Реализм и номинализм в русской философии языка - Владимир Викторович Колесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже явление есть «вещь в себе», если не соотносится с идеей как с основанием сравнения, немаркированным членом оппозиции, в котором общие конститутивные признаки при отсутствии частных дифференциальных.
«Знание дифференцирует субъективное и объективное, выделяет истинно сущее из кажущегося и являющегося. Субъективное в знании отстраняется, знание есть транссубъективность, μη ον субъекта; но это μη ον не есть ουκ ον, отстранение не есть уничтожение, как движение на юг не есть уничтожение севера. Субъективное не есть истинно сущее, но всё же оно существует, оно есть бытие sui generis и какое-то место, хотя бы место второго ранга, всё же должно быть ему отведено в онтологии, в универсальной системе всего существующего. Всё субъективное несущественно для логики, но это не значит, что всё несущественное не существует; оно существует и должно в конце концов найти свое объяснение. Полное завершенное знание должно не только понять, почему мир таков действительно, но и почему он кажется не таким; почему, например, кажется, что солнце вращается вокруг земли, почему световые волны ощущаются как различные цвета и т.д.» (там же: 255 – 256).
Столкновение идеи и вещи, в крайности Абсолютного и индивидуального, создает диалектику познания, переходящего в положительное знание. Здесь кроется «разгадка знаменитой проблемы субъекта и объекта», она состоит в принципе единства противоположностей. Но определить это соответствие можно, лишь пройдя весь путь противопоставлений, который рисуется следующим образом:
· Бытие – есть истина, предмет логики в онтологии;
· Лицо – есть добро, предмет этики в телеологии;
· Дух – есть красота, предмет эстетики в космологии.
«Нужно пройти все ступени этих противопоставлений, чтобы осуществить идентитет субъекта и объекта»,
что и
«представляет собою бесконечную задачу, или идею; точнее – три бесконечные задачи, три идеи: истины, добра и красоты. Бесконечная задача идентитета должна быть поставлена так, чтобы не быть невозможной, неразрешимой или бессмысленной» (там же: 262).
Вышеславцев не говорит о символе и образе, но неявно они присутствуют в троичном разбиении концептов «блага» (добро и красота в отличие от истины). В терминологически правильном значении он использует только слово понятие, предполагая за ним концепт, имея в виду концепт. «Анализ первопринципов» есть «превращение смеси понятий в систему понятий» (там же: 289), каждый первопринцип-концепт явлен обязательно в «системе понятий»; например, в концепте «свобода», по Фихте,
«предчувствуется целая система понятий: свобода выбора, свобода воли, свобода действий в материальном мире, свобода от аффектов, свобода политическая, идеал свободы, царство свободы <…> все эти понятия связаны друг с другом, они требуют друг друга, переходят друг в друга, но, может быть, и противоречат друг другу. Задача философской этики определить их взаимоотношение» (там же: 289).
Однако для Фихте это соотношение – смесь понятий, тогда как Вышеславцев строит «систему понятий» на основе слова (словесных формул). Неявным образом присутствует и «слово», изъясняющее связь идеи и вещи в символическом их единстве.
Но система на словесном уровне есть система парадигматическая, система на уровне идеи синтагматична, она может развертываться в последовательности усиления качества, например: томление – тоска – влечение – осознание – воля – [свобода].
«Свобода есть не только воздействие на мир объектов, но непременно сознательное воздействие, она не только делает нечто, но и знает, что делает; без сознательного выбора, без воли, порождающей из себя действие – нет свободы» (там же: 301).
«Свобода как осознанная независимость»
– лозунг Фихте и основание его этики.
Таким же образом рассматриваются другие концепты: богатство, личность, совесть и пр. Например, «личность» как концепт предполагает множество индивидуумов (индивидуум – неделимое, предел деления), что
«предполагает раздробленность, разделенность духа на множество духов, подобно тому, как и атом выражает раздробленность материи на множество последних элементов <…> Индивидуум существует, конечно, в системе индивидуумов, как и атом – в системе атомов, но это простой анализ понятия, Нет я без ты» (там же: 377).
Кроме синтагматической, имеется и парадигматическая система, которая формируется соотношением онтологического бытия – телеологического лица – космологического духа; в данном случае, очевидно, соответствует описанному Флоренским соотношению личина – лицо – лик.
Позиция Фихте, а следовательно и Вышеславцева, определяется концептами духовного плана, которые по существу суть символы, а не понятия, хотя и толкуются как общие понятия. Богатство как досуг, свобода как воля, совесть как добрая воля, личность как лик, цель как идеал, природа как причинность и пр. – одно вместо другого и есть диалектическое напряжение символических форм в силовом поле концепта; символы, данные как концепты, изъясняются понятием. Это переход от Канта к Гегелю – у Фихте, и чистой воды гегельянство у Вышеславцева.
В «Этике преображенного эроса» Вышеславцев уточняет свою гносеологическую позицию. Он говорит о том, что
«значение начинается с дифференциации субъективного и объективного» (Вышеславцев 1994: 251),
т.е. с их расхождения; что существует три типа противоположностей и противоречий (там же: 234 – 236) на пути преодоления такой трехступенчатости (лук и лира как символы этого (там же: 244 сл.)); что вообще
«тройственная схема неизбежна – она определяется сущностью человека и его иерархическим положением в бытии; человек видит то, что онтологически и аксиологически ниже его, видит бытие физико-химическое, органическое и психическое; видит бытие ему соравное, идеально духовное бытие других я, бытие ценностей и принципов; и, наконец, чувствует, переживает и своеобразно мыслит (диалектически) нечто возвышающееся над ним» (там же: 129).
Тем и определяется тройственность ритмов преображения смыслов: гармония полярности – ритм становления – направление к ценностям (там же: 237 – 238). Поразительно, насколько точно, хотя и не в тех терминах, описывается энтелехия концепта; интуитивно понимая смысл движения, Вышеславцев знает, о чем говорит. Толкуя о Законе и Благодати, о ценности и святости, о правде и истине (весьма характерные оппозиции!), Вышеславцев касается проблемы во-ображения, которое понимает в этимологическом смысле слова, поскольку и
«последняя основа всех вещей есть таинственная глубина и глубокая тайна» (там же: 132).
«Воображение – сила, рождающая образы вещей»,
это есть
«созерцание прообраза» (там же: 59, 61);
«во-образить
