Григорий Распутин. Тайны «великого старца» - Владимир Хрусталев

Играя в войну с сестрами, Алексей Николаевич так сильно расшиб себе голову, что пришлось сделать перевязку.

Несмотря на сильную боль, он даже не прослезился, и если его кто-нибудь спрашивал, что с ним случилось, он с достоинством отвечал, что ранен в бою. <…>

Прибыла в Царское Село какая-то депутация, которой Государь разрешил видеть наследника. Ему доложили об этом, а с ним были великие княжны в это время.

Тогда он обратился к ним и сурово заявил: “Девицы уйдите, у наследника будет прием”. А когда сестры со смехом ушли, он оправил на себе платье и совершенно серьезно заявил: “Я готов”.

Несколько этих приведенных мною случаев достаточно, чтобы судить о том, правильно ли было воспитание будущего монарха»[54].

Осенью 1912 г. неожиданно тяжело заболел цесаревич Алексей Николаевич. Случилось так, что во время пребывания Царской семьи в Спале (место охоты в польском имении) подвижный и шаловливый Алексей неудачно прыгнул с берега в лодку и ударился внутренней стороной бедра об уключину весла. В результате ушиба возникла гематома – внутреннее кровоизлияние, наступил острый приступ гемофилии, самый тяжелый за его короткую жизнь, принесший ему невыносимые физические страдания. Цесаревич, по некоторым сведениям, в это время попросил: «Когда я умру, поставьте мне в парке маленький памятник»[55].

Положение было весьма серьезное, и о состоянии здоровья наследника-цесаревича Алексея Николаевича сообщалось в специальных бюллетенях[56] в печати. Ни один из врачей, в том числе и вызванных из Петербурга, не мог облегчить страдания 8-летнего ребенка. Одиннадцать суток императрица Александра Федоровна почти беспрерывно находилась у кровати любимого и единственного сына. 10 октября 1912 г., когда уже ждали кончины наследника престола и его даже причастили и соборовали, из села Покровского (из Сибири) пришла телеграмма, в которой Г.Е. Распутин писал, что цесаревич будет жить. По воспоминаниям А.А. Вырубовой (Танеевой) дело происходило так: «Я вернулась обратно во дворец в 11 час. вечера; вошли Их Величества в полном отчаянии. Государыня повторяла, что ей не верится, чтобы Господь их оставил. Они приказали мне послать телеграмму Распутину. Он ответил: “Болезнь не опасна, как это кажется. Пусть доктора его не мучают”»[57]. С этого момента состояние цесаревича Алексея стало заметно улучшаться, и он медленно, но затем все быстрее пошел на поправку. Хотя последствия сказывались и в юбилейном 1913 г., когда наследника в торжественных процессиях носили на руках. Многие известные доктора того времени были в растерянности и недоумении, считали это явление с медицинской точки зрения необъяснимым и признавали это исцеление чудом.

В течение более десяти лет Григорий Распутин был для Царской семьи одним из самых близких людей. Значительное влияние Г.Е. Распутина на царскую чету тревожило представителей Императорской фамилии, т.к. видели в этом смертельную опасность для монархии. Вчерашний крестьянин из таежной Сибири, совершивший паломничество в Иерусалим и по многим святым местам России, в действительности, как им казалось, был вершителем многих судеб. Обладая сильной волей и определенным даром внушения, Распутину удалось добиться огромного влияния на императрицу Александру Федоровну, уверовавшую в «святую силу» этого человека, способного, по ее убеждению, спасти от болезни единственного и любимого сына цесаревича Алексея. Имеются многие достоверные свидетельства, что ему удавалось благотворно воздействовать на тяжелую болезнь и облегчить физические страдания наследника престола. Умение врачевать Распутин проявлял в своей жизни много раз.

Приведем еще один пример подобного рода, который часто освещается в исторической литературе о Царской семье и Григории Распутине. Одновременно обратимся и к документальным свидетельствам. В 1915 г. у цесаревича Алексея произошло сильное кровоизлияние носом, которого все боялись, т.к. при гемофилии оно могло кончиться смертельным исходом. Император Николай II с тревогой записал в дневнике:

«3-го декабря. Четверг.

У Алексея простуда началась вчера, а сегодня утром после нескольких чиханий пошла понемногу кровь носом. Пошел в 10 ч. к докладу. В 12 1/2 мы покинули Могилев, чтобы посетить гвардию. Но так как кровь, хотя и с перерывами, не унималась, то по совету С.П. Федорова решил со ст. Бахмач повернуть обратно на Ставку»[58].

Поздно вечером 3 декабря Государь телеграфировал супруге:

«Вследствие простуды у Алексея целый день с перерывами было кровотечение из носа. Решил, по совету Федорова, вернуться в Ставку. Буду очень рад, если ты приедешь провести 6 декабря вместе. Крепко обнимаю. Николай»[59].

Государыня Александра Федоровна сразу же в ответ телеграфировала из Царского Села супругу в Ставку в Могилев:

«Очень огорчена, что все прекрасные планы испорчены. Это такое разочарование для всех вас. Разве ему не сделали сейчас же прижигание в носу, как советовал Поляков в таких случаях? Не беспокойся, Друг говорит, что все это от усталости и теперь пройдет. Волнуюсь, что не с вами. Беру с собой Ольгу, протелеграфирую, как только будет известно, когда выезжаем, – по всей вероятности, не раньше чем завтра. Привезу Вл. Ник. Тогда ты не будешь связан в своих передвижениях. Обнимаю и целую. Знаю, что нет опасности, а все же беспокоюсь. Аликс»[60].

Из Ставки Государь посылает супруге 4 декабря еще одну телеграмму:

«Прибыли благополучно, остаемся в поезде. Так как темп. у него поднялась до 39, то решил немедленно вернуться домой. Выезжаю сегодня в 3, надеюсь приехать завтра в 11 утра. Он спал довольно хорошо, весел, кровотечение значительно меньше, кашляет редко. Сердечно благодарю за письмо. Оба целуем. Ники»[61].

В тот же день, 4 декабря от Государыни пришла ответная телеграмма:

«Нежно благодарю. Очень беспокоюсь о моем дорогом. Счастлива, что приедете вместе. Поляков говорит, что нужно немедленно опять прижечь в носу тем лекарством. У Деревенко должна быть бутылочка. Надеюсь, что горло не хуже. Благослови Господь ваш путь. Крепко целую обоих. Аликс»[62].

Государь, чтобы успокоить супругу, уже из поезда в Витебске вечером 4 декабря посылает очередную телеграмму:

«Провел вторую половину дня хорошо. В 8 часов темп. 38,1. В отличном расположении духа и несколько изумлен, зачем мы едем домой. Пожалуйста, завтра на станции никого. Оба крепко целуем. Ники»[63].

Император Николай II продолжал отмечать в дневнике самочувствие сына: