Бог Плодородия - Маделаин Монтег

Не осознавая, как это получилось, Габи передвинулась ближе и теперь ничего не мешало ей смотреть. В это время вся группа неохотно пятилась назад, чтобы Джимми, один из студентов, смог снять исторический момент на пленку, прежде чем гроб запечатают в контейнере.

Слезы брызнули из глаз Габи, как только она увидела его прямо перед собой. Она не понимала, что плачет, пока все вокруг не стало размытым, и ей пришлось пару раз моргнуть, чтобы предметы вокруг опять обрели четкость.

Заметив, что крышка саркофага изготовлена так же изящно, как и статуя, Габи уже почти без удивления подивилась мастерству древних скульпторов. Может, они сделали слепок с его тела, а потом залили жидким золотом? Или же просто были искусны в обращении с драгоценными металлами?

Когда она, наконец, оторвалась от созерцания, то увидела, что Шейла изучала ее лицо, а не золото и камни. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, а затем Шейла отвернулась.

На выходе из лайнера в Майами, Габи пришло в голову, что это походит на перемещение в машине времени, поскольку она испытала почти такое же потрясение, когда сошла с трапа самолета в Южной Америке. «Потребуется некоторое время, — подумала она, чтобы заново приучить себя к благам цивилизации после стольких месяцев, проведенных в джунглях».

Она надеялась, что испытает облегчение, когда вернется домой, но вместо этого чувствовала странную отрешенность и печаль.

После приземления Габи пришлось дожидаться, пока наземные службы аэропорта выгрузят контейнер, с которым она прибыла. Ее охватило чувство нереальности происходящего, как будто она сопровождала в последний путь никак не меньше, а президента какой-нибудь державы. Полдюжины представителей южноамериканской страны, где был обнаружен древний город, приземлились незадолго до нее. Прибыло большинство сотрудников музея, и даже некоторые местные политики. На них напирали фотографы, которых едва удерживали два сотрудника службы безопасности аэропорта и два офицера полиции округа Дейд.

Оказавшись под таким пристальным вниманием со стороны представителей прессы, Габи почувствовала себя, по меньшей мере, неуютно. Она никогда не стремилась к публичности, даже когда работала с полицией и идентифицировала трупы людей, убитых двадцать или тридцать лет назад.

Слишком безучастная, чтобы разволновалась так, как предполагала. Она не совсем понимала, чем вызвано ее депрессивно-апатичное состояние. Чувством утраты? Нелепо, но она никак не могла отмахнуться от этого чувства.

Однако Габи была рада вернуться домой, особенно после того, как закончилась изнурительная таможенная волокита и контейнер увезли в музей. Там уже все готово к открытию саркофага и изучению содержимого, но она приступит к работе только завтра утром. В ее распоряжении целый вечер, чтобы отдохнуть и подготовить себя к завтрашнему исследованию.

Квартира показалась ей чужой, лишенной знакомого комфорта и чувства безопасности. Габи стояла в центре гостиной и не могла понять, почему она всегда считала свою квартиру уютной. Оформленная с ультрасовременным шиком, сейчас она показалась стерильной.

Хотя, что она знала о домашнем уюте?

Было ужасно осознать, что ее дом выглядел так же скучно, как приют для девочек, где она выросла… и даже немного хуже. Вместо того чтобы смотреться чистой и светлой: выбеленные стены, бледный бежевый ковер, белая драпировка, хромированные стеклянные столы и шкафы — холодная и безликая.

«Пожалуй, мы с ней очень похожи, — подумала Габи вяло, — такая же бесцветная, как и я».

Бросив сумки на пол, она побрела из гостиной в спальню, на ходу снимая одежду и бросая вещи, где придется. Затем зашла в ванную, включила на полную мощность душ, подождала, пока вода не стала обжигающе горячей, и только потом залезла внутрь и стоя под упругими струями позволила им вымыть ее.

Естественно, еды в холодильнике не было. Она сама лично вычистила его перед отъездом так же, как и шкафчики в кухне.

Поразмыслив, она пришла к выводу, что не голодна. Все, что ей хотелось, так это лечь поперек своей расчудесной мягкой кровати, с ног до головы укутаться в мягкое как пух одеяло и забыться сном.

— Я, конечно, польщен твоей печалью, Лунный Цветок, но признаюсь, я никогда толком не понимал твое племя.

Голос с сильным латиноамериканским акцентом ворвался в ее сон, но Габи и не собиралась просыпаться.

— Уходи, — пробормотала она спросонья. — Я больше не хочу видеть тебя в своих снах.

При звуках его смеха, глубокого и ласкового, она проснулась.

— Ты знаешь, что это был не сон.

Все еще пьяная спросонья, Габи села в кровати, убрала в сторону волосы и уставилась на мужчину, стоявшего в изножье кровати. Она почувствовала, как страх медленно сжимает когтями ее горло, лишая возможности закричать. Бесконечно долго она в изумлении рассматривала незнакомца, пытаясь заставить себя вскочить и броситься наутек. Однако вскоре вспомнила, что легла спать абсолютно голой, и в голове у нее началась внутренняя борьба между неловкостью предстать обнаженной перед злоумышленником и самосохранением.

Мужчина поднял свои руки и начал внимательно их рассматривать… как будто никогда не видел их раньше.

— Это тело тебе не нравится? — с сомнением спросил он. — Признаюсь, меня оно тоже особо не впечатлило. Этот мужчина жалкий экземпляр.

— Я буду кричать! — наконец выдавила Габи хриплым, еле слышным шепотом.

Мужчина посмотрел на нее.

— И с какой стати ты собралась кричать?

У Габи отвисла челюсть.

— Что вы здесь делаете? Как вы сюда вошли? Чего вы хотите?

Его темные брови приподнялись. Он выступил из тени, и свет, струящийся из ванной, наконец, полностью осветил его.

Ей не приснился латиноамериканский акцент. Мужчина был смуглым, его прямые, черные, почти до плеч волосы рассыпались в беспорядке, и выглядел он скорее как худощавый индеец, а не испанец. Потом она засомневалась. Ниже пяти с половиной футов, он явно был мексиканцем, а не кубинцем, как она подумала вначале, учитывая значительную численность кубинцев заселивших юг Флориды.

Тем не менее, его мускулы выглядели достаточно внушительно, и он был мужчиной, значит, был гораздо сильнее чем она, несмотря на меньший рост.

Мексиканец наклонился вперед и положил руку на кровать или, вернее, на ее лодыжку под одеялом. Прежде чем он сумел хорошенько ухватиться, Габи, словно катапультой подбросило вверх, и она издала звук, очень напоминавший мышиный писк. Простыни опутали ее, словно анаконда, когда она попыталась выпрыгнуть из постели. Она хлопнулась на пол, словно мешок с мукой: пол задрожал, задребезжало стекло, и какое-то время она не могла прийти в себя. Но прежде чем успела подняться, он с поразительной легкостью подхватил ее и поставил на ноги.