Чаша и Меч (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, ребята.

— Просто последним смеется тот, кто не понял шутки, чувак.

Посмеиваясь, эйги закрыл окно. Машина тронулась и медленно поползла за идущей по тротуару девушкой. Одноглазый выпрямился во весь свой немалый рост и задумчиво смотрел им вслед.

— Н-да, не те стали эйги в Свеаланде.

Подняв воротник потрепанной куртки, он повернулся и пошел через улицу, где примерно на уровне тротуара в наступающих сумерках мягко светилась надпись: «ГЛАЗ ОДИНА».

Последней остановкой Фрейи перед домом была продуктовая лавка, хозяином которой оказался для разнообразия самый обыкновенный человек, правда, угольно-черный и в тафье[31]. Зато колбаски у него оказались самые что ни на есть свеаландские — из Фалунда. И самое приятное, что свежие. Даже Фрейя со своим тонким нюхом не смогла бы придраться к качеству мяса.

— Пять фалундских колбасок, пожалуйста.

Одну ей и по две Гарму и Фенриру. Не есть же ей одной, в конце концов. К тому же Гарм сегодня заслужил свою колбасу тем, что безропотно таскался с ней по всем магазинам, а Φенрир — что со вчерашнего дня вел себя достаточно прилично и не торопился превращаться в чудовище.

— Гарм, домой.

Она попробовала присвистнуть — получилось. Услышав слово «дом», пес потрусил по заснеженному тротуару бодрее. Фрейя последовала за ним.

Нельзя сказать, что жизнь налаживалась, но надо признать, что она оказалась более терпимой, чем ожидалось.

ГЛАВА 10

— Парни, не найдется пары риксдалеров для усталого странника?

Одноглазый мужчина со всклокоченной бородой по очереди подходил к стоящим на светофоре машинам. Нельзя сказать, что все, сидящие в теплом нутре этих вонючих и скрежещущих железом повозок были людьми жестокосердными — кое-кто все же давал ему мелочь.

Бродяга, отойдя на тротуар, пересчитал свой утренний сбор и со вздохом опустил его в карман.

— Кажется, не у всех сегодня удачный день, — проговорил за его спиной веселый молодой голос.

— Ну, не все же такие везунчики, как мы, — ответил ему второй, не менее молодой и веселый.

Одноглазый обернулся и прищурил свой единственный глаз. Перед ним стояли два парня в одинаковый черных джинсах, синих куртках и армейских ботинках. На первый взгляд их можно было принять за братьев, настолько похожи они были — оба светловолосые, сероглазые с мальчишескими ямочками на румяных щеках. Только хорошо приглядевшись, можно было понять, что разница между ними есть и весьма существенная — хотя на самом деле оба были одного роста, но один из них, тот, что со странными вертикальными зрачками, по непонятной причине казался выше своего приятеля на полголовы.

— Конечно, — усмехнулся первый, — мы же профессионалы экстра-класса.

— С нами шутки плохи, — согласился второй.

Бродяга решил вступить в беседу:

— Сдается мне, вы ребята неплохие.

— И мухи не обидим, — подтвердил первый.

— Если, конечно, она сама не напросится, — заметил второй.

— Но вступили на опасный путь, — продолжал бродяга.

— Пришлось, — вздохнул первый.

— Не сами, жизнь толкнула, — пояснил второй.

— Но боги от вас не отвернулись?

— Только благодаря их помощи и держимся, — ухмыльнулся первый.

— Ну и сами стараемся не оплошать, — кивнул второй.

— Что ж, тогда вы мне по нраву, — заключил одноглазый.

— А вот насчет тебя я еще не уверен, хотя… — прищурился первый.

— У него неплохой потенциал, — задумался второй.

— Чувак не так прост, как кажется, — сформулировал свое впечатление первый.

— Точно, со вторым дном чувак, — согласился второй.

Бродяга стоял перед ними, переводя взгляд с одного на другого.

— И как же мы его разгадаем?

— Предлагаю начать с Карлсберга, а дальше как пойдет.

— Не-е-е, — в первый раз позволил себе не согласиться второй, — без Столичной тут не разберешься.

— Выпить что ли предлагаете? — Единственный глаз бродяги озарило понимание.

— Да, наш новый друг. С кем еще нам поделиться своей удачей, как не с усталым странником?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Как ты относишься к пиву с водкой? — Заботливо уточнил второй.

— Пиво без водки — деньги на ветер, — с видом знатока сообщил одноглазый.

— Тогда идем к Матильде! — Решил первый.

— Прекрасная женщина, — второй уже любезно взял бродягу под локоть, — рекомендую.

— Любезная и приветливая? — Бродяга уже от души наслаждался новым знакомством.

— Нет, большие сиськи, — сообщил второй.

— И наливает без пены, — дополнил первый.

— Отлично. Я ее еще не знаю, но уже люблю и даже ревную.

Троица в полном согласии свернула с Линнегатен на боковую улицу, затем еще пару раз налево и один раз направо и, порядком закоченев, в облаке морозного пара ввалилась в небольшой погребок с выщербленным полом из сланцевой плитки и длинными дубовыми столами, за которыми, судя по их виду, напивалось не одно поколение местных жителей.

Румяная и сдобная, как булочка с корицей, Матильда воздушным шариком порхала по залу, разнося по десять кружек одновременно. Видимо, парней здесь хорошо знали, потому что, стоило им только присесть, перед ними возникли три штофа бочкового светлого и шесть стопок с аппетитной прозрачной жидкостью.

— Мотя, и колбасок принеси, — попросил первый из парней, а заодно решил, наконец представиться: — Орвар, к вашим услугам.

— Греттир, — протянул руку второй.

Одноглазый по очереди пожал обе ладони своей огромной лапищей, затем обстоятельно разгладил усы и поднял стопку:

  — Звался я Гримнир, звался я Ганглери,    Херьян и Хьяльмбери, Текк и Триди,    Туд и Уд, Хар и Хельблинди;    Сад и Свипаль, и Маннгеталь тоже,    Бильейг и Бальейг, Бёльверк и Фьёльнир,    Хертейт и Хникар, Гримнир и Γрим,    Глапсвид и Фьёльсвид;    Сидхётт, Сидкегг, Сигфёд, Хникуд,    Альфёд, Вальёд, Атрид и Фарматюр.    С тех пор, как хожу средь людей,    Немало имен у меня… А вы, короче, зовите меня Вотаном.

— Ну, наконец, — со вздохом облегчения сказал Οрвар, — а то уже рука отваливается рюмку держать. Твое здоровье, Вотан.

Выпили все одновременно, и сразу потянулись за колбасками.

Через пять минут Греттир помахал Матильде рукой:

— Еще шесть, дорогуша.

Шесть стопок спустя:

— А ты отличный парень, Вотан. Ты нам нравишься.

— Тогда я плачу за выпивку.

— Нет, сегодня мы тебя гуляем. Эй, Мотя, ещё шесть!

Двенадцать стопок спустя:

— Парни, кажется, я уже пьян…

— Да ладно тебе, только кажется. Эй, Мария, повтори!

— Погоди, ее же звали Матильда?

— Да ладно, они все Марии.

— Не-е-ет. Есть еще Мишель.

— Ну, не придумывай. Что это за имя?

— Мишель, ma belle,

Слов тех вместе так хорош коктейль,

Моя Мишель…

— Во-во, точно! А еще есть Элис!

— Что за Элис?

— А что это за девочка и где она живет?

А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?

Ну а мы с такими рожами возьмем да и припремся к Элис?

— И все, кто с нею были говорят, что она просто пре-е-елесть!

На стол перед ними лег счет с длинным перечнем выпитых стопок водки.

— Больше не налью, — сказала Матильда. — Платите и проваливайте. Здесь вам не опера.

* * *

На следующее утро голова у Вотана раскалывалась, словно в ней сидела белка и выгрызала себе путь на волю.

— Эй, парни, вы здесь?

Боясь потревожить белку, он слегка повернул голову и окинул взглядом светлую комнату, с большой кроватью и коротким диванчиком под окном. Сам он лежал на кровати в позе морской звезды, то есть широко раскинув ноги и руки. Его сложенная аккуратной стопкой одежда ждала его на диване.