Запасной - Гарри Сассекский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни трудно было мне быть бунтарём и глупым, для па это было мучением, потому что это означало, что я был его противоположностью.
Больше всего его беспокоило то, что я изо всех сил старался избегать книг. па не просто наслаждался книгами, он превозносил их. Особенно Шекспира. Он обожал "Генриха V". Он сравнивал себя с принцем Хэлом. В его жизни было множество Фальстафов, таких как лорд Маунтбеттен, его любимый двоюродный дедушка, и Лоренс ван дер Пост, вспыльчивый интеллектуальный последователь Карла Юнга.
Когда мне было лет 6 или 7, па отправился в Стратфорд и выступил с пламенной публичной речью в поддержку Шекспира. Стоя в месте, где родился и умер величайший британский писатель, па осудил пренебрежение пьесами Шекспира в школах, исчезновение Шекспира из британских классных комнат и из коллективного сознания нации. Па приправил эту пламенную речь цитатами из "Гамлета", "Макбета", "Отелло", "Бури", "Венецианского купца" — он выхватывал строки из воздуха, как лепестки одной из своих доморощенных роз, и бросал их в публику. Это было шоу, но не на пустом месте. Он пытался донести до всех мысль: Все должны уметь это делать. Вы все должны знать эти строки. Они — наше общее наследие, мы должны лелеять их, оберегать, а вместо этого мы позволяем им умереть.
Я никогда не сомневался, как сильно па расстраивало, что я был частью орды без Шекспира. И я пытался измениться. Я открыл "Гамлета". Хм: Одинокий принц, одержимый мертвым родителем, наблюдает, как оставшийся родитель влюбляется в узурпатора мертвого родителя...?
Я захлопнул книгу. Нет, спасибо.
Па никогда не переставал вести честную борьбу. Он проводил больше времени в Хайгроув,
его поместье площадью 350 акров в Глостершире, недалеко от Стратфорда, поэтому он взял за правило время от времени брать меня с собой. Мы появлялись без предупреждения, смотрели любую пьесу, которую они ставили, для па это не имело значения. Для меня это тоже не имело значения, хотя и по другим причинам.
Всё это было пыткой.
На многих вечерах я не понимал большей части того, что происходило или говорилось на сцене. Но когда я всё-таки понимал, мне становилось ещё хуже. Слова жгли. Они беспокоили. Почему я должен хотеть слышать о поражённом горем королевстве, “сжавшемся в едином порыве горя”? Это просто напомнило мне об августе 1997 года. Почему я должен хотеть размышлять о неизменном факте, что “всё, что живет, должно умереть, проходя через природу в вечность...”? У меня не было времени думать о вечности.
Единственное литературное произведение, которым я, помнится, наслаждался, даже смаковал, был тонкий американский роман. "О мышах и людях" Джона Стейнбека. Мы проходили его на парах по английскому.
В отличие от Шекспира, Стейнбек не нуждался в переводчике. Он писал на простом народном языке. А ещё лучше, он держал его крепко. "О мышах и людях": оживленные 150 страниц.
Лучше всего то, что его сюжет был увлекательным. Два парня, Джордж и Ленни, бродят по Калифорнии в поисках места, которое они могли бы назвать своим, пытаясь преодолеть
свои ограничения. Ни тот, ни другой не гений, но проблема Ленни, похоже, не только в низком IQ. Он держит в кармане дохлую мышь, поглаживает её большим пальцем — для утешения. Он также так любит щенка, что убивает его.
История о дружбе, о братстве, о верности, она была наполнена темами, которые я счёл близкими. Джордж и Ленни напомнили мне о нас с Вилли. Два приятеля, два кочевника, проходящие через одно и то же, прикрывающие друг другу спину. Как сказал один персонаж Стейнбека: “Парню нужен кто-то, чтобы быть рядом с ним. Парень сходит с ума, если у него никого нет”.
Так верно. Я хотел поделиться этим с Вилли.
Жаль, что он по-прежнему притворялся, что не знаком со мной.
21
ДОЛЖНО БЫТЬ, ЭТО БЫЛА РАННЯЯ весна 1999 ГОДА. Я должен был вернуть домой из Итона на выходные.
Проснувшись, я увидел отца на краю своей кровати, говорящего, что я снова еду в Африку.
В Африку, па?
Да, дорогой мальчик.
Зачем?
Проблема была та же, объяснил он. Мне предстояла долгие школьные каникулы, на Пасху, и со мной нужно было что-то сделать. И так, Африка. Ботсвана, если точнее. Сафари.
Сафари! С тобой, па?
Нет. Увы, на этот раз он не поедет. А вот Вилли поедет.
Ну, хорошо.
И кто-то очень особенный, добавил он, выступит в роли африканского проводника.
Кто, па?
Марко.
Марко? Я едва знал этого человека, хотя слышал много хорошего. Он был воспитателем Вилли, и Вилли, казалось, он очень нравился. Его все любили, если уж на то пошло. Все люди па пришли к единому мнению, что Марко лучший. Самый грубый, самый выносливый, самый лихой.
Давний валлийский гвардеец. Рассказчик. Настоящий мужчина, насквозь.
Я был так взволнован перспективой этого сафари под руководством Марко, что не знаю, как пережил следующие недели учебы. На самом деле я не помню, как они прошли. Память полностью отключилась сразу после того, как па сообщил эту новость, затем снова вернулась в фокус, когда я садился в самолет British Airways с Марко и Вилли и Тигги — одна из наших нянь. Наша любимая няня, если быть точным, хотя Тигги терпеть не мола, когда её так называли. Она откусила бы голову любому, кто попытался бы. Я не няня, я твой друг!
Мамочка, к сожалению, смотрела на это иначе. Мамочка считала Тигги не няней, а соперницей. Общеизвестно, что мамочка подозревала, что Тигги готовили в качестве её будущей замены. (Мамочка считала Тигги своей Запасной?) Теперь та самая женщина, которую мамочка боялась, как свою возможную замену, была её настоящей заменой — как ужасно для мамочки. Поэтому каждое объятие или похлопывание Тигги по голове, должно быть, вызывало какой-то укол вины, какую-то пульсацию нелояльности, и все же я этого не помню. Я помню только бешено колотящееся от радости сердце, что Тигги рядом со мной, говорит мне пристегнуть ремень безопасности.
Мы полетели прямо в Йоханнесбург, затем на пропеллерном самолете в Маун, крупнейший город на севере Ботсваны. Там мы встретились с большой группой сафари-проводников, которые усадили нас в колонну Land Cruiser с открытым верхом. Мы поехали прямо в чистую дикую местность, к обширной дельте Окаванго, которая, как я вскоре обнаружил, была, возможно, самым изысканным местом в
