«Бог, король и дамы!» - Юлия Белова

Не только шевалье Жорж-Мишель размышлял о короне. Принцесса Релинген все свободное время посвятила тем же мечтам. Размышления Аньес были столь интересны, что когда Жорж-Мишель прибыл в Лош, молодая женщина спросила мужа, действительно ли для завоевания Нидерландов им нужен Колиньи.

Шевалье просиял и сообщил Аньес, что у них идеальный брак — они даже думают одинаково.

— Ведь это не нам нужен Колиньи, а мы ему, — с некоторым даже удивлением, что не додумался до этого раньше, говорил Жорж-Мишель. — Адмирал не может стать королем, а мы можем! Кому еще должна принадлежать корона Нидерландов, как не потомкам Габсбургов и Валуа? — задал риторический вопрос шевалье. — Беда лишь в том, что я таскал каштаны из огня для другого, — признался Жорж-Мишель и рассказал жене о своей высылке из столицы.

— Жалко, — вздохнула принцесса Релинген. — Теперь, все наши надежды рухнут…

— Да вовсе нет, — сообразил шевалье. — Просто мы перестанем быть пешками в чужой игре и сможем начать собственную. Я создам другую армию, а договориться с протестантами мне поможет матушка.

— Среди моих родственников тоже есть протестанты, — напомнила Аньес. — И с ними тоже можно договориться. А уж дядю Филиппа они не любят еще больше Колиньи, — с нескрываемым удовольствием сообщила принцесса. — Когда вы поедите в Релинген? — поинтересовалась Аньес.

— В Релинген потом, — возразил граф. — Сначала в Барруа. Это привлечет меньше внимания…

Супруги были довольны собой. По мнению молодых людей разговаривать с Колиньи можно было только с позиции силы. И тут Жорж-Мишель вспомнил о собственном полку, стоящем в Лудене, и отправил туда гонца с приказом перебазироваться в Лош. А принцесса напомнила мужу, что как сеньор Лоша и Барруа он имеет право созывать ополчение, да и Релинген мог дать солдат.

Через пять дней после прибытия в Лош Жорж-Мишель начал собираться в дорогу. Свита молодого человека уже успела подняться в седла, а сам Жорж-Мишель попрощаться с женой, когда ко дворцу Лошей на взмыленных лошадях примчались четверо всадников. Конь одного из них рухнул замертво, всадник с трудом поднялся на ноги, шатаясь приблизился к шевалье, и граф де Лош в потрясении узнал в этом заморенном, с ног до головы покрытым потом и грязью человеке Генриха де Гиза.

Герцог обессилено повалился на кузена, так что удержать его на ногах шевалье удалось только с помощью слуг, и пробормотал:

— Мне нужна твоя помощь, Жорж, я вне закона…

Глад, мор, наводнение или землетрясение произвели бы на графа меньшее впечатление, чем подобная новость. Жорж-Мишель недоверчиво уставился на кузена, спрашивая себя, не сошел ли Генрих с ума. Впрочем, задавать подобные вопросы посреди двух десятков людей было неразумно. Шевалье приказал свите спешиться и отвести герцога во дворец, где он мог прийти в себя и принять божеский вид.

Через два часа, когда Генрих вновь стал напоминать отпрыска знатного рода, Жорж-Мишель согласился выслушать кузена, однако сумбурный рассказ Гиза не слишком помогал разобраться в ситуации. Генрих то проклинал гугенотов и короля Карла, то говорил о каких то пистолетах, то клялся, что отомстит. Единственное, что понял граф из сетований двоюродного брата, так это то, что поездку в Барруа придется отложить. Остальное требовало прояснения и Жорж-Мишель не выдержал:

— Какие пистолеты? Какой промах? Кто и что требует?

— Гугеноты! Моей головы! — выкрикнул Гиз, ухватившись за последний вопрос. — Правда, они пока не знают, что это был я, но говорят, кто-то узнал мои пистолеты!

— Ты кого-то убил? — догадался шевалье.

— Я должен был отомстить Колиньи! — вспыхнул Генрих. — Только ничего не вышло. Этот идиот Морвель промахнулся из моих лучших пистолетов и лишь отстрелил мерзавцу палец… А гугеноты совсем обнаглели… требуют провести расследование…

Жорж-Мишель меланхолично внимал родственнику и думал, что Анри никогда не научится обделывать подобные делишки. Шевалье вспомнил, как некогда избавился от принца Конде, и решил, что для первого раза неплохо справился с поручением. Несмотря на некоторые ошибки и шероховатости в исполнении никто и поныне не мог вообразить, что смерть неугомонного коротышки была его рук делом. А кузен вечно сначала делает, а потом удивляется последствиям своих поступков.

— Из пистолетов, значит, стрелял? Как по голубям? — усмехнулся Жорж-Мишель. — Ты бы еще ракетку взял и запустил в Колиньи мяч — то-то было бы смеху! А еще можно хлебными шариками кидаться. Устраивать покушение сейчас, когда в Париже полно гугенотов и когда каждая парижская собака, крыса и даже муха знают, что в этом покушении заинтересован ты, может только болван. Но уж если ты решился на безумство, что тебе помешало дать Морвелю не пистолеты, а аркебуз? И поставить на пути Колиньи не одного стрелка, а пятерых, и заодно пристрелить еще пять-шесть гугенотских вождей, вхожих к королю? От этого было бы больше проку, во всяком случае, ты бы обезглавил гугенотскую партию. А сейчас ты начал войну, надеюсь, это ты понимаешь? И у тебя нет ни малейшего шанса победить. Да, Колиньи частенько проигрывает сражения, но он не проигрывает войн. Уж поверь, я это знаю. Пока ты расточал обаяние перед Марго и прочими дамами, я вдоволь навоевался, и у меня нет желания вновь участвовать в гражданской войне.

— Ты так говоришь, потому что Колиньи нужен тебе для Нидерландов, — обиделся Гиз.

— Да плевать мне на Колиньи, — отрезал граф. — Мне он не нужен, но ты все равно зря влез в это дело. Теперь у тебя одна дорога — удрать в Лотарингию и сидеть там тихо-тихо. И молить Всевышнего, чтобы о тебе забыли.

— Я еще отомщу! — вспыхнул Генрих.

Жорж-Мишель пожал плечами.

— Да что ты можешь? Угодить под суд? Нечего сказать, хорошо придумано. Нет, Анри, отправляйся домой и жди лучших времен. Где-нибудь через год все забудется, и ты сможешь вернуться в Париж.

Герцог сник. Жорж-Мишель успокоился. После некоторых раздумий молодой человек решил, что неудача Генриха пришлась кстати. Вынужденный безвылазно сидеть в Нанси или Жуанвиле, кузен вряд ли сможет ставить ему палки в колеса, да и с Колиньи будет сбита спесь. Шевалье Жорж-Мишель уже вернулся к мыслям о Нидерландах, когда ему в спину ударил неожиданный вопрос:

— А как же матушка и Катрин? Они остались в Париже…

Жорж-Мишель резко обернулся.

— То есть как? — переспросил шевалье. — Ты бросил мать и сестру?!

— Но как… как бы я их вывез?.. — попытался оправдаться Генрих. — Гугеноты окружили отель… бьют стекла… грозятся нас истребить…

Граф де Лош сжал пальцами виски. На мгновение задумался.