Врата Галактики - Михаил Ахманов

Командор шумно вздохнул, сделал два глотка и молвил:

– Нет защиты от стрел Купидона…

Ради Ксении он пожертвовал карьерой и ушел с «Паллады» в Сторожевую флотилию. Крейсер возвращался на Фронтир, где гремели сражения и где честолюбивые энсины могли добиться славы и наград. А Олаф Питер утюжил вакуум в Провале на десантном транспорте «Койот»: три месяца – в рейде, месяц – на Тхаре. В рейде – тоска, да и на Тхаре тоже, но хоть супруга рядом… Родились Павел и Никита, подросли приемыши, дом стал шумным, и у Ксении прибавилось забот. Однако для Олафа Питера ничего не изменилось: три месяца – в тесных отсеках корабля, месяц – на планете, в суете и беспокойстве. Годы текли, улетали в беззвездное небо над Тхаром, и в какой-то миг он ощутил себя лишним – лишним здесь, на далекой Окраине, лишним в доме и в сердце Ксении. И тогда он ушел.

Случилось это в начале 2318-го, а спустя немногие месяцы он уже сражался с дроми у Голубой Зоны, был ранен, получил год отпуска, а затем – назначение первым помощником на фрегат «Свирепый». Там и настигла его новая страсть. Нельзя утверждать, что лейтенант Моника-Паола Курисава была такой уж красавицей, но в привлекательности, отваге и уме никто бы ей не отказал, как и в жизненном опыте. Не просто женщина, любовница, повод для мимолетной интрижки, но боевая подруга – из бластера стреляла лучше всякого десантника, а в скобе могла сойтись врукопашную с дроми. Фрегат – корабль небольшой, и все, от капитана до кока, знали, где ночует первый помощник. Знали, но помалкивали; неуставные отношения на Флоте не возбранялись, пока не мешали служебным делам.

Через несколько лет капитан фрегата перебрался на крейсерский мостик, а «Свирепый» отдали Командору. Тут Моника-Паола решила, что хоть устав не помеха любви, однако в этой ситуации любовь и долг несовместимы. Капитан – первый после бога, и что дозволено помощнику, то капитану не подходит… Сообщив это Олафу Питеру, она перевелась на другой корабль, их встречи стали краткими и редкими, но страсть от этого не ослабела. Возможно, они дожили бы вместе до седых волос, как говорилось в старину, но спустя три года Моника погибла в стычке с дроми. Погибла так, как гибнут на Фронтире, вместе с кораблем, сгоревшим в плазменных лучах. Горсти праха не осталось…

Командор взглянул на картину с черепами и надолго присосался к бутылке. Не везло ему с женами, нет, не везло! Баб, что вешались на шею, было как дроми недорезанных, а настоящих женщин – только три! Одну он сам покинул, другая умерла, а третья его бросила… Бросила! Несправедливо! Он не привык к такому повороту дел!

– Эх, Линда, Линда… – пробормотал Олаф Питер и с горя стукнул кулаком по дешифратору. Снова выплеснулся световой цилиндр, побежали глифы, но теперь значки казались нерезкими и будто танцующими в воздухе – поймать их взглядом и вспомнить, что они значат, никак не удавалось.

Землетрясение?.. Вулкан проснулся?.. Нет, вряд ли, Олимп спит и землетрясений на Марсе не бывает, подумал Командор. Потом решил, что хоть стихийного бедствия не предвидится, однако сидеть здесь и напиваться в одиночку тоже нехорошо; лучше бы зайти к Домарацкому, помириться, вытащить его из «берлоги» и прикончить коньяк вдвоем.

Он встряхнул бутылку и прислушался. Булькнуло слабо; если что и осталось, так на самом донышке.

– Не беда. Где-то были еще две, – произнес Командор и твердым шагом направился к бару.

Глава 6

Орбита Европы, четвертого спутника Юпитера

Отношения с лоона эо следует рассматривать отдельно и тщательно, так как во мнении невежд они трактуются с излишним пристрастием. Пусть, заявляет обыватель, лоона эо, по той или иной причине, не желают допускать людей в астроиды, но разве это препятствует нашим контактам? Нет, конечно нет! Ведь они могли бы прилететь на Землю или другую планету Федерации, могли бы встретиться с людьми в любом из космических поселений или, скажем, в мирах Голубой Зоны, на Данвейте либо Тинтахе. Но этого не происходит. Вместо личных контактов – сервы-посредники, то есть искусственный барьер между нашими расами. Отсюда делается неверный вывод о высокомерии лоона эо и даже о том, что они брезгуют людьми. Проблема, однако, лежит совершенно в другой плоскости. Не следует забывать, что в земных понятиях лоона эо – телепаты, привыкшие к жизни в ментальном поле тысяч и тысяч сородичей. Для большинства из них отсутствие такой психической поддержки чревато нервными расстройствами и помрачением разума. Лишь немногие представители этой расы способны существовать in propria persona или долго находиться в обществе лишь двух или трех соплеменников. Напомним также, что самая суровая кара у лоона эо – изгнание; в результате личность, преступившая закон, теряет связь с коллективным ментальным полем и обречена на одиночество.

Ю.Зорин, П.Блай «Основы ксенологии», базовый учебник по соответствующей специальности, глава «Теория контакта», раздел «Лоона эо». Издание Объединенного Университета, Марс – Земля.

С расстояния в сто двадцать тысяч километров Европа выглядела крупнее земной Луны. Но ее диск не испускал мягкого серебристого сияния – если и был в этом свете оттенок серебра, то покрытого патиной, которая нарастает год за годом, век за веком на зеркальной амальгаме, заставляя ее стареть и тускнеть. Впрочем, годы и века для этой ледяной планетки ничего не значили; как у любого тела Солнечной системы срок ее существования измерялся миллионами лет. И когда даскины, древняя раса Владык Пустоты, летали над Юпитером, выбирая, где бы проложить свой транспортный тоннель, Европа была точно такой же, в льдах и трещинах, словно закутанной в мантию, иссеченную клинками метеоритов и комет. У Древних она вызвала не больше интереса, чем у людей – если не считать экспедиции двадцать второго столетия. Тогда все спутники планет-гигантов, от крохотной Амальтеи до Ганимеда, Каллисто, Титана и Тритона,[39] были детально картированы и изучены на предмет каких-либо следов даскинов. Не нашли ничего, но на крупных сателлитах возникли базовые станции, что превратились позже в города. На Европе, планетке мелкой и слишком далекой от Земли, был поставлен крест. В земном секторе хватало миров с нормальной силой тяжести, с водными ресурсами и кислородной атмосферой, с суточным ритмом, подходящим человеку. А кроме того…

Марк огляделся и решил, что Куллат ему тоже подходит – конечно, если такие цветы и деревья произрастают на Куллате. И если там воздух свеж, полон сладких запахов и звона ручья, падавшего в озеро с небольшой скалы. И если над ручьем висит такая же радуга, деревья дарят ароматные плоды, а в озере плавают голубоватые кувшинки. Кувшинки ли?.. Насчет них Марк сомневался – на земные они не были похожи. В этом саду он вообще не нашел ни одного знакомого растения.

Сад, несомненно, был чудом, но не только потому, что каждое дерево, каждый куст и цветок поражали странной прелестью, хрупкой и неземной. Главное волшебство заключалось в ином, в масштабах и размерах. Бейри «Анат», корабль Хийара, имел в длину сорок восемь метров при ширине тринадцать и вдвое меньшей высоте. Будучи созданием разумным, хоть и искусственным, Анат сообщил это Марку при первом знакомстве, добавив, что две трети корпуса заняты рубкой, каютами и модулем отдыха, а контурный привод и остальное, что нужно для жизни и защиты, находятся в корме, и посещать те отсеки нет необходимости. Каюты выглядели попросторнее, чем адмиральский салон на тяжелом крейсере, в рубке можно было водить хороводы или танцевать кадриль, так что на долю сада (он же – модуль отдыха) оставалось, по расчетам Марка, примерно пять шагов. Может быть, шесть, и никак не более семи. Однако требовалась четверть часа, чтобы обойти сад по периметру, а некоторые деревья в нем достигали метров пятнадцати и даже двадцати – не говоря уже о скале, которая была еще повыше, довольно приличном озере и ручьях, что появлялись неведомо откуда и текли неведомо куда. Все это было реальностью, щедро приправленной миражами – небом с чередою золотистых облаков, видом на степь, океан и горы, поросшие лесом, фантомом замка, что возвышался на холме будто фарфоровая ваза с малахитовой подставкой. Но Марк, как все его современники, был привычен к голографическим миражам, удивлявшим разве что малых детишек. Здесь же случай был другой, здесь поражала не иллюзия, а реальность.

Магия лоона эо! Волшебство! В какой-то мере он был к этому готов – отец рассказывал ему про молекулярный сканер, устройство для изменения масштаба, позволявшее малое сделать большим, а большое – малым. Но это вроде бы касалось объектов неживой природы, не растений и уж тем более не людей. Сопоставляя площадь сада с размерами бейри, Марк решил, что все тут меньше в сотню раз, и значит, сам он превратился в лилипута ростом в пару сантиметров. Могло ли такое случиться?.. И сделано ли это с помощью сканера или иного устройства, про которое отец не знал?..