Ты мой! Игры в сторону... - Галина Колоскова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нашлась потеря, де…– Процедила шатенка сквозь зубы, споткнувшись на полуслове, встретив отчаянный взгляд чёрных глаз. Сердце сжалось от страха. Она больше двух часов назад набирала няню, вдруг? – Что случилось?
– Отец умирает.
Невольный выдох и уже не через шум в висках, она вникала в остальные слова Светличного:
– Новый инсульт. Врачи дают день – два от силы. Позволь детям проститься.
– Зачем?– Жесткий вопрос, но психика Трофима дороже.
– Пусть он увидит внука перед смертью.
Нина второй раз в жизни наблюдала бывшего мужа в настолько разбитом состоянии. Она решила пойти на попятную.
– Хорошо, но не надолго и только в моём присутствии.
Мгновенно кивок головой:
– Согласен.
– Надеюсь, Тамара Викторовна не станет надувать щёки?
Совершенно мёртвым голосом:
– Не в том состоянии. На препаратах. В полной прострации.
Убитый горем мужчина.
Нина могла представить, что творится сейчас с человеком, живущим родителями и ради них. Крушение мира. За руль ему точно нельзя.
Она простилась глазами с Ильёй. Тот понял по побледневшему лицу шатенки и сочувствию во взгляде к потерянному мужчине, что сейчас не до него. Здоровяк крутанул пальцем в воздухе и приложил виртуальную трубку к уху. Она кивнула, сомкнув веки,
взглянула на телефон, торопя время в Азии, и предложила Павлу:
– Поехали на моей машине. Заберём няню с детьми и к тебе.
Звонок Бероеву откладывался на некоторое время. Возможно, к тому моменту она будет знать одно ли лицо Мария и Марианна.
Глава 6
Светличный помог Трофиму выбраться из машины. Он присел перед сыном на корточки, попросив с замиранием сердца:
– Сейчас ты познакомишься с дедушкой. Он очень болен и не сможет открыть глаза, но обязательно увидит и услышит всё, что ты скажешь.
– Как это? – Удивился мальчик, пристально глядя чёрными, как ночь, глазами в совершенно такие же, но чужого дяди. – У меня нет дедуль, – маленький пальчик указал вверх, – и они смотрят на меня с неба.
– Этот дедушка очень любит тебя! – Павел замялся, сомневаясь, сумеет ли объяснить, не давя на чувства ещё не созревшего узнать правду ребёнка. – Так бывает, что их не два и даже не три, а больше.
Мальчик обернулся к маме. Она молча кивнула головой, и этого было достаточно, чтоб поверить. Второй после отца авторитет давал добро на общение с неизвестным дедушкой.
– Хорошо… – Трофим ненадолго задумался и выдал условие, предполагая, что ждёт его в доме дяди Паши: – Только пусть та строгая старая тётя, что была в гостях, не ругается и не трогает меня.
Вот так. Мальчик отлично запомнил Тамару Викторовну и определил её сущность. Нина надеялась – бывший муж не посчитает, что она научила ребёнка.
Светличный ослабил удавку галстука нервными пальцами, прокашлялся, хотел что-то возразить, но осёкся, проглотив ком. Если бы много лет назад кто-нибудь защитил маленького Павлика от старших родственников его родителей, всё в жизни могло бы пойти по-другому. Он прижал мальчика к груди, пообещав хриплым голосом:
– Не станет, я прослежу.
Нина устремила взгляд в небо. Два дня назад была возможность доказать, что ребёнок ему очень дорог, но Светличный повёлся на талантливую игру матери. Бросив всех и вся, забыв, что обещал раздать подарки. Рядом с родителями его слово ничего не стоит.
Жестко, не глядя на бывшего мужа:
– Троша, мама идёт с тобой и никому не позволит вас с Алисой обидеть!
Ребёнок кивнул, соглашаясь с железным доводом, расцветая улыбкой. Слову матери он верил на все сто процентов.
Пикающий аппарат жизнеобеспечения. Живые графики на приборе. Прозрачная маска с кислородом на синих губах. Пожелтевшее скукоженое лицо, совершенно седые, ставшие редкими волосы. Худая жилистая шея. Крепкие прежде руки, поверх белой простыни, похожи на сжатые лапки курёнка.
Нина наблюдала, как бегают под сомкнутыми, почти прозрачными веками глаза Георгия Борисовича. Слова Павла казались правдой. Светличный – старший слышал и даже, возможно, видел малыша, как две капли воды похожего на его сына. Вот он тот мальчик, о котором всегда мечтал. Чёрненький внук с умными глазами. Только нет права его так назвать и нет сил прикоснуться рукой к голове единственного наследника, носящего фамилию другого мужчины.
Презренная ими мать и ребёнок, от которого ей предлагали избавиться. Она не удержалась и, приблизившись к бывшему свёкру, наклонилась, прошептав на ухо:
– Вот оно как, Георгий Борисович. Я ушла без скандала, разборок и прочего и увезла то, что могло стать для вас смыслом жизни.
Скривленный на бок рот чуть приоткрылся, обнажая беззубую челюсть. Слюна в углу рта того, кто совсем недавно считал себя правым ломать судьбы людей.
Нина выпрямилась и произнесла громко вслух:
– Я прощаю вас, и вы меня за всё простите.
Она положила ладони детям на спины и подтолкнула к выходу. Смотреть на умирающего человека не сладко и уж никак не надо долго находиться в комнате со спёртым воздухом. Они шагали по длинному гулкому коридору первого этажа огромного, знакомого до каждой дощечки дома.
Было ли ей тяжело? Наверное, но почти не было жалости. Слишком много непереваренных обид, что бы она ни говорила раньше. Можно простить за свои растоптанные годы, но никак не за ребёнка! Незнакомое прежде чувство злорадства довлело.
Павел хотел отца успокоить, умиротворить перед смертью? Она не удивится, если сейчас тот встанет, чтоб отомстить ненавистной провинциалке. Стоило ли приходить? Наверное, стоило, чтоб сказать то, что давно хотела выплюнуть в лицо Светличным.
Одно из ста тысячи зол на земле готовилось отойти к своему покровителю на сковородочку. Душа, совершенно полая внутри, скоро покинет белый свет и лучше детей поскорее увести из проклятого Богом места.
Аиши нигде не было видно. Свидание с новой женой мужа так и не состоялось. Прислуга была совершенно новой. Не пахло вкусной выпечкой Тоси. Расспрашивать, кто готовит у Павла, она не стала, молча прошествовав до мерседеса, оставленного во дворе особняка. Излишне любопытный взгляд охранника у ворот, уставившегося на точную копию хозяина рядом с красивой шатенкой.
Она подождала, пока Павел простится с детьми. Чмокнула его в щетинистую холодную щёку и пожелав:
– Держись!
Следом за детьми села
