я ждал, что последует рассказ о драматических событиях, происшедших в августе в Созополе, всего три месяца назад. Возможно, тогда и начался путь, приведший Ангела Борисова к веревке.

– А теперь, – сказала Зорница, – я сделаю перерыв – я каждый час отдыхаю пять минут – и сварю кофе. Что-то я чересчур разговорилась. Но вам, должно быть, интересно, верно? А заодно выпьем кофе, если вы ничего не имеете против кофеина. Есть ведь люди, которые отрицательно относятся к кофеину!..

– Я к нему отношусь положительно, – сказал я. – Употребляю в неограниченном количестве.

– Вот и чудесно.

Зорница одарила меня улыбкой, приоткрывшей белые и ровные, точно у кукол, зубы (от роли труженицы, она, очевидно, переходила к роли светской дамы).

Окно было приоткрыто, чтобы выветривался запах краски, и затылком я чувствовал холодок – мне показалось, что это холодок туманного сырого вечера, хотя час был ранний. Но сейчас я склонен думать, что холодок этот вызвало соприкосновение с железным характером Зорницы Стойновой, а вовсе не дуновение влажного воздуха, проникавшего в комнату.

Зорница накрывала на стол. Поставила дорогие кофейные чашки японского фарфора, прозрачные, как папиросная бумага (эти чашки она, наверное, доставала для самых почетных гостей). Когда она наливала кофе, она словно танцевала – слегка изгибалась в талии, подчиняясь одной ей слышному ритму, плечи и грудь ее подрагивали, а тонкая, но сильная шея грациозно изгибалась, как бы следуя за тонкой струйкой кофе. Весьма кокетливая демонстрация линий и форм. Но может, подумал я, женщина с таким рациональным подходом к жизни считает, что после часа напряженной работы ей нужно двигаться, это просто гимнастика, обыкновенная гимнастика. Сейчас мне кажется, что я был несправедлив к ней. Мы часто ошибаемся, когда по одной черте характера судим о человеке в целом. Все же должен признаться, что впечатление у меня осталось приятное.

Зорница села с чашкой в руке напротив меня на диван, положила одну красивую ногу на другую и, деликатно отпивая кофе, продолжала свой не слишком деликатный рассказ. Однако именно такой мне и был нужен.

– Расскажу вам подробно о том, что случилось в Созополе, потому что, может быть, это хоть как-то объяснит поступок Ангела… В Созополе мы пробыли с десятого августа до конца месяца. Мы поехали в это время, поскольку большинство наших друзей тоже собиралось ехать туда. Нет, это не совсем верно. Мы выбрали это время из-за его дочери. В июле ей надо было сдавать экзамены, и он, конечно, как любящий отец, не мог оставить ее одну в Софии на мученья… А для нее, должна вам сказать, это было мученье. Ведь одним наука дается, а другим не дается. Она девушка неглупая, могла бы, наверно, и хорошо сдать, да голова у нее забита другим. И вообще у нее такая каша – девчоночьи мечты плюс женские капризы, – она и сама не знает, чего хочет… До этой поездки в Созополь у нее словно была одна цель в жизни – держать отца в подчинении. Но после Созополя она изменилась. Так и должно было быть, раз у нее появился наконец настоящий мужчина… Она почувствовала себя женщиной.

Зорница сделала краткую паузу – видимо, вслушавшись в свои последние слова, она почувствовала, что выходит из образа, который хотела создать для меня, а может, и для себя самой.

– Да, так вот что произошло, – продолжала она, обдумывая свои слова. – В августе в Созополь приезжают веселые компании из Софии – ну, знаете, люди, которые вечно веселятся, для которых жизнь сплошной праздник. Они не отдыхать приезжают, а туалеты показывать… Вы давно были в Созополе последний раз?

– Как вам сказать, – ответил я, – всегда получается, что мне дают отпуск в январе…

– Ну, в январе в Созополе делать нечего, да и веселых людей там в это время нет, разве что они вдруг решат собираться, чтобы демонстрировать зимние туалеты… и не советую туда ездить. Я, например, туда ни за что больше не поеду. Противно смотреть, как они тупо бездельничают. Встречаются, конечно, и приличные люди, которые приезжают, чтобы нормально отдохнуть и поразвлечься, – художники разные, музыканты, артисты, но я вам признаюсь, меня они совершенно не интересуют, хотя их теперь в Созополе большинство. Бывают там и киношники – у меня среди них есть знакомые. Ну, у этих к жизни свой подход – они знают, что жизнь коротка, как фильмы, которые снимают. Вот и стараются получить за минимум времени максимум удовольствия. В последние годы в Созополь стали иностранцы приезжать, в основном поляки, тоже все люди искусства. Теперь Созополь в моде. На первый взгляд интересно, но я вам не советую ездить туда: каждый смотрит, какие у другого тряпки, а сам из кожи вон лезет, чтобы не походить на других.

– Хорошо, хорошо, – сказал я, – не поеду, разве что по работе пошлют.

– Все равно откажитесь!

То, что случилось в августе, похоже, оставило у Зорницы такой неприятный осадок, что она как практичный человек сделала для себя необходимые выводы – никогда туда не ездить и, исходя из своего горького опыта, настоятельно советовала это другим.

– Ангел Борисов приехал с дочерью. А ведь я ему ясно намекала, что мне будет куда приятнее, если мы поедем только вдвоем.

Я с нетерпением ждал, когда она заговорит по существу, и тут подумал, что она, должно быть, не ограничилась намеками, а прямо просила не брать дочь.

– Он снял нам комнаты в одном доме – вот и все, что он сделал в ответ на мою просьбу быть вместе… Может, он думал, что его дочь, пожив с нами, свыкнется, примирится. До того момента его дочь, кажется, считала, что отец ее – ну просто евнух. Однако надеялся Ангел напрасно. Честно говоря, мне все это было до того отвратительно! Терпела я только потому, что была сильно привязана к Ангелу. Она по целым дням плакала, отказалась ходить с нами на пляж. Бродит вокруг, следит за нами издалека, точно мы бог знает чем занимаемся. Как видите, болезненная история, странная в наши дни, когда девочки все знают еще с детсадовского возраста. Это было что-то ненормальное, психическое. Что поделаешь, приходилось терпеть. Ангел два-три раза ездил с дочерью в Бургас, возил ее на машине на юг до Ахтополя… Умолял меня извинить его за то, что оставляет меня одну. Я его прощала. Вполне понятно, почему она такая: мать ведь тоже бросила девчонку, уехала работать за границу, опять же ради барахла… Так что меня можно меньше всего обвинять в том, что случилось… В один прекрасный день она вдруг исчезла, правда, оставив записку, что уехала с одним знакомым Ангела, который вертелся около нас… Инженер. Владимир Патронев.

Что-то, наверно, дрогнуло во мне, чем-то я себя выдал, хотя воображаю, что у меня железные нервы, потому что Зорница прервала свой рассказ и спросила:

– Вы что, знакомы с ним?

– Нет, – ответил я. – Имя вроде бы слышал, но лично не знаком.

Я действительно не был с ним знаком, хотя с самого начала Патронев, имя которого значилось на листочке покойного Ангела Борисова, принимал участие в карточной игре – пока что лишь как скромная шестерка. Но, как известно, если шестерка – козырь, она бьет и туза.

Зорница была очень проницательна: почуяв что-то, она замолчала. Потом встала и непринужденно сказала:

– Вы извините, мне надо работать. Я должна выполнить полторы нормы – только с этим условием мне разрешили съездить на конкурс в Стара-Загору.