Зарубежный детектив (1989) - Джеймс Чейз

— Хм. Теперь кое-что уточним, — обратился к нему Янда. — Из замка вы вышли около половины девятого, в ресторан пришли после девяти. Путь через деревню у вас занял больше получаса. Вы, наверное, время от времени останавливались и смотрели на звезды?

— Я зашел в национальный комитет, — ответил Дарек. — Был вторник, у них в этот день приемные часы вечером. С семи до девяти.

— Что вы там хотели?

— Договориться насчет субботы. Я фотографирую на свадьбах в рыцарском зале. Подрабатываю. Это не запрещено.

— Хорошо… А когда вы вернулись в замок?

— После половины десятого.

— Как вы попали внутрь?

— Не понимаю.

— Архитектор Яначек, обладающий искусством открывать без ключа запертые ворота — кстати, только изнутри, — вернулся на полчаса раньше вас. Видимо, он оставлял их приоткрытыми, а по возвращении снова тщательно запер. Вы можете открыть ворота снаружи?

Дарек покраснел, веснушки на его лице потемнели. Заикаясь, объяснил, что обошел замок со стороны заказника и во двор вошел через барбакан.

— Значит, прогулялись. Видели вы кого-нибудь по дороге?

Бенеш замотал головой.

— Во сколько вы вернулись в помещение, в котором ночуете?

— Около десяти.

— Сколько времени вы читали, прежде чем погасили свет?

— Примерно полчаса.

— Во сколько вы проснулись?

— В семь утра. Начался шум…

— Подождите, мы не поняли друг друга. Во сколько вы просыпались ночью?

— Я вообще не просыпался.

— Значит, крепко спали до утра?

— Конечно.

— И ничто вас не потревожило?

— Нет.

— Вы не зажигали свет, чтобы, скажем, посмотреть на часы? Или, может, выходили в туалет?

Дарек отрицательно завертел головой.

— Пан Бенеш, все, что вы говорите, будет занесено в протокол. Предупреждение об ответственности за ложные показания вы слышали. Еще раз повторяю: вы утверждаете, что обошли наружную стену, прошли через барбакан, вошли замок и направились в свою комнату. Затем около половины одиннадцатого погасили свет, уснули и проснулись только в семь утра. Ночью вы не просыпались, не зажигали свет, не покидали постели. Так?

— Да.

— Ну как хотите. Вы — взрослый человек и полностью за себя отвечаете. А что касается конкретно вас, то в дело имеется также справка от врача. С прошлых времен.

Дарек заморгал, сжал руками подлокотники кресла, но не сказал ни слова.

— Когда в последний раз вы разговаривали с пани Залеской? — продолжил Янда.

— По-после обеда. В хранилище. Она помогала нам… примерно с четырех до пяти. Когда мы закончили, я пошел на улицу. На прогулку.

— Куда вы направились?

— Далеко. Мне нужно было прогуляться. После этого фотографирования… я был… — Он глотнул, голос его застрял где-то внутри.

— Одеревеневший, — помог ему Петр Коварж, а про себя подумал: «Как наш шеф сейчас от тебя. Надо ему помочь».

— Да. Я ходил к большому шлюзу. Вернулся… через барбакан, — уточнил он, с опаской взглянув на Янду, — около половины девятого. Когда подошел к дверце, услышал, как с другой стороны, во дворе, пани Залеска разговаривала с Яначеком. Я… немного испугался. Поэтому, когда дверца открылась, прижался к стене. Она прошла мимо, не заметив меня. А я снова открыл калитку и у ворот догнал Яначека. В общем-то вначале я хотел идти в замок, но потом вспомнил, что надо зайти в национальный комитет.

— Пан Бенеш, — снова вмешался Янда, — что вас испугало в разговоре Яначека с Залеской, который вы слышали с другой стороны дверцы?

— Ну… так… вообще…

— Послушайте, дорогой мой. Вы уже достаточно долго ходите вокруг да около, а ведь именно вы, — подчеркнул он, — должны давать предельно точные и ясные показания, потому что от этого зависит, выйдете ли вы отсюда. Предупреждаю вас, что содержание разговора нам известно от другого свидетеля. Нужно только кое-что уточнить. Пани Залеска была очень взволнована? До такой степени, что временами срывалась…

— Точно, срывалась. Это… было ужасно. Поэтому я и не хотел, чтобы она меня видела. — Дарек вынул платок и вытер веснушчатый лоб. — Она страшно сердилась на пана архитектора за то, что он ходил в хранилище на втором этаже. Яначек… понимаете… ему нечего там делать. Пани Залеска говорила, что уже предупреждала его раньше и что он ей обещал…

— …что этого больше не будет, — помог ему Коварж.

