Ожог от зеркала - Александр Доставалов

– Как же они его достали? Хобот осторожно ходил.

– Небось в волков перекинулись, – снова сплюнул Флейта. Все в банде уже знали о способностях пришлых мужичков. – От зверя по лесу не уйдёшь.

– А с татарами чего ж?

– А сейчас когда? Время нужно. Да и попробуй зубами против сабли.

Варька осторожно подняла зеркальце.

– Можно?

Тарас кивнул. Никита толкнул его в бок и показал на посох. Поколебавшись, Тарас снова кивнул. Но кривая дубина переломилась при первой же попытке взять её в руки.

Яму копать не стали, да и лопаты ни у кого, естественно, не было. Все трупы вместе с обломками посоха закидали валежником.

Муха объявился примерно через час. Глаза у пацана бегали, сам он был взъерошен и совсем не походил на Муху, которому полагалось важно ходить по лагерю после удачного выстрела. Не каждый день пацану удаётся завалить татарского воина. Тарас попытался отозвать Муху в сторону, но тот не пошел. Тогда школяр спросил:

– У тебя браслет?

– У меня, – не стал отпираться Муха, сверкнув чёрными глазами, и школяр снова подумал, что этот молчаливый малец способен на многое. – Только я его не отдам.

– Почему? – спросил Тарас. – Передал бы мне или Никите. Или Ольге.

– Потому что я его добыл, – резонно сказал Муха. – Почему я должен отдавать своё Никите?

– Мы купим, – без особой надежды сказал Тарас, но Муха отрицательно покачал головой. К разговору с интересом прислушивались Флейта и Пихта, сбоку подходили Бредень и Укроп.

– Ты же не умеешь с ним обращаться, – сказал Тарас.

– Так и насрать, – сказал Муха. – И учти, с собой его у меня нет. А то вы наших за серебро режете.

– Ты за языком-то следи, – сказал Тарас. – Школяров с волколаками не смешивай. Не хочешь – не надо. Тебе можно его носить, по годам почти подходишь. Если добыл нормально.

Муха, видно, не ожидавший такого поворота, открыл уже рот, собираясь что-то сказать, но теперь его захлопнул. Помолчав немного, он спросил:

– А что значит, если добыл нормально?

– Если не убил прежнего владельца, – не стал лукавить Тарас.

– Нет, – покачал головой Муха. – Он у него в одежде был.

– Тогда, считай, тебе повезло. Очень. Носи на здоровье и нас не бойся. Захочешь чего узнать – заходи, расскажу.

Муха промолчал, оглянувшись на бандитов. Те покивали. Мол, всё как надо, ерепениться не хрен. Сбоку подошла Маринка и обняла его руку, на которой виднелась насадка-крюк, положив голову Мухе на плечо. Последние недели Маринка откровенно уходила к Никите, но сейчас, как видно, надумала вернуться. Муха, у которого хватало ума не ревновать рыжую кошку, несмело улыбнулся.

Три петли... накид... три петли... накид...

Уля, сидевшая на крылечке со спицами, смотрела, как бреется Никита. Тот ежедневно снимал щетину острейшим ножом, и ей очень нравилось наблюдать за этим ритуалом.

Три петли... накид...

Движения Никиты были аккуратны. Клочья грязной мыльной пены стряхивались в небольшой тазик. Мускулистое тело парня отвлекло Улю от вязания, она засмотрелась, чувствуя, как по спине катится волна тёплого розового шёлка. Солнечные лучи пробивались над кронами примыкавших к постоялому двору деревьев.

Уля вспомнила про посуду. Тарас просил почистить чашки: что было – разбилось, а новые перед употреблением полагалось очищать. Во всяком случае, уважающий себя маг послед оставлять брезговал – глина очень долго хранит информацию.

Тут перекаливать или в печи, или на солнце. Уля разложила заготовленную посуду на столе так, чтобы ветерок проходил как должно. Утро было вполне подходящим.

И вернулась к вязанию.

Три петли... накид...

Гладко выбритый Никита провёл по коже горячим полотенцем, улыбнулся – Уля улыбнулась в ответ – и ушёл проверять цветные «калейдоскопы». Два военных сундучка, забранных из башни. Что в них было, Уля не интересовалась. Там перекатывались какие-то смешные колобки, но она предполагала, что применение этой магии вряд ли будет забавным.

Человек – как костер в степи. Она раньше этого не понимала. Как бы ни был горяч, самому холодно. Вокруг пустота. А сходятся двое – и греют друг друга. Или один погружается в другого – обоим становится тепло.

Три петли... накид...

Вот с Никитой было тепло. И дома так хорошо не было, как с этим странным, похожим на увальня-медведя парнем. Старается не обидеть. Старается понравиться. Её смешили его шутки, ей нравились его движения, она плыла от его запаха... И даже рыжая ей не мешала, пусть погреется. Всё равно Уля знала, чей на самом деле Никита, и это знание давало ей столько уверенности и сил...

Три петли... накид... три петли...

– Нет, ну надо ж так с утра нажраться!

Уля оглянулась. Бредень волок совершенно упитого разбойничка, отчитывая бесчувственное тело. Рядом топтался Укроп.

– Главное ж, его очередь коней смотреть... А он лыка не вяжет.

– И когда успел? – покачал головой Бредень. – Думают, раз в лодки посадили, так всё, дальше катать будут?

– Разотри ему уши, – посоветовал Укроп.

– Вот теперь десять серебрух вычтут, – посетовал Бредень. – Пару овец купить можно, дурень. А ты бутылку.

– Ау-мм... – прояснил свою позицию любитель спиртного.

– Ты думаешь, вот так тебя и повезут, если водочку жрать будешь? Ты, как один останешься, хоть залейся, а пока мы вместе – извини. Пьянь – она из леса сразу на тот свет попадает. Или на арену.

– Угу-мм... – видимо, раскаялся забулдыга.

– Всю ночь, видать, жрал. Один, что ли?

– А вот поищи второго, – посоветовал Бредень. – А то Хвощ найдёт, так и кишки выпустит.

– Не, кишки не выпустит, – не очень уверенно сказал Укроп. – Договорились же, десять серебрух.

– Ты его лучше поищи. – Бредень усадил пьяного на лавку и сбрызнул холодной водой. Тот открыл глаза, в которых не было ни грана разума.

– Чего жрал-то? – поинтересовался Бредень.

– А углан... Ну, малец по-вашему, несколько бутылок давеча припёр, – заложил Укроп. – Они их онучами обмотали.

– Договаривались же не покупать.

– Так Муха и не покупал, – усмехнулся Укроп. – Он их спер. По старой памяти.

– И что теперь?

– Да Муха ни при чём. Это наши козлы наехали на пацана, ты теперь весь в браслетах, проставляйся. Я только не думал, что так нажрутся.

– Ну, пока только один нажрался, – сказал Бредень.

– Где-то должны быть ещё, – философски заметил Укроп. – Не один же он квасил.

Проштрафившихся оказалось трое. Все они хлебали одну и ту же бурду, что сварили местные продавцы дымки. Все упились в дребадан. И каждому персонально Хвощ в итоге объяснил, что десять ногтей серебром – это им последний раз такое счастье. Потому как следующие десять ногтей он срежет лично. Вместе с Борей. А с пальцами или без, ещё подумает. А кому не нравится – пинком под зад. Иди хвастайся серебром перед местными. Или татарами.