Ошибка молодости - Кей Мортинсен

— Ребенок тут ни при чем! — истерически выкрикнула Элис. — Это… это твоя мать!

Тони отпустил ее так внезапно, что она чуть не упала. Голова у нее кружилась, ноги подкашивались.

— Моя мать? — хрипло переспросил он. — Святая Мадонна, о чем это ты?

Элис медленно выпрямилась.

— Дверь не заперта, — слабым голосом произнесла она.

Антонио мрачно повернулся и вошел в комнату Марии, оглядывая ее с таким видом, словно все еще ожидал увидеть здесь ребенка. Или что-нибудь такое, что опровергало бы слова Элис: бейсбольную биту, игрушки, пару коньков.

Ничего этого, разумеется, в комнате не было. И тут Тони повел носом, ощутив запах лаванды. В сознании Элис этот аромат был неотделим от Марии. Он всюду сопровождал ее, с тех самых пор, как супруги Левински приехали в город с Сицилии и привезли с собой красавца-сына, перевернувшего всю ее жизнь. Девушка тяжело вздохнула. Теперь он знал правду. Совершенно измученная, Элис прислонилась к стене.

— Теперь ты мне веришь? — бесцветным голосом спросила она.

— Здесь на окне решетки. — Глаза Антонио сверкнули яростью.

— Да, — подтвердила Элис.

Тони медленно обошел комнату, узнавая знакомые вещи матери. На его лице застыло странное неподвижное выражение.

— Святая Мадонна… Это невозможно…

К сожалению, возможно, печально подумала Элис, глядя, как он перебирает платья, висевшие в небольшом шкафу. Она вся сжалась, увидев, как Антонио зарылся лицом в одежду, сладко благоухающую лавандой.

— Мне очень жаль, Тони, — тихонько произнесла девушка.

Он поднял голову и медленно вышел на середину комнаты, двигаясь, как во сне.

— А я-то думал… — Голос его сорвался, и сердце Элис, исполненное сочувствия, снова потянулось к нему. Он так обрадовался, думая, что стал отцом. А вместо этого узнал, что с его матерью произошло что-то ужасное. — Я думал, у нас… Господи! — еле слышно прошептал он. — Так никакого ребенка нет?

Элис молча покачала головой. Ее взгляд упал на стоявшую на туалетном столике фотографию Джейн с малышом Томми на руках, тем самым, который погиб из-за Тони. Из груди девушки вырвалось рыдание.

— Нет, — прошептала она.

В глазах Антонио отразилась такая пустота, что Элис показалось — еще минута, и ее сердце разорвется от боли.

5

Антонио видимым усилием воли постарался взять себя в руки. Взгляд его упал на фотографию, и на щеках вспыхнули красные пятна.

— Ничего не понимаю.

— Идем в гостиную, — негромко предложила Элис. — Я принесу тебе кофе.

Руки девушки отчаянно тряслись, и ей пришлось поставить чашки на резной поднос, когда-то принадлежавший отцу Антонио. Подойдя к двери гостиной, Элис почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Тони с каменным лицом неподвижно сидел в кресле, глядя в пространство. Ему стоило огромного труда справиться со своими эмоциями — кулаки мужчины сжимались и разжимались, словно он хотел ударить кого-нибудь, выплеснуть отчаяние и тоску.

— Мне так хотелось иметь ребенка, — бесцветным голосом произнес Тони.

Элис прекрасно понимала, что происходит в его душе. Для него было невыносимо оказаться перед ней в таком нелепом положении. Ей стало не по себе. Странная ирония судьбы: мужчина, убивший ее племянника, хотел иметь от нее ребенка!

— Где моя мать? — медленно спросил он.

— Уехала отдыхать вместе с дедушкой. — Элис неловко переминалась с ноги на ногу. Ну что тут скажешь? Она умела успокаивать, и с какими бы проблемами ни обращались к ней ученики, ей всегда удавалось прийти к ним на помощь. А сейчас у Элис не было слов. Страшнее не бывает — узнать, что твоя мать уже не та, какой ты ее помнил. Однако Антонио ждал объяснений, и девушка набралась храбрости. — Мария… твоя мать, — начала она, — с ней все хорошо. Она вполне здорова и жизнерадостна.

— Тогда почему вы держите ее здесь как пленницу? — прошипел Антонио.

— Мы не…

— На окнах решетки! — рявкнул он. — Моей матери уже семьдесят, и я сомневаюсь, чтобы она тайком бегала куда-нибудь по ночам. Она что, хочет уйти от вас?

Элис тупо уставилась на него. Ну да, ведь ему трудно понять то, что ей казалось совершенно очевидным.

— Что вы с ней сделали? И вообще, почему она у вас?

— Твоя мать переехала к нам два года назад. Она не может жить одна, — спокойно пояснила девушка, но, встретившись глазами с Антонио, снова содрогнулась, увидев, какая в них пустота. — Решетки на окнах нужны для ее же безопасности. Она иногда падает. Знаешь, как это бывает с пожилыми женщинами. — Тони беспомощно провел рукой по волосам. — И еще она ходит во сне.

Антонио вскинул глаза.

— Раньше с ней такого не бывало.

— Это… реакция на шок, — осторожно объяснила она.

— А все эти таблички с подсказками? Это ее?

Элис кивнула. Тони настороженно наблюдал за ней.

— Ты… ты ведь понятия не имел, что она переехала к нам, да? — спросила она, стремясь перевести разговор на другую тему. — Ее семья в Палермо…

— Это одна из причин, почему я здесь, — сказал Тони. — Когда родные позвонили ей домой, им ответила совершенно незнакомая женщина, которая к тому же заявила, что знать ничего не знает о маме.

— Это, наверное, бабушка Сэма Хаджеса, — пояснила Элис. — Она действительно не знает, где живет Мария.

— Мы решили, что мать стыдится меня, поэтому и перестала отвечать на наши письма, — буркнул Антонио.

— Письма все здесь, — спокойно отозвалась Элис. — Почтальон проносит их к нам. — Она пододвинула табуретку к полке и достала тщательно задвинутую вглубь коробку. — Я спрятала их, потому что Мария наверняка бы их уничтожила, а мне этого не хотелось. — И, заметив вопрос в глазах Антонио, пояснила: — Я подумала, что, возможно, когда-нибудь ей захочется прочитать их.

С каменным выражением лица Тони повертел в руках конверты, откладывая те из них, что были надписаны его аккуратным почерком. Ни одно письмо не было распечатано.

— Я писал каждую неделю! — в отчаянии воскликнул Антонио. — Конечно, я не рассчитывал, что мне ответят, но надеялся, что мама хотя бы прочтет их, чтобы быть в курсе моих дел. Ради всего святого, Элис, как тебе удалось внушить ей такую ненависть ко мне? Ты что, постоянно напоминала ей о гибели своей сестры и ее сына? — зло спросил он.

— Я?! Клянусь тебе, нет!

— Я тебе не верю! — прорычал Антонио. — Я был поздним ребенком! Единственным долгожданным сыном. И мать страстно любила меня. А ведь я пострадал безвинно! И надеялся, что она давно уже меня простила, — убитым голосом закончил он.

А вот Элис была вовсе не уверена, сможет ли мать когда-нибудь простить обожаемого сына, погубившего женщину и ребенка, да к тому же отказавшегося признать свою вину. С ним были связаны все ее надежды. Она слепо верила в то, что ее ребенок — самый лучший. А он поступил бесчестно, что, по сицилианским обычаям, было невозможно простить. Неудивительно, что рассудок Марии не вынес такого удара.