"Фантастика 2023-179". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Рау Александр Сергеевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рамон не уставал повторять ей, что она королева. Строил и преподносил планы будущего Камоэнса. Льстил и восхищался ею. Он являлся той необходимой опорой в мире знати, которой не мог стать Гийом. Он был противоположностью чародею. Как внешне, так и по статусу.
Маг не находил себе места от ревности, давно очень давно не посещало его это забытое чувство. В свое время Ангела сломала стальной панцирь на сердце мага, и теперь оно — беззащитное — истекало кровью.
Ревность усиливал и тот факт, что большинство грандов считали Рамона Мачадо будущим королем. Он и вел себя как король, держа в руках всю власть. Гийом пытался защищать интересы Ангелы, но добиться успеха при ее безразличии было невозможно. Собственная же власть чародея ограничивалась семью тысячами скайцев — силой, вызывающей уважение, но абсолютно бесполезной в борьбе за Ангелу.
Ломая голову в поисках выхода, злясь от бессилия, маг невольно вспоминал строчки неизвестного в Камоэнсе поэта. Строчки, вырванные из стиха, но так отвечающие ситуации.
…Меж нами струна молчания, дрожащий, тугой излом. Двумя стальными мечами, длинными до бесконечности, отточенным в молчании, в объятьях, тоске и вечности, наши тела отчаянно вместе взлетают ввысь, вместе падают вниз. Терзаю тебя молчанием. Пронзаешь меня молчанием, Безмолвным сплошным звучанием.
Последние дни его с Ангелой связывало только такое молчание, безмолвное и сплошное. Да редкие взгляды. Они почти не общались. Она обращалась к нему лишь как к другу-союзнику. Гийом-любовник был забыт, убран в чулан на время, или навсегда. Маг никогда не любил изысканно-мучительных любовных игр. Не терпел издевательств даже такого рода.
Строчки были хороши лишь частично. Он мучился от отчаяния. Падал вниз. Ангела — она наслаждалась ролью королевы, вознаграждая себя за перенесенные беды. Она исполняла свою мечту. Логика не давала возможности обвинять ее. Принцесса давала Гийому клятвы в вечной любви? — уши не помнят этих слов. У мага нет ее расписки.
Он сам выбрал этот путь и помог ей, задавив свое несогласье. Ангела честно отговаривала его, просила уйти, он остался. Сам. По своей воле.
Все правильно, логично и четко. Не к чему придраться.
Но вот только почему ему так больно и обидно?
Боевой маг, бывший «леопард» достойного властителя Хорхе, долго искал ответ на этот опрос. В одиночестве, или в компании с бутылкой, но никогда не напиваясь. Он нашел. Не сам ответ — его следствие. Как раз в ночь перед битвой с войском Агриппы д'Обинье.
Он выполнит данную Ангеле клятву — сделает ее королевой. А после уедет. Куда? — мир огромен. Может, домой — за Море. Старые обиды уже забылись, раны затянусь. Заживет и эта. Не в первый раз.
Кармен Феррейра несколько дней наблюдала за письмом, лежащим на столике Ангелы. Неровные буквы, старались держаться в строчках, но иногда выпрыгивали за их рамки, несмотря на все усилия автора. Фрейлине был знаком этот подчерк. Она живо представляла себе узкую ладонь, тщательно водящую строфы гусиным пером, и комкающую листки, когда мысль терялась, или уходила в сторону. С тобой, Что станет с тобой? Когда останешься без меня, что за свет унесет тебя, что за мрак — меня? Боль в висках, в глазах, боль в сердце в костях, в крови, в душе… С тобой, что станет с тобой?
Ангела не прятала листок, не выбрасывала, но и не отвечала. Кармен ждала вместе с автором. Тщетно.
Глава 25
Невысокий крепыш в полный латах с вызовом смотрел в лицо Агриппе д'Обинье, уперев руки в боки. Полковник ландскнехтов из империи Хальцед — Верен фон Урслин, избравший себе девиз: «враг Бога, сострадания и милосердия», — не собирался менять принятого решения.
— Мои люди не хотят драться, Маршал! — нагло заявил он Агриппе, явившемуся выяснить причину бездействия кондотьеров.
Командиры вели переговоры между двумя линиями своих воинов.
Полторы тысячи «копий» фон Урслина остались в своем лагере. Вооруженные и готовые к бою, они, тем не менее, не собирались сражаться на стороне нанимателя — герцога Гальбы.
— Подлец, — Агриппа схватился за меч.
Гвардейцы за его спиной обнажили оружие. Латники Верена ощетинились копьями и подняли арбалеты.
— Да, я таков, — рассмеялся кондотьер, — Оцените ситуацию, маршал. Вас оставляют собственные вассалы, а вы требуете верности от наемника. Войско Ангелы в полтора раза превышает ваше. Мы не самоубийцы. Оставьте нас в покое, иначе мы силой пробьемся.
— Я не отпущу предателя! Вы окружены. Не уедете.
— Под моей командой двенадцать рот — пять тысяч конных, из них четверть — тяжеловооруженные латники. Ты истечешь кровью маршал. Мачадо съест тебя, не поперхнувшись. Мы не хотим воевать ни с ним, ни с тобой. Пропусти, и мы останемся нейтральными.
Лицо Вернера фон Урслина было правильным аристократичным, изнеженным, но чести у хальцедского дворянина не было ни капли, потому-то его империя и разваливалась на части.
Д`Обинье шумно дышал, с ожесточением выпуская воздух. Все его естество требовало покарать изменника, опыт полководца поддерживал — опасно оставлять за спиной пять тысяч конных. Но войско Ангелы совсем близко, начни он сражение с Вереном, Мачадо и Торе ударять в спину. Драться на два фронта, уступая в числе — верная погибель.
Маршал отпустил рукоять меча, на треть покинувшего ножны, и молча развернул коня. Предоставляя фон Урслину свободу действий. Отдавая на разграбление уходящим наемникам — хищным зверям — камоэнские города.
Непривычная тяжесть сдавила левую половину груди, в глазах потемнело, Агриппа покачнулся, с трудом удержавшись в седле. Скрипя зубами от боли и злости, маршал одолел непривычную слабость; впереди у него была битва, в которой он должен победить. Самое страшное из сражений. Против своих.
Деревне Гадливой вскоре предстояло стать знаменитой на весь Камоэнс. Но тупые, недалекие крестьяне, не осознававшие надвигающейся на них славы, спешно угоняли скотину близлежащий лес, в тщетной надежде спрятать ее от вездесущих ландскнехтов. Две армии собирались топтать посевы Гадливой и пяти соседних деревень. Урожай после опасных забав благородных не собрать — а так, может, хоть коров да лошадей спасти удастся.
Нелегко найти подходящее место для битвы, способное разместить почти пятьдесят тысяч человек с обеих сторон. Граф Торе разместил войско в одну линию, нарушаемую рощами и ручьями. В центре — широкая полоса пехотинцев — пикейщики-скайцы, защищавшие лучников-паасинов. С флангов по десять тысяч рыцарей — сводные графские и баронские дружины; месенады[47] отдельных областей и владений, составленные из мелких нобилей-кабальеро; сбродные отряды наемников. Беспорядочное и децентрализованное воинство.
— Луис, не рвитесь в атаку. Агриппа уступает нам в числе, но превосходит в умении. Будьте в резерве, — советовал поэту Гийом.
Чародей отрешился от участия в воинском совете, его замечания и рекомендации никто не слушал. Двадцатилетний опыт боевого мага оказался никому не нужен. Вельможи, уже примерявшие на себя придворные одеяния, давно заочно разбили маршала д'Обинье.
Войско перед битвой проснулось затемно. Построение заняло все утро. Маг отклонил предложение Ангелы остаться вместе с ее свитой, и зашагал к своим скайцам. Честный бой — единственное, что ему оставалось.
— Хэ, Гыйом! — радостно оскалился Ханрик Оланс, — А я уж думать, ты накласть в штаны.
Появление мага вызвало оживление среди наемников. Командиры скайцев с громкой руганью отдавали последние команды. Паасины Лойала серьезные и сосредоточенные проверяли тетивы и колчаны. Между их порядками оставалось достаточно места для подносчиков стрел, которые бегали за ними к специальным возам в тылу строя.