Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

До сих пор я не могла собраться ответить Вам, дорогой друг мой, по. поводу чтения Вами Rousseau. Я его терпеть не могу, я считаю его человеком без сердца, циником и развратителем юношества, и меня очень радовало, когда прошлое лето в Женеве, во время празднеств по случаю его юбилея, почти все журналисты восставали против этого hommage [благоговения] ему и повторяли об нем то же, что я в нем нахожу. Вся его честность сводилась только к тому, чтобы не брать даром чужих денег, а он и понять не мог, что существует честность гораздо выше этой, а это есть только потворство своему самолюбию, самоугождение. Я не поклонница денежной честности, потому что это есть принцип расчета, а не сердца, а я выше всего ставлю в человеке сердце.

Заметьте, милый друг, как мои листки все идут diminuendo [уменьшаясь], и все-таки это не удерживает моего увлечения.

Пахульский без умиления и благоговения не может вспоминать о Вас. Он занимается теперь у Гржимали на дому уроками скрипки, а композиторство пока отложил. На это лето кроме его я беру еще и Данильченко в Браилов. Вообще у меня будут с собою, вообразите, друг мой, шесть учителей: англичанин, француз, немец, русский, поляк и хохол!!? Какая смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний ...

Но однако довольно же. До свидания, мой бесценный, безгранично любимый друг. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

59. Чайковский - Мекк

Каменка,

12 апреля 1879 г.

Хоть иногда и приходится жаловаться на Каменку за ее неприглядность, за то, что она недостаточно деревня, но я все-таки совсем ожил здесь. Погода стоит чудная. Весна наступила окончательно. Фиалки отцветают, лес понемножку зеленеет, соловьи запели. По временам на меня находят те чудные минуты экстаза, которые может доставить одна природа. В такие минуты думаю о Вас, милый друг мой, и сожалею, что Вы в Москве, где еще едва снег стаял! Как жаль, что Вы не в Браилове! Воображаю, как там должно быть хорошо теперь!

Кстати о Браилове. Если позволите, друг мой, я бы очень желал попасть туда около 1 мая и остаться до Вашего приезда, который, если не ошибаюсь, состоится между десятым и пятнадцатым. Если Ваши планы изменились, то потрудитесь вкратце меня о том уведомить.

Мне устроили здесь постоянную маленькую квартирку. Зять мой был так добр и мил, что нарочно для меня перевел прачешную в другое место, а из этой бывшей прачешной вышли три очень миленькие комнатки, которые останутся моим постоянным pied a terre [местопребыванием] до тех пор, пока семейство сестры будет жить в Каменке. Жилище мое состоит из маленького кабинета, небольшой комнатки для Алексея и моей спальни. Вчера сюда пришли все мои вещи, т. е. книги, ноты, портреты, и в настоящую минуту новая моя квартира получила довольно кокетливый вид. Сидя у окон своих, я сожалею, что они не открывают мне никакого вида,-но что же делать? Зато я окружен здесь такими милыми, сердечными и в то же время изящными существами! Все они так ласковы ко мне! Мне очень хорошо, и на душе покой, и ощущение тихого, мирного счастья!

Со второго дня своего пребывания здесь я стал заниматься,-и моя пресловутая многострадальная сюита быстро подвигается к концу. Так как я хочу сам сделать фортепианное переложение-в четыре руки, то полагаю, что просижу над сюитой до конца апреля. В Браилове, если мне придется быть там около 1 мая, хочу предаться праздности и хорошенько надышаться воздухом, отдохнуть от всех испытанных мною в последнее время треволнений. Период времени от возвращения из-за границы до приезда в Каменку представляется мне тяжелым, отвратительным кошмаром!

Не жду от Вас письма, дорогая моя, но жду кратких известий о Вашем здоровье. От всей души желаю, чтобы Вы поскорее могли вырваться из Москвы и от хлопотных дел Ваших. Будьте здоровы!

Ваш П. Чайковский.

60. Чайковский - Мекк

Каменка,

14 апреля 1879 г.

Сегодня утром получил письмо Ваше. Удовольствие, испытанное мною по этому случаю, трудно выразить. Мне приятно было не только читать это письмо, но просто, до чтения, ощущать его в своих руках, видеть знакомый милый почерк, чувствовать себя, наконец, вполне удовлетворенным, потому что до сих пор я еще все чего-то ожидал, чего-то недоставало для моего счастья. Это что-то было письмо Ваше, мой друг! Я очень избалован Вами. От времени до времени мне нужно для моего спокойствия и благополучия читать Ваши строки, получать Ваши письменные ласки, словом, сообщаться с Вами. И, пожалуйста, не думайте, что мне нужно много! Хотя бы несколько строк, из которых я бы знал, что Вы делаете и здоровы ли Вы.

Вы говорите о приятных воспоминаниях, оставленных Вам Флоренцией. Ах, друг мой, если бы Вы знали, как велико для меня наслаждение вспоминать этот как сон промелькнувший месяц! У меня, кстати, сохранилось много вещей, находившихся в вилле Bonciani. Я пишу пером, купленным Вами или по Вашему приказанию, беру чернила из чернильницы, находившейся там на моем столе; перочинный ножик, резинка, колокольчик и разные другие милые вещицы постоянно во время моих занятий напоминают мне незабвенную Viale dei Соlli! К счастию моему, теперь, в Каменке, где я очень хорошо себя чувствую, воспоминания эти не сопряжены с горечью. В Петербурге и Москве они дразнили и терзали меня.

Очень благодарен Вам за позволение побывать в милом Браилове, дорогой друг! Я об этом мечтаю ежечасно и предвкушаю уже теперь безграничное удовольствие от предстоящей поездки. Но, к сожалению, мне нельзя будет там пробыть долго, Теперь, только что приехавши в Каменку, мне как-то неловко тотчас же покинуть милых родных, так нетерпеливо меня ожидавших и с такой заботливостью приготовивших мое милое теперешнее жилище. К тому же, здесь собираются праздновать 23 апреля именины сестры, а двадцать пятого-день моего рождения. Проектируются разные сюрпризы и удовольствия, в которых и мне необходимо участвовать. Наконец, брат Модест проживет в Каменке до конца месяца, и мне не хочется с ним расставаться. Ну, словом, не хочу отравлять своей чудной браиловской жизни никакими укорами совести и сожалениями и потому предполагаю отправиться в самых последних числах апреля, Останусь же до десятого, если это не противоречит Вашим планам. Как ни тяжело мне было бы отказаться от наслаждения провести в гостях у Вас несколько дней, но в случае, если Вы почему-либо захотели ехать в Браилов раньше, чем предполагали прежде, то надеюсь, что Вы ни минуты не будете стеснять себя нежеланием расстроить мои надежды. Не удастся теперь, побываю в Браилове осенью, но во всяком случае мне бы до крайней степени было бы неприятно служить помехою Вашим планам. Согласно Вашему приказанию, я буду телеграфировать Maрселю о дне моего приезда.

Опера моя покамест покоится в моем портфеле. Теперь я работаю над сюитой. Сегодня кончил партитуру и завтра принимаюсь за четырехручное переложение. Я решился сделать его сам, так как опыт показал, что дело затягивается очень долго,. когда поручается эта работа другому. Так же точно поступлю и с оперой. Я уговорился с Юргенсоном, что сюита в течение лета будет напечатана 1) в виде партитуры, 2) в виде голосов, 3) в виде четырехручного переложения, так что ко времени ее исполнения она будет находиться в продаже. Это удобно и для меня, и для Юргенсона, и для публики. Знаете ли Вы, например, отчего так затянулось печатание нашей симфонии? Оттого, что, прежде чем печатать, ее переписывали для исполнения в Москве, потом партитура попала к Танееву, который очень долго ее перекладывал, и покамест Юргенсон не мог печатать ее; потом она была потребована в Петербург, и Танеев ждал ее возвращения, потом она была в Париже, где Руб[инштейн] хотел ее играть, и т. д. и т. д. Словом, она вела кочующую жизнь и переходила из, рук в руки, а время пропадало. Между тем, Юргенсон и из России и даже из-за границы получал значительное число требований на нее, и приходилось отказывать. Отныне уже этого не будет. Мои вещи будут исполняться не ранее того, как выйдут из печати во всех трех видах.