Зомби - Клайв Баркер

Уэйн поднял голову и увидел, что с водительского места на него с улыбкой смотрит мужчина. Не мертвец. Но очень толстый и безобразный на вид. В нем было не больше пяти футов роста, череп почти лысый, за исключением венчика волос вокруг блестящей макушки, а цвет точно как у дерьма, собирающегося ободком в глубине унитаза. Нос, длинный, темный, какой-то зловещий, казалось, вот-вот вывалится из лица, словно переспевший банан. В первый момент Уэйну показалось, что водитель одет в банный халат, но он быстро понял, что это монашеская ряса, хотя и настолько обветшавшая и потраченная молью, что сквозь дыры просвечивало бледное тело. От толстяка исходил запах, который можно было определить как смесь ароматов застарелого пота, сырных шариков и невытертой задницы.

— Рад тебя видеть, — произнес толстяк.

— Взаимно, — ответил Уэйн.

Из задней части автобуса послышались странные и непонятные звуки. Уэйн вытянул шею и выглянул из-за сиденья.

В середине прохода, на полпути к заднему ряду сидений, стояла монахиня. Или что-то вроде этого. Она стояла спиной к Уэйну и была одета в черно-белое монашеское облачение. Головной убор вполне отвечал традициям, но вот остальная часть одеяния сильно отличалась от общепринятых норм. Ряса была обрезана на уровне середины бедер, и из-под нее виднелись черные сетчатые чулки и толстые высокие каблуки. Женщина была стройной, с красивыми ножками и аккуратной высокой попкой, которую Уэйн не мог не оценить даже в этих обстоятельствах. Одной рукой монахиня размахивала над своей головой, как будто вышивала в воздухе.

По обе стороны от прохода на сиденьях расположились мертвецы. Все они были в странных шапках с круглыми ушами, и из их ртов вылетали не менее странные звуки.

Они пытались петь.

Он никогда не слышал от мертвецов ничего другого, кроме ворчания или стона, но эти занимались пением. Довольно нестройным, надо сказать, и многие слова звучали не совсем разборчиво, а некоторые хористы просто молча открывали и закрывали рот, но, черт побери, он узнал эту мелодию. Это был церковный гимн "Иисус меня любит".

Уэйн оглянулся на толстяка и незаметно протянул руку к правому сапогу за ножом. Водитель мгновенно достал из-под рясы автомат тридцать второго калибра и направил дуло на Уэйна.

— Калибр небольшой, — сказал толстяк, — но я хороший стрелок и сумею проделать в твоей голове аккуратную маленькую дырочку.

Уэйн отказался от попытки достать нож.

— Нет, продолжай, — сказал толстяк. — Вытаскивай свой нож, положи его перед собой на пол и толкни ко мне. И если уж мы об этом заговорили, доставай заодно и второй.

Уэйн посмотрел назад. Когда его бросили в автобус, штанины на ногах задрались — и обе рукоятки ножей торчали наружу. С таким же успехом можно было повесить на них сигнальные фонари.

Похоже, это не самый удачный для него денек.

Он толкнул оба ножа к толстяку, а тот подобрал их и небрежно бросил по другую сторону сиденья.

Дверь автобуса опять открылась, сверху на Уэйна швырнули Калхауна и следом бросили его шляпу.

Уэйн выбрался из-под Калхауна, подобрал свою шляпу и нахлобучил на голову. Калхаун последовал его примеру. Теперь они оба стояли на полу на коленях.

— Джентльмены, не пройдете ли вы в середину автобуса?

Уэйн двинулся первым. Калхаун сразу же заметил монахиню:

— Парни, посмотрите, какая попка.

Толстяк обернулся:

— Можете занять сиденье.

Уэйн, повинуясь взмаху его автомата, протиснулся на сиденье, Калхаун примостился рядом. Затем в автобус забрались оставшиеся мертвецы и заняли передние места, оставив несколько свободных рядов посредине.

— А почему так шумят эти придурки сзади? — спросил Калхаун.

— Они поют, — ответил Уэйни. — Ты что, никогда не был в церкви?

— Хочешь сказать, что они там были? — Калхаун обернулся назад и заорал: — А вы знаете что-нибудь из песен Хэнка Вильямса?

Монахиня даже не обернулась, и мертвецы не прекратили своего нестройного пения.

— Догадываюсь, что нет, — буркнул Калхаун. — Похоже, вся хорошая музыка уже забыта.

Шум на задних сиденьях затих, и монахиня подошла, чтобы посмотреть на Уэйна и Калхауна. Спереди она тоже была хороша. Ряса на ней была разрезана от шеи до промежности и держалась на ленточках, открывая большую часть груди и тонкие черные трусики, в которых не помещалась буйная растительность, густая, словно черный мох. Уэйни не без труда оторвал взгляд от этого зрелища и тогда смог рассмотреть ее лицо — смуглое, кареглазое, с губами, словно созданными для поцелуев.

Калхаун до лица так и не добрался. Он не привык обращать внимания на лица. Он обратился к ее промежности:

— Отличная щелка.

Левая рука монахини описала полукруг и ударила Калхауна по голове.

Он схватил ее за запястье:

— И ручка тоже хороша.

Правой рукой монахиня проделала отличный фокус: она завела ее за спину, подняла подол рясы и достала небольшой двуствольный пистолет. Дула тотчас уперлись в голову Калхауна.

Уэйн наклонился вперед, надеясь все же, что она не будет стрелять. Под таким углом пуля могла пробить голову Калхауна и его тоже.

— Я не промахнусь, — сказала монахиня.

Калхаун усмехнулся.

— Да, не промахнешься, — сказал он и отпустил руку.

Она села напротив них и закинула ногу на ногу. Уэйн почувствовал, как его джинсы натянулись на бедрах.

— Сладкая, — не унимался Калхаун, — ты почти стоишь того, чтобы получить пулю.

Монахиня все так же продолжала улыбаться. Водитель завел двигатель. Заработали "дворники" и вентиляторы, сдувающие песок, а ветровое стекло стало голубым с белыми точками, движущимися между тонкими светлыми штрихами.

Радар. На некоторых машинах, курсирующих в пустыне, Уэйн видел такие устройства. Если он выберется из этой переделки и получит обратно свою машину, может, стоит установить подобный прибор. А может, и нет. Пустыня надоела ему до чертиков.

Как бы то ни было, строить сейчас планы на будущее немного несвоевременно.

Потом до него дошло. Радар. Это означало, что негодяи видели, куда едут, и намеренно выскочили перед его машиной.

Он наклонился на сиденье и попытался определить, в какое место ударился его "шевви". Ни единой царапины. Значит, корпус бронированный. Но сейчас большинство школьных автобусов защищено броней, так что в этом нет ничего необычного. Вероятно, у него еще и пуленепробиваемые стекла, и усиленные покрышки для езды по песку. Меры предосторожности на случай расовых волнений из-за того, что телят-мутантов тоже стали посылать в школы, словно они были людьми. И еще из-за Чудаков — старых пердунов, уверенных, что дети созданы для их сексуальных развлечений или для битья, когда требуется спустить пар.