Культурная революция - Михаил Ефимович Швыдкой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну сделайте так, чтобы я мог повезти своих детей и внуков в Шушу, господин президент! – воскликнул на приеме у Сержа Саргсяна Захид Измаилов, бывший начальник отдела культуры города, который подарил и Азербайджану, и Армении гениев, прославивших оба народа. – Ведь мы же работали вместе, вместе праздники отмечали, вместе на похороны ходили…» И было видно, что для карабахца Сержа Саргсяна заклинания его земляка – не пустой звук, что он, хоронивший многих, знает мощную власть этих слов. Не случайно в самом начале встречи он особо отметил среди азербайджанской делегации своих, карабахцев. Но, знающий цену войне, знающий боль потерь, он не спешил давать никаких обещаний.
Оба президента, не сговариваясь (да они и не могли сговориться), называли ситуацию, сложившуюся между странами, совершенно одинаково – «ни войны, ни мира». И оба говорили о том, что она никого не устраивает. С осторожным оптимизмом оба ссылались на то новое качество переговоров, которое дали Майндорфская декларация, подписанная в резиденции президента России Дмитрия Медведева, и договоренности, достигнутые в Праге. И говорили о том, что значительно продвинулись в согласовании базовых принципов урегулирования. И оба говорили о роли интеллигенции в разрешении конфликта, прекрасно понимая, что любые политические договоренности должны иметь поддержку в общественном мнении.
Ни у кого из моих спутников, равно как и у меня, не было никаких иллюзий: мирные договоры готовят и подписывают политики и военные. Но лидеры общественного мнения, и люди искусства в их числе, могут помогать этим процессам или мешать имени Могут создавать образ врага, раздирая заживающие раны, или пытаются заново ощутить ту связь, которая рождается от общих бед и радостей, от общих праздников и общих поминок. Будем честны: интеллигенция обеих стран сыграла пусть и не решающую, но, безусловно, трагическую роль в милитаризации сознания обоих народов, в разжигании ненависти друг к другу. Сегодня она должна преодолеть приступы дурного радикализма и помочь своим согражданам найти путь к миру. Они должны разминировать сознание. Это совсем непросто. Но без этого нам не выжить.
…Как все-таки повезло всем нам, что два бывших министра культуры Азербайджана и Армении, Армении и Азербайджана, два старых добрых знакомых, Полад Бюль-Бюль оглы и Армен Смбатян, примерно в одно и то же время были назначены послами в Россию, и мы договорились поднять по рюмке в Доме литераторов…
Июль 2009
Истина или справедливость?
«…Нравы культурных людей опустились до нравов публичного дома и каторги, и не стыдно, а привлекательно стало быть завистливым негодяем и бессовестным лгуном – нет, все это только поверхностные приметы болезни. А суть болезни проявляется в полном и проникшем до самых основ гниении той жизни, в которую мы пришли когда-то и которая еще сохраняла черты данного Создателем человечеству и исторически проверенного устройства. Все эти наши горькие, андреевы, скитальцы, врубели и tutti quanti, как и все эти меттерлинки и парижская школа – все они только были сыпью, а зараза глубоко пошла… И не в одной вообще культуре декаданс, а во всей нашей жизни, в душах, воспринявших болезнь от первоначального гнойника – от культурного общественного слоя…В пятом году и дождались новой пугачевщины, и радовались ей как дурак пожару… Более того – и проповедь графа Толстого, осмеливаюсь считать, была из того же разряда общероссийской мозговой горячки». Герой последнего романа Александра Кабакова «Беглецъ», некто господин Л-ов, член правления одного из московских частных банков, записавший эти строки зимой 1917 года, судя по приведенной цитате, наверняка читал статьи Н. Бердяева, С. Франка, С. Булгакова и других авторов, объединившихся для издания сборника «Вехи» в 1908 году. Сборника, отторгнутого русской интеллигенцией – от кадетов до социалистов всех направлений и толков. Что неудивительно, ибо она не была готова согласиться со своей бесплодностью и исторической обреченностью, на которых настаивали создатели «Вех». (Разве что С. Булгаков оставлял ей какой-то шанс, да и то в зависимости от ее способности приобщиться к религиозным откровениям.) Понятно, что сам А. Кабаков читал не только «Вехи», но и «Смену вех», изданную в 1921 году и заслужившую благосклонные отклики в Советской России, за то, что новый авторский коллектив из белоэмигрантов оказался способным простить революционно озабоченную интеллигенцию и принять ее деяния после 1917 года. Равно как читал он и многое другое, написанное за сто лет, отделяющих нас от знаменитого и раскритикованного современниками сборника. И ему, выпустившему почти криминальный роман, в котором упомянутый герой идет на сговор с большевиками, чтобы, ограбив собственный банк, перевести причитающиеся ему деньги за границу, но по стечению обстоятельств остается после Октябрьского переворота в России и участвует вместе с Фанни Каплан в покушении на Ленина, известна одна из существенных трагических проблем российской духовной и социальной жизни: восхищение интеллигенцией и презрение к ней, горечь от истончения интеллигентского слоя и радость от ее – пусть и запоздалого – исчезновения в реальной жизни.
Не ставлю перед собой задачи художественного анализа нового романа А. Кабакова, сочинения по-своему изысканного и смыслово затейливого. Выбираю из него лишь одну тему, один мотив, но тот, который все еще волнует общественную мысль, заставляет медитировать современных интеллектуалов, которые так и не понимают, способны ли они продолжить традиции русской интеллигенции или являются ее похоронной командой.
Для авторов «Вех» интеллигенцией являются разночинцы (или выродившиеся аристократы), озабоченные социальными вопросами, заигрывающие с народом, который не только не понимает их, но и вообще является субстанцией особого рода, не приемлющей никаких цивилизационных усилий. А по существу уничтожающие подлинный интеллектуализм. «С русской интеллигенцией в силу исторического ее положения случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине», – писал Н. Бердяев в статье «Философская истина и интеллигентская правда», отлучая тех, кто вырос на Белинском, Герцене, Чернышевском и Михайловском, от реального понимания русского бытия. Эту идею развивает С. Франк:
