Суздаль. История. Легенды. Предания - Надежда Ионина

Он призвал к себе суздальских князей Василия и Федора Юрьевичей, с которыми заключил договор о восстановлении независимости Суздаля (взяв его назад у сподвижника своего Иоанна Можайского). Он отдал им также Городец, Нижний Новгород и Вятку; князья Василий и Федор Юрьевичи стали совершенно независимы от Москвы, и великому князю принадлежало только право старейшинства.

Однако московское боярство стояло за князя Василия II Темного, поэтому сделало все возможное, чтобы возвратить его на московский великокняжеский стол. В 1453 году великий князь сбросил Дмитрия Шемяку с московского стола и поначалу милостиво поступил с суздальскими князьями[18]. Василий и Федор Юрьевичи к этому времени уже умерли, и суздальским князем был Иоанн Васильевич (сын Василия Юрьевича). В деле княжения принимали участие и его братья Андрей и Симеон.

Великий князь Василий И Темный в договоре, заключенном с суздальскими князьями, дозволил им господствовать в уделах, которые они получили от Шемяки. За это они должны были признать его повелителем, отдать все древние ярлыки ханские, новых не брать и вообще прекратить все отношения с Ордой. По договору 1451 года суздальские князья вступили во владение своими суздальскими и шуйскими землями уже как простые вотчинники и перешли, таким образом, в разряд служилого боярства московского.

Последним из удельных князей суздальских был Василий Васильевич по прозванию Гребенка, отдавшийся на волю великого князя Московского.

В 1469 году великий князь Московский Иван III решил пойти в поход на царство Казанское. Часть русских войск села в Суздале на суда и, соединившись на Клязьме с владимирцами, прибыла в Нижний Новгород. В результате этого похода царь Казанский заключил мир с великим князем Иваном III и отпустил всех пленных, взятых в течение 40 лет.

В 1549 году его внук Иван Грозный решился окончательно покорить Казань, а когда это случилось, счастливый царь поспешил отблагодарить Господа за победу и сразу же по приезде в Суздаль поспешил в Покровский монастырь и в знак памяти оставил здесь богатый образ Грузинской Божией Матери. Однако в правление "грозного царя" суздальцы испытали и много бедствий, так как Суздаль вошел в число городов, составивших опричнину. Многие именитые горожане вынуждены были оставить свои дома; лишенные имущества, они уходили куда глаза глядят и гибли от мороза среди глубоких сугробов.

Суздальский священник Симеон

Настоящая глава, на первый взгляд, может показаться мало имеющей отношение к нашему повествованию. Начнем мы ее с рассказа о Византийской империи, столь далекой от Суздаля, но читатель убедится, что отступление это имеет самое прямое отношение к истории города и составляет одну из славнейших страниц его.

Под ударами крестоносцев и турок одряхлевшая Византийская империя к XV веку уже клонилась к падению. От некогда могущественного государства к тому времени оставались только город Константинополь с частью окрестностей, несколько островков между Грецией и Малой Азией и кусочек земли на юге Греции. Все остальное было уже захвачено турками, а что они не заняли, находилось в руках итальянцев. Византийский император был подданным султана и без его ведома не мог предпринять ни одного важного политического шага. Полусвободное существование Византийской империи было непрочным, и дни Константинополя были сочтены. Власти Византии мучительно искали выход из создавшегося положения, и правивший тогда император Иоанн VI Палеолог даже готов был пойти на союз с западными государями, чтобы получить их помощь для борьбы с турками.

Папу склонить к этому союзу можно было только соединением Восточной и Западной церквей, и со стороны греков более всего хлопотал об унии император, который смотрел на нее как на чисто политический акт. Греческие же церковные иерархи и народ всегда были "против", так как видели в ней подчинение Восточной церкви папе римскому.

Иосиф Бриенний (византийский полемист XV века) писал тогда: "Пусть никто не обманывается обольстительными надеждами, что италийские союзнические войска рано или поздно придут к нам. Хотя они притворяются, что станут на нашу защиту, но они возьмут оружие для того, чтобы разрушить наш город, народ и имя". Однако император Иоанн VI Палеолог решился для спасения империи пойти на крайнее средство — ради политических выгод подчиниться Риму и, презрев помощь Божию, понадеяться на помощь царя земного. 24 ноября 1437 года многочисленная греческая делегация, состоявшая из нескольких сотен человек и возглавляемая императором, отбыла сначала в Венецию, а оттуда уже в Феррару.

Уже по прибытии в Феррару греческие иерархи стали испытывать от латинян оскорбления: так, папа Евгений IV потребовал, чтобы Константинопольский патриарх Иосиф поцеловал его туфлю, как того требовал католический обычай. И только после решительного отказа Константинопольского патриарха отказался от своего требования.

Император Иоанн VI Палеолог хотел, чтобы уния между Церквями была заключена на каких-то общих положениях, церковная сторона дела стояла для него на втором плане. Папа же Евгений IV был человеком исключительной силы воли и умел проводить свои планы не только лаской, но и силой. Он настойчиво предлагал образовать комиссию из представителей обеих Церквей, которой было бы поручено выяснить пункты расхождения между ними, исследовать их и наметить пути к заключению унии. Основных таких пунктов было несколько: об исхождении Святого Духа и от Сына (в догматах Русской православной церкви — только от Отца); вопросы о чистилище и очистительном огне, первенстве папы римского, совершении богослужений на опресноках и др.

Ни в догматических спорах Восточной церкви с папским престолом, ни в политической борьбе Византийской империи русские не принимали никакого участия. Но так как в то время формально они подчинялись Восточной церкви, то в известной степени делили с ней все превратности судьбы. И авторитет Константинополя был для Москвы еще столь высок, что великий князь Василий II около Пасхи 1437 года принял навязанного ему митрополита Исидора самым милостивым образом[19]. После торжественной встречи новому митрополиту был устроен обычный царский стол и преподнесены традиционные подарки.

Особа владыки Исидора произвела на окружающих самое внушительное впечатление, но только до того момента, как он заговорил о готовившемся соборе, на котором делегаты Восточной и Западной церквей должны были выработать условия унии. К участию в этом лжесоборе он и должен был склонить русских. Князь Василий II, воспитанный в уважении к старине, сразу же утратил свою приветливость, так он был поражен замыслами митрополита Исидора: "Как — глава Русской церкви — будет заседать вместе с погаными латинянами? Он будет обсуждать с ними вопросы веры? Станет содействовать соединению Церквей?".

Московскому великому князю было от чего расстроиться, ведь сами же греки убеждали его, что законными и святыми можно признавать только семь первых Вселенских соборов. Все последующие объявлялись недействительными, а теперь что же получается — митрополит Исидор сам готов забыть об этом и настаивает на участии в соборе? Наконец, уступив настойчивости митрополита, великий князь Василий II предупредил его: "Отцы и деды наши не хотели слышать о соединении законов греческого и римского, я сам не желаю сего. Нового и чужого не привози нам — мы того не примем".

В Италию с митрополитом Исидором отправились Суздальский епископ Авраамий, священник одной из суздальских церквей Симеон, боярин Фома Матвеев (последнего источники называют посланником тверского князя) и другие духовные лица (десять человек), а также многочисленная светская свита (около 100 человек, а поезд делегации состоял из двухсот коней). Никогда еще из Москвы не отправлялось столь многочисленное посольство в такой дальний путь и с такой важной миссией[20]…

Митрополит Исидор поклялся князю стоять за Православие, но как только границы Русской земли остались за спиной, он в городе Юрьеве-Литовском даже не пошел в православный храм, а направился с немцами в костел. Спутники его ужаснулись и с того времени уже не имели к нему доверия.

На соборе во Флоренции православных лестью, подкупом и насилием принуждали подписать определения о соединении церквей. Суздальский епископ Авраамий за отказ поставить свое имя восемь дней провел в заключении, и уступил он только неистовому патрона — митрополита Исидора, который не остановился даже перед тем, чтобы бросить своего собрата в темницу. Но нам ли, людям нынешнего времени, не понимать, что наличие под документом "собственноручной подписи" не всегда свидетельствует о "чистосердечии" подписавшего его лица! И не нам судить "смиренного" епископа Авраамия…