400 школьных сочинений - Е. Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Человек и история» (повесть Александра Солженицына «Раковый корпус»)
«Человек умирает от опухоли – как же может жить страна, проращенная лагерями и ссылками?»
А. И. СолженицынТворчество выдающегося русского писателя Александра Исаевича Солженицына давно уже признано во всем мире, но на родину писателя его произведения начали возвращаться лишь в 80-х годах теперь уже прошлого столетия. Слишком уж трагичной оказалась правда, запечатленная в «Матренином дворе», «Красном колесе» и, разумеется, в документально-художественной летописи сталинских репрессий, получившей название «Архипелаг ГУЛАГ». На долю самого художника выпали сталинские репрессии... Вот из этого трагического опыта и родилась повесть «Раковый корпус» (1963–1967 гг.)
Название повести Солженицына многомерно. Речь идет не только о медицинской клинике для раковых больных, но и обо всем нашем больном обществе. Дата обозначена точно – перед нами зима-весна 1955 года. Начало «оттепели». Уже начинают возвращаться первые реабилитированные, уже сменен весь Верховный Суд.
По-разному относятся к этим переменам раковые больные, ожесточенно спорят друг с другом, пытаются доказать свою правоту. Палата становится как бы зеркальным отражением того мира, который так щедро формирует тиранов и предателей. Собственно говоря, почти каждый герой повести может быть отнесен к одному из этих разрядов.
«Раковый корпус» – антисталинская книга. Смерть кровавого тирана вызывает искреннюю радость заключенных в лагере. Даже молодой геолог Вадим Зыцарко внутренне поддерживает последователей «вождя всех времен и народов».
Нет, сталинизм не мертв. Он активен, он борется за души людей и иногда даже побеждает. Дочь Русанова Авиета и его сын Лаврик, получивший имя в честь Берии, вполне разделяют взгляды отца...
Павел Николаевич Русанов – верный слуга взрастившей его системы. Он убежденный сталинист, ностальгически вздыхающий по «прекрасному честному времени». Павел Николаевич выступает за продолжение массовых репрессий. Десталинизация вызывает у него страх. Солженицын не оставляет Русанова без своеобразного возмездия. Болезнь Павла Николаевича смертельна и лишь временно отступила. А надеяться на «чистую совесть», которая, по мысли Ефрема, может даровать исцеление, нельзя. Бредовый сон Русанова – это нравственный суд над мелкой душонкой доносчика и подлеца.
В своей повести «Раковый корпус» Солженицын показывает искажающую человека силу страха. Так, Шулубин сам относит себя к категории приспособленцев. Он отлично понимает технологию оболванивания народа, к которой прибегали Сталин и его сообщники. Рассуждения Шулубина о Владимире Соловьеве и Фрэнсисе Бэконе глубоки и точны. Увы, его недюжинные способности и глубокие познания пропадают зря. Провинциальный библиотекарь не решается отстаивать свои взгляды, не решается на активную борьбу со злом. Можно ли осуждать его за это? Нет. И Костоглотов, этот наиболее близкий самому автору герой, не осуждает умирающего Алексея Филипповича.
34-летний Олег Костоглотов многое испытал на своем веку. Ему присущи неискоренимая жажда справедливости, желание постигнуть высший смысл жизни. В условиях тоталитарного режима такие качества были весьма опасны для человека.
С образом Костоглотова связана в повести гуманистическая тема. Не без