Порт-Артур. Том 2 - Александр Степанов

Борейко и, выхватив наган, один за другим выстрелил шесть раз.

Его примеру последовали еще несколько офицеров.

– Прекратить! Прекратить! – крикнул Стессель, оборачиваясь к стрелявшим, но его никто не слушал. – Под арест, под суд! – накинулся он на Борейко.

Поручик хмуро посмотрел на разъяренного генерала и вдруг вскинул на него револьвер. Стессель в ужасе шарахнулся в сторону.

– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство. Я проверяю, не осталось ли случайно патронов в револьвере, – громко проговорил Борейко насмешливым тоном.

Перепуганный Стессель поспешил уехать, приказав Белому «строго взыскать с этого нахала».

– Вы не можете, Борис Дмитриевич, без фокусов… Пора бы и угомониться! Я слышал, что вы обвенчались уже со своей учительницей. Хотя бы о своей жене подумали, – добродушно пожурил генерал офицера и отошел.

– Вашу лапу, Медведюшка! – подлетела Варя. – Вы вели себя молодцом. Сегодня же повидаю Олю и все ей подробно расскажу.

– Не смейте ее напрасно волновать.

– Она, наверно, будет только гордиться вашим поступком. – И девушка поспешила за отцом и матерью.

Вечером того же дня в кабинете Стесселя сидели Фок, Рейс, господин Шубин. Присутствовала и Вера Алексеевна с неизменным вязаньем в руках… Несмотря на то, что дверь в комнату была плотно прикрыта, все говорили вполголоса, словно боясь быть услышанными посторонними.

– К великому сожалению фирмы «Тифонтай», чек на пять миллионов долларов придется несколько задержать, – проговорил Шубин, любезно улыбаясь. – Каждый лишний день осады приносит нам большие убытки, и мы принуждены будем снижать обусловленную плату за услугу ваших превосходительств.

– Не могу же я мгновенно прекратить оборону. Если я ни с того ни с сего сдам Артур, то меня за это повесят. Зачем же мне тогда ваши деньги? – сердито возразил Стессель.

– Японская армия уже взяла Высокую, уничтожила артурскую эскадру, в гарнизоне свирепствует цинга и другие болезни. Эскадра Рожественского застряла около Мадагаскара, а Куропаткин и не думает двигаться на юг. Наконец – умер и Кондратенко. А генерал Фок лично говорил мне, что это развяжет ему руки, – ровным голосом продолжал Шубин.

– Пока форты Восточного фронта держатся, оборона будет продолжаться, – сухо проговорил Стессель.

– Сейчас создалось очень тяжелое положение на втором форту, но его, конечно, нужно еще взять, – вскользь заметил Фок.

– Приму во внимание замечание вашего превосходительства, – заулыбался Шубин.

– Неважно обстоит дело и на третьем форту, несколько лучше на укреплении номер три. На остальном фронте положение прочнее, – сквозь зубы цедил Фок, глядя на Шубина.

– Имеется еще вторая линия обороны – от батареи литеры Б до Курганной батареи. На ней также можно держаться, – заметил Шубин.

– Об этом не беспокойтесь, – отрезал Фок.

– Большая просьба господина Тифонтая – не затягивать дела. К январю все должно быть кончено, в противном случае мы будем считать договор расторгнутым.

– Прошу передать… господину Тифонтаю, – насмешливо ответил Фок, – что он может твердо рассчитывать на пятнадцатое-двадцатое декабря. Это крайний срок. Как начальник сухопутной обороны я ручаюсь за это.

– Во имя человеколюбия и гуманности необходимо все кончить возможно быстрее. Каждый день несет десятки и сотни новых жертв. Анатоль, ты должен пожалеть жен и детей артурцев! – патетически воскликнула генеральша.

– Приятно слушать разумные речи. Я не замедлю довести их до сведения господина Тифонтая, – поспешил откланяться Шубин.

– Должно быть, японцам действительно, как говорят пленные, уже воевать не под силу, что они так торопят со сдачей крепости, – заметил Рейс.

– Тем более оснований содрать с них побольше, – пылко проговорила Вера Алексеевна.

Приняв командование сухопутной обороной крепости, Фок прежде всего вдвое сократил численность гарнизона всех фортов.

– От скученности только развиваются эпидемические болезни, да и потери будут большие. Только изменники могут настаивать на увеличении гарнизонов, – постоянно твердил он.

Был сильно сокращен и гарнизон второго форта, хотя положение его считалось весьма трудным. Японцы прочно укрепились в переднем рву форта и неустанно работали, подготовляя взрыв бруствера. Они захватили также переднюю часть контрэскарпной галереи. Форт беспрерывно обстреливался одиннадцатидюймовыми снарядами, которые сильно разрушали тыловую казарму.

С раннего утра пятого декабря на форту происходила редкая перестрелка. Гарнизон находился в тыловой казарме, только часовые стояли у брустверов. День выдался ясный, солнечный. Изнуренные долгой осадой, солдаты и матросы высыпали в тыловой ров и грелись на солнце. Новый комендант форта штабс-капитан Кванц прохаживался тут же. Он недавно выписался из госпиталя и ходил теперь, опираясь на палочку.

Кванц спустился в потерну и пошел в контрэскарпную галерею. Здесь даже в светлый солнечный день царил полумрак.

– Вашбродь, стащить бы сюда пушку да пальнуть в упор по японцу… – обратился к штабс-капитану

Блохин.

– А ты кто такой, что подаешь мне советы? – вскинулся офицер.

– Бомбардир-лабораторист Блохин, веду минную работу по форту.

– Вон что! Как же ты попал в минеры?

– По своей охоте. Прибыл сюда еще с прапорщиком Звонаревым.

– Вали, только поскорее, а то японцы собираются взорвать форт.

Через четверть часа с помощью стрелков и матросов Блохин втащил пятидесятимиллиметровую пушку в галерею, поставив ее непосредственно за бруствером.

– Катись отсюда, пехтура, – распорядился он.

Стрелки с удивлением посмотрели на новоявленного командира.

– Сам ты собирай свои монатки, да поживее, пока не надавали по шеям, – огрызнулись они.

Блохин спокойно начал сбрасывать мешки с бруствера, очищая амбразуру для орудия. Услышав возню, японцы бросили несколько бомбочек, но стрелки их хватали на лету и возвращали обратно.

Установив пушку, Блохин сам стал за наводчика и несколько раз выстрелил в упор по японцам. Среди японцев началась паника, и они с воем ринулись из галереи. Не давая врагу опомниться, Блохин продолжал выпускать снаряд за снарядом, чередуя гранаты с шрапнелями, поставленными на картечь.

– Аида, за мной в атаку! – крикнул стрелковый унтер-офицер и выскочил на остатки бруствера. Солдаты бросились за ним. Блохин же остался около пушки, утирая рукой потный лоб.

Стрелки из контрэскарпной галереи проникли в разрушенный капонир, а оттуда в ров и оказались перед японской минной галереей.