— Да. Только он не сдержал слово. Больше всего ее разозлило, что он был там в тот день после обеда, она увидела его в окне снизу, со двора. Говорила, что во время инвентаризации возникли подозрительные неясности, и… — Дарек облизнул губы, — что об этом она сообщит руководству института… Что это ее обязанность.

— А что Яначек? Отвечал ей дерзко?

— Что вы! Уговаривал. Но она стояла на своем. Потом заскрипел ключ в замке, и я отскочил к стене.

— Вы же тоже входите в группу инвентаризации, — вспомнил Янда. — О каких неясностях шла речь?

— Это вам лучше скажет пани Альтманова. Я только фотографирую то, что принесут мне на стол. Слышал, что там было что-то перепутано… Обе говорили о каких-то французских портретах, не могли никак их найти.

— Залеска разговаривала с Альтмановой? Я думал, они были в ссоре.

— Это верно, но о делах они говорили между собой, — и неожиданно добавил: — Милушка Альтманова очень хорошая, добрая.

— Значит, вы на ее стороне, — улыбнулся Янда. — А Мария Залеска была доброй?

— Это бы-была дама. Жа-жалко ее.

Таким коротким некрологом Дарек Бенеш завершил свои показания.

— Самое лучшее оставляют на конец, — Янда улыбкой встретил Эмилу Альтманову.

— Самое лучшее? — Она уселась в кресло для свидетелей. — А мне, бедняжке, казалось, кто на конец вы оставляете того, кого больше всех подозреваете.

— Вы на самом деле так думали?

Петр незаметно посмотрел на начальника. «Если это бедняжка, — подумал он, — да к тому же и маленькая, то я — как там у поэта? — мальчик босенький утром на летней лужайке».

В этот раз Янда сам задал наводящие вопросы и быстро перешел к сути дела.

— Марию Залеску в последний раз я видела в тот день вечером, — отвечала Эмила тихим и грустным голосом. — Она пришла ко мне в комнату примерно в четверть девятого. Точнее, остановилась на пороге комнаты. Позвала меня на прогулку. Я отказалась, к сожалению, слишком решительно, чего сейчас себе простить не могу. Вы, видимо, информированы, что мы хоть и были давними подругами, но в последнее время… — Она запнулась.

— В последнее время отношения между вами были не самыми лучшими, — помог ей капитан.

— Да. Благодарю вас. Вначале объясниться с ней хотела я, но Мария была неприступной. А в тот вечер все было наоборот. Она звала меня на улицу, чтобы побеседовать, внести в наши отношения ясность. Но я вдруг уперлась. Почему — не могу объяснить.

— Нет необходимости. Она ушла, а вы остались в своей комнате?

— Не больше десяти минут. Я опомнилась и побежала за ней. В коридоре на втором этаже стояли Гакл и Лудвикова. Мария, видимо, с ними только что разговаривала и уже собиралась уходить. С Яначеком. Я позвала ее, но она не оглянулась. Ленка Лудвикова сказала, что Залеска пошла в ресторан за Седлницким, который там, так сказать…

— Пьет, — добавил Янда. — Все это мы знаем. Вы пошли за ними?

— Да, но только до первого этажа. Там стеклянные двери, я остановилась перед ними — не могла решиться пойти дальше. Мария и Яначек стояли у дверцы, ведущей в барбакан, и оживленно разговаривали. Точнее, оживленной была Залеска, кажется, она отчитывала архитектора. Затем ушла на барбакан, а я все стояла и размышляла, бежать за ней или пет. Потом увидела Бенеша, он проскользнул в дверцу и побежал к воротам, в которые мгновение назад вышел Яначек. Не знаю, что они там делали вдвоем. Двор опустел, я решила, что будет лучше, если вернусь в свою постель. А завтра — видно будет. До сих пор жалею, — добавил а Эмила подавленно, — что не пошла тогда за ней.

— Значит, вы вернулись в свою комнату на третьем этаже правого крыла замка?

— Да.

— И больше ее не покидали?

— Примерно в десять вышла умыться, но это рядом, за стенкой. Уснула где-то в половине одиннадцатого.

— То есть примерно с девяти вечера до утра вы не передвигались по замку, и вам даже в голову не приходило покинуть его. Простите, что я повторяю, но мы ваши показания заносим в протокол.

— Вы все сказали абсолютно точно.

— Вот видите, как это просто. Совсем просто. — Янда простодушно улыбался. — Теперь скажите, не бросилось ли вам что-нибудь в глаза, не заметили что-то необычное? В тот день или в предыдущие? Может быть, знаете нечто, что нас может заинтересовать?