Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Генрих Эрлих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никогда не жалуйся, — ни на жизнь, ни на судьбу, ни на товарищей. Понял?
— Понял, — кивнул мальчик, — не буду. Спасибо за совет.
— Это не совет, это правило, — сказал Юрген. — Ну, бывай, Артур Вайзер. — Он протянул ему руку.
Мальчик звонко шлепнул по ней своей ладошкой и побежал прочь. Он был славный мальчуган, Артур Вайзер.
* * *
Они сидели и гадали, кого пришлют в следующий раз. Ниже 12–летних мальчишек падать было некуда, разве что… Они не рисковали вслух высказать предположение, чтобы не сглазить.
— На складе в Зеелове получили партию бюстгальтеров и прочих женских шмоток, — принес новость Отто Гартнер, он постоянно ошивался у интендантов на предмет возможных обменов.
Слово было сказано, но они все равно отказывались верить. Призвали одного из новобранцев, не Дитера, он был тут не помощник, расспросили о последних берлинских веяниях. Тот подтвердил, что на стрельбище возле их казарм тренировались девушки–доброволки, лет четырнадцати–пятнадцати. Такие кобылки, закатил он глаза.
Юнца сразу выгнали — что бы понимал! — и стали профессионально и в деталях обсуждать, как они будут этих кобылок объезжать. Даже Юрген позволил себе какое–то невинное, на его взгляд, высказывание, за что немедленно схлопотал по голове от незаметно подошедшей Эльзы, привлеченной громким мужским ржанием. Удар был нешуточный. Хорошо, что он снимал каску только вечером, при входе в блиндаж.
Перспективы обрели реальные очертания, когда их вдруг погнали на лекцию о венерических заболеваниях. На Восточном фронте такие лекции читали в преддверии наступления, это был такой же верный сигнал, как приезд высокого начальства. О наступлении в те дни не было и речи, значит, жди женский батальон, или роту, или взвод. Они были согласны даже на отделение. В конце концов, это было справедливо. Пуфф им полагался по уставу, но об этом начальство забыло еще прошлым летом, после начала наступления русских.
Но что–то там не сложилось, девушки–доброволки до них так и не доехали. Зато в середине апреля к ним прибыло наконец настоящее подкрепление.
Слева от них расположились норвежцы, справа — датчане. Они носили гордые названия — гренадерский полк «Норвегия», гренадерский полк «Дания» и входили в состав дивизии «Нордланд». В предыдущих боях дивизия потеряла больше половины численного состава и техники, но все же это была дивизия и не ее придали их 570–му ударно–испытательному батальону, а наоборот. Они не сильно переживали по этому поводу, славой они сочтутся, была бы слава.
То, что это были эсэсовцы, тоже нисколько их не напрягало. Эсэсовцы эсэсовцам рознь. Они заложили бы любой крюк, лишь бы не встречаться с браконьерами Дирлевангера или бывшей русской дивизией Каминского, но воевать вместе с регулярными частями СС было одним удовольствием. У них уже был такой опыт — под Варшавой они отбивали наступление русских вместе с танковой дивизией СС «Викинг». Это были смелые солдаты и отличные товарищи, словом, настоящие викинги и истинные арийцы.
Поэтому все «старики» — Юрген, Брейтгаупт, Целлер, Гартнер — устремились на соседнюю высоту, едва над ней развернулся знакомый красный штандарт с синим крестом.
— Гудаг![80] — принялись кричать они еще издалека.
— Хей![81] — отвечали им норвежцы и призывно махали руками.
Пусть это были не их старые знакомые–танкисты, все равно на поверку они оказались славными парнями. Еще они были немного смешными со всеми их эсэсовскими заморочками, с вычурными перстнями, рунами, большими цветными нашивками и их немного птичьим выговором, но это только добавляло теплоты и душевности в отношения.
На передовой люди сходятся быстро. Вот и Юрген нашел себе приятеля. Его звали Йорген Йоргенсен, они были тезками. А еще он был шарфюрером, то есть ровней, равенство чинов немало способствует приятельским отношениям.
— У нас в семье все Йоргены Йоргенсены, — рассказывал он, — я — Йорген Йоргенсен, отец — Йорген Йоргенсен, дед — Йорген Йоргенсен, прадед…
Так они говорили, все эти норвежцы, к этому надо было просто привыкнуть. Когда Юрген привык, то стал даже находить в такой манере разговора большое достоинство — она успокаивала.
Йорген был родом из Ставангера, небольшого портового города, он вырос в порту, это еще больше роднило их с Юргеном. По молодости он вступил в «Гирд», в штурмовой отряд норвежской национал–социалистической партии, а сразу после прихода немцев записался добровольцем в войска СС. Он мечтал сражаться против наглых англичан, которые не давали продыху норвежским рыбакам. А еще он мечтал стать танкистом, коли уж в структуре СС нет военно–морских частей. Мечтам его не суждено было сбыться. Добровольцев было слишком много для танковой дивизии «Викинг», больше трех тысяч, поэтому он попал в мотопехоту, в дивизию «Нордланд». И отправили его воевать не с англичанами, а на Восточный фронт. Но он не унывал, ведь борьба с большевизмом была не менее важной и привлекательной задачей.
Где они только не воевали! Было похоже, что дивизию «Нордланд» бросали в прорыв на самых опасных участках и ею же затыкали все образующиеся на фронте дыры, совсем как их 570–м ударно–испытательным батальоном. За один последний год дивизия сражалась под Петербургом, потом под Нарвой, затем русские прижали их к морю в Курляндии, оттуда в январскую стужу дивизию эвакуировали морем в Померанию, где они остановили наступление Рокоссовского — эту невероятно сложную для норвежца фамилию Йорген произнес без запинки, чувствовалось, что они не раз склоняли ее на все лады в своем кругу. И вот их, без малейшей передышки, перебросили под Берлин, на направление главного удара, удара чьих войск, русских или немецких, Йорген не уточнил. И Юрген был полностью солидарен с ним в этом. Не их ума это дело, как командование распорядится, так и будет. А еще вернее — как повернется военное счастье.
В те дни казалось, что удача будет на их стороне. Иначе и быть не могло, ведь впереди плечом к плечу стояли крепкие парни — норвежцы и они, штрафники. Но все это было в середине апреля, до этого еще много чего произошло.
Das war ein schuftige feige Verbrechen
Это было подлое трусливое преступление. Так сказал подполковник Фрике, и Юрген полностью с ним согласился. И Вортенберг, и Брейтгаупт, и все другие солдаты их отделения, взвода, роты, всего батальона, выстроившегося в низине за холмом.
Последний раз это выражение Фрике употребил на таком же общем построении в Витебске после того, как партизаны взорвали армейский госпиталь, под руинами которого погибли их раненые товарищи. Сейчас число погибших было в десятки, если не сотни раз больше, официальные цифры пока не были объявлены, но говорили о ста тысячах убитых мирных жителей, детей, женщин, стариков.