Чернильно-Черное Сердце (ЛП) - Роулинг Джоан Кэтлин

— Извини, я забыл, — сказал Гас. — Я принесу их сейчас. Что ты…?

— Используй свою чертову инициативу, — сказал Иниго и повернулся лицом к Страйку и Робин. Он подождал, тяжело дыша, пока они не услышали, как закрылась входная дверь, а затем сказал более контролируемым голосом: — Насколько я помню — а я общаюсь со многими разными людьми в сети — через пару недель Кеа случайно упомянула что-то, что заставило меня понять, что она была как-то связана с этим проклятым мультфильмом, и — да, мы, ах, взаимно обнаружили нашу довольно отдаленную связь в сети.

— Вам не показалось странным совпадением, что она появилась на вашем сайте?

— С чего бы? — сказал Иниго, краснея на глазах. — Огромное количество людей посещают мой сайт. Он считается одним из лучших интернет-ресурсов для людей, страдающих хронической усталостью и фибромиалгией.

— Но вы не сказали своей жене? — снова спросил Страйк.

— Есть такая вещь, как конфиденциальность пациента, знаете ли!

— Я не знал, что вы врач.

— Конечно, я не чертов врач, и не нужно быть врачом, чтобы иметь определенную этику в отношении разглашения личных данных людей, которые приходят к вам за медицинским советом и психологической поддержкой!

— Понятно, — сказал Страйк. — Значит, именно уважение к частной жизни Кеа помешало вам сказать Кате, что вы с ней разговаривали?

— А что еще? — спросил Иниго, но его попытка контратаки была сорвана растущей краснотой его лица. — Если вы намекаете на это, то это просто смешно. Она достаточно молода, чтобы быть моей дочерью!

Вспомнив, как Катя утверждала, что испытывала материнские чувства к Джошу Блэю, Робин не могла решить, испытывает ли она больше отвращения или сострадания к несчастным Апкоттам, которые, казалось, искали утешения и, возможно, надежды на возвращение молодости в отношениях с двадцатилетними.

— И вы, конечно, с тех пор встретились с Кеа лицом к лицу, — сказал Страйк, делая выстрел в темноту.

При этих словах Иниго стал пунцовым. Робин в легкой панике подумала, что они будут делать, если у него случится сердечный приступ. Подняв дрожащую руку и направив ее на Страйка, он хрипло сказал,

— Вы следили за мной. Это подлое нарушение — возмутительное вторжение в мою… мою…

Он начал кашлять; казалось, что он задыхается. Робин вскочила и поспешила на кухню, взяла с полки стакан и наполнила его водой из-под крана. Иниго все еще кашлял, когда она вернулась, но он принял воду и, хотя пролил ее изрядную часть себе на лоб, сумел сделать несколько глотков. Наконец он вновь обрел некое подобие контроля над дыханием.

— Я не был свидетелем вашей встречи с Кеа, — сказал Страйк и добавил, менее правдиво: — Я задал вопрос.

Иниго уставился на него водянистыми глазами, рот дрожал.

— Сколько раз вы с Кеа встречались?

Иниго теперь заметно дрожал от негодования и ярости. Вода из его стакана выплеснулась ему на бедро.

— Один раз, — сказал он. — Однажды. Она оказалась в Лондоне, и мы встретились за чашкой кофе. Она чувствовала себя особенно плохо и нуждалась в моем совете и поддержке, которые я, к счастью, смог ей дать.

Он попытался поставить стакан с водой на журнальный столик, но тот выскользнул из его дрожащей руки и разбился о деревянный пол.

— Ради всего святого! — взревел Иниго.

— Я сделаю это, — поспешно сказала Робин, снова вскочила и направилась к кухонному уголку.

— Возмутительно — возмутительно, — повторил Иниго, его дыхание участилось. — Все это — преследовать меня здесь — вы вторгаетесь в мое пространство — и все потому, что я пытался помочь девушке…

— У которой была большая обида на Эди Ледвелл, — сказал Страйк, в то время как Робин вернулся и опустился на корточки рядом с Иниго, чтобы вытереть воду, — которая утверждала, что Ледвелл украла все ее идеи, которая преследовала Ледвелл в Интернете, которая преследовала Блэя после их расставания и угрожала насилием им обоим в ночь перед поножовщиной.

— Кто сказал, что она угрожала? — яростно спросил Иниго, в то время как Робин осторожно подбирала разбитое стекло.

— Я говорю, — ответил Страйк. — Я видел твиты, которые она удалила после того, как протрезвела. Уолли Кардью посоветовал ей это сделать. Наверное, это единственный разумный поступок с тех пор, как мы начали расследовать это дело. Вы знали, что они до сих пор общаются? Знали ли вы, что она спала с Уолли после расставания с Блэем?

Трудно было сказать, какой эффект произвели эти вопросы на Иниго, потому что его лицо уже покрылось крапинками, но Страйку показалось, что он увидел проблеск шока. Страйк догадывался, что Иниго был очарован девушкой, которую он считал уязвимой и невинной, и действительно, он мог представить, что Кеа очень хорошо играет эту роль.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал Иниго. — Я понятия не имею, кто такой этот Кардью.

— Правда? Он играл Дрека, пока его не уволили за антисемитское видео, которое он выложил на YouTube.

— Я не следил за всеми махинациями вокруг этого проклятого мультфильма. Все, что я знаю, это то, что Кеа — уязвимый молодая девушка, которая попала в плохую ситуацию, и я скажу вам это прямо сейчас: она определенно не Аноми. Абсолютно нет.

— Значит, вы никогда не обсуждали с ней “Чернильно-черное сердце”?

После небольшой паузы Иниго сказал,

— Только в самых общих чертах. Естественно, после того, как я понял, кто она, мы упомянули об этом. Она чувствовала, что ее обокрали. Я предложил ей свой совет. Как бывший издатель, я обладаю некоторым опытом в этой области.

— Так вы поддерживали ее в ее заявлениях о плагиате?

— Я не поддерживал ее претензии, я просто дал ей толковый совет, — сказал Иниго, когда Робин отнесла разбитый стакан на кухню и положила его в мусорное ведро. — Ее психическое здоровье страдало от ощущения, что ею воспользовались — использовали, а потом выбросили. Она нуждалась в дружеском внимании: Я его предоставил. У нас с Кеа много общего, — добавил он, еще больше покраснев.

Страйк вспомнил обнаженную красоту Кеа, сидящей напротив него в “Горничной”, и вгляделся в одутловатое лицо средних лет с расширенными порами и фиолетовыми мешками под бледно-серыми глазами.

— Я прекрасно знаю, каково это — когда тебя обрывают в расцвете сил, — продолжал Иниго, — знать, что мог бы преуспеть, но наблюдать, как преуспевают другие, в то время как собственный мир сжимается вокруг тебя, а все надежды на будущее рушатся. Меня выгнали с моей чертовой работы, когда эта ублюдочная болезнь настигла меня. У меня была моя музыка, но группа, мои так называемые друзья, ясно дали понять, что не готовы приспособиться к моим физическим ограничениям, несмотря на то, что я был лучшим музыкантом среди них. Я мог бы сделать то, что сделал Гас, пойти по пути стипендии, о да. И у меня тоже было много художественных способностей, но из-за этой чертовой болезни я не мог уделять необходимое время, чтобы заниматься этим…

Зазвонил мобильный Робин. Она уже собиралась вернуться на свое место, но теперь, вытащив телефон из кармана с извинениями, посмотрела на номер звонившего, затем сказала,

— Думаю, мне лучше ответить, извините.

Поскольку в помещении открытой планировки, где они сидели, не было укромного места для разговора, Робин вышла обратно на улицу. Когда она уходила, Иниго снял очки и вытер глаза, которые, как теперь понял Страйк, наполнились слезами во время его рассказа о различных потерях. Нацепив очки на нос, он громко фыркнул.

Но если Иниго Апкотт ожидал сочувствия от Страйка, то его ждало разочарование. Тот, кто когда-то лежал на пыльной дороге в Афганистане, с оторванной ногой и отрубленным туловищем человека, который несколькими минутами ранее балагурил о пьяном мальчишнике в Ньюкасле, не испытывал жалости к разбитым мечтам Иниго Апкотта. Если коллеги Апкотта по работе и товарищи по группе не были склонны к великодушию, Страйк готов был поспорить, что это было вызвано скорее задиристой, самодовольной натурой сидящего напротив него человека, чем отсутствием сострадания. Чем старше становился Страйк, тем больше убеждался, что в процветающей стране в мирное время — несмотря на тяжелые удары судьбы, от которых никто не застрахован, и незаслуженную удачу, которой явно воспользовался Иниго, унаследовавший богатство, — характер является самым мощным фактором, определяющим течение жизни.