Мировая холодная война - Анатолий Уткин

Американское руководство декларировало свое право на предвосхищающий удар, который обеспечит безопасность Соединенных Штатов.Не все обращают внимание на то, что в доктрине от 11 сентября 2002 г. Соединенные Штаты обращаются и к потенциальным противникам более традиционного характера. Они обязуются «сдерживать потенциальных противников от начало усовершенствования их военной машины, чтобы действенными методами отвратить эти державы от курса на достижение равенства с Соединенными Штатами, не говоря уже о возобладании над ними».

Тень президента Вильсона, обещавшего в 1918 г. «сделать мир безопасным для демократии» немедленно поднялась над официальным Вашингтоном. И как же проявила себя американская внешняя политика в новом доктринальном оформлении? Вот главные черты нового курса: вторжение в Ирак без санкции ООН и с фальшивым обвинением в наличии у иракских вооруженных сил оружия массового поражения. У всех наблюдателей возникает общий вопрос, способны ли такие руководители, как команда Дж. Буша-мл. на трезвый отход от гегемонии в случае непредвиденных препятствий, когда очередные — Иран, КНДР и далее по списку «оси зла» — введут Вашингтон в клинч с историей, с конечностью собственных ресурсов, с неготовностью американского населения нести жертвы в условиях малоубедительного их трактования? Представьте сегодня Соединенные Штаты, периодически наносящие удары по пятимиллиардной периферии мира. Только убежденный враг Америки мог бы посоветовать ей встать на этот путь, где ей придется озираться без конца и края, тратя свои конечные ресурсы.

Не нужно даже смотреть в магический кристалл, чтобы предсказать увеличение проблем национальной безопасности США, а не ожидаемое уменьшение этих проблем. Бросим взгляд на не очень далекую историю. Как пишет Джек Снайдер из Института войны и мира Колумбийского университета, «чтобы гарантировать свои европейские владения Наполеон и Гитлер пошли маршем на Москву, чтобы быть поглощенными русской зимой. Германия кайзера Вильгельма попыталась предотвратить свое окружение союзниками посредством неограниченной подводной войны, что бросило против нее всю мощь Соединенных Штатов. Имперская Япония, завязнув в Китае и встретив нефтяное эмбарго Америки, попыталась пробиться к нефтяным месторождениям Индонезии через Пирл-Харбор. Все хотели обеспечить свою безопасность посредством экспансии, и все кончили имперским коллапсом».

История учит, что односторонние действия не спасли колоссальную Испанскую империю в семнадцатом веке, не помогли Людовику Четырнадцатому сохранить французское преобладание в Европе в начале восемнадцатого века, не укрепили мир Наполеона, не помогли кайзеру и фюреру («план Шлиффена» и «Барбаросса»). И не помогут стратегии Вильсона — Кеннана — Рамсфельда, поскольку заместившая «холодную войну» попытка геополитического контроля над пятью миллиардами неудовлетворенного населения Земли обречена изначально. Закрепляя под прикрытием «холодной войны» свою мировую гегемонию, Соединенные Штаты вышли к прямому контролю над миром. Благодарная ли эта задача, готов ли американский народ платить долларом и кровью за всевластие?

Американская республика без врагов

Поражение царя Митридата в 84 г. до н. э. никак не укрепило демократию в Риме. Пройдя под традиционной триумфальной аркой, победоносный Сулла прервал свою задумчивость такими словами: «Теперь, когда во всей вселенной у нас нет врагов, какой же будет судьба нашей республики?». Сомнения Суллы в отношении судьбы республики оправдались. Незамедлительно возникли «внутренние враги» (террористы античности), появились проскрипции, армия вошла в столицу, и республика покатилась к империи.

Триста лет Америка провозглашала свою особенность, представая миру как исключительное государство. Теперь она сумела распространить демократию в качестве общепризнанного идеала. И потеряла идентичность исключительности. Четырехзвездный проконсул Томми Фрэнкс (даже внешне похожий на Суллу) добил последнего «официального» врага современного Рима — Митридата-Хуссейна.

Но отсутствие явственного врага уже ощущается. Социологическая теория и исторический опыт указывают, что отсутствие ясно очерченного внешнего врага порождает в метрополии внутренний разлад. Неудивительно, что окончание «холодной войны» вызвало тягу местных внутриамериканских общин к самоидентификации. Отсутствие врага ослабляет необходимость в сильном центральном правительстве, в некогда безусловном единстве. Профессор Поль Петерсен уже в 1996 г. писал, что окончание «холодной войны» сделало расплывчатыми очертания национальным интересов США, уменьшили надобность в национальных жертвах. Эгоистический интерес стал брать верх над национальной приобщенностью. Инаугурационные слова Джона Кеннеди — «Спрашивай не о том, что страна может сделать для тебя, а то, что ты можешь сделать для своей страны» стали голосом другой, героической эпохи, ныне скрывающейся за историческим поворотом. Вслед за германским экспансионизмом, японским милитаризмом и русским коммунизмом ушло в прошлое представление о противнике, как о силе, противостоящей американскому индивидуализму и свободе. И американская демократия, американское общество (со всеми его ценностями свободного гражданина и свободного рынка) оказалась в своеобразном вакууме.

Только вышедшие к первым ролям неоконсерваторы не растерялись, вот что пишет один из их главных идеологов Чарльз Краутхаммер: «Нации нуждаются во врагах». Идеальным противником для Америки был идеологически противоположно настроенный, расово и культурно совершенно иной, достаточно сильный в военном смысле противник в лице Советского Союза. Сразу же после окончания «холодной войны» в Америке начались дебаты, кто мог бы стать новым таким противником.

Проще простого было демонизировать совсем недавних союзников — Милошевича и Саддама Хуссейна (геноцид, немыслимая жестокость). Но и здесь ранжир явно не тот, особенно на фоне Гитлера, Сталина, Мао Цзэдуна. Нужно было обладать исключительно богатой фантазией, чтобы в изолированном, контролируемом с воздуха и инспекторами на земле Ираке увидеть полномасштабную угрозу Соединенным Штатам, их континентальных размеров территории, их всемирно признанным идеологическим основам. Манихейские искатели дисциплинирующей угрозы обращались к разным разностям: «государства-изгои», кибертерроризм, асимметричное ведение войны, всемирная наркомафия, ваххабизм, ядерное распространение и многое другое. Одних только террористических организаций официальные американские органы насчитали в 2003 г. тридцать шесть (среди них ведущие — Аль-Каида, Исламский джихад, Хезболла, Хамас). Государств, «спонсирующих терроризм» в том же году определили семь. В «ось зла» ввели в 2002 г. Ирак, Иран и Северную Корею, к которым государственный департамент добавил Кубу, Ливию и Сирию. Полномасштабными претендентами на угрозу Соединенным Штатам стали быстрорастущий Китай и турбулентный мусульманский мир (Ирак, Иран, Судан, Ливия, Афганистан при Талибане).

Все эти поиски в значительной мере приостановило 11 сентября 2001 г. Осама бен Ладен как бы остановил американские метания атакой на Нью-Йорк и Вашингтон. Теперь главным врагом на первую половину XXI в. был избран воинствующий ислам. Римляне тоже сражались с восточной религией.

А сама Америка, как некогда Рим, погрязла в раздорах. Даже система подсчета голосов оказалась сомнительной, как и, скажем, доходы компании «Энрон». Положиться на солидарность союзников? Лояльность все меньше ценится в современном мире — на внешней арене на глазах у всех распадается триумвират США-ЕС-Япония. Автократия? Местный Цезарь не блещет талантами. Ну а народ — и патриции и плебеи бьются за «хлеб и зрелища» («медикэйд», «медикэйр» на фоне НХЛ, НБА и сто каналов кабельного телевидения). Сенат жестко критикует преторианцев (разведку). А в это время южную границу активно пересекают испаноязычные варвары (втрое более низкий образовательный ценз у испаноязычных иммигрантов).

Но главное: в Америке в геометрической прогрессии растет сектор населения, в котором, люди, приехавшие в Америку, не желают стать американцами и живут в США как на своей исторической родине. Гарвардский геополитик Хантингтон пишет о растущих миллионах тех, кто «прибыв в Америку из чужих земель, не чувствуют приобщенности к новой „родной земле“. Их поведение в отношении своей новой страны контрастирует с основной массой американской публики. Футурологи указывают на воздействие экономической глобализации — „денационализация элиты будет продолжаться… Ее приверженность национальным интересам — в условиях глобальной диверсификации интересов американских компаний — будет ослабляться“. И приходить в противоречие с американскими интересами. Вот теперь то, то, что хорошо для „Дженерал моторс“ вовсе не обязательно хорошо для Соединенных Штатов. Потому что автомобили американской компании собираются где угодно — от мексиканской Тиуаны до российского Петербурга, а вовсе не в родном Дирборне, где за час сборочной работы американскому рабочему нужно платить в десять раз больше, чем его мексиканскому или российскому коллеге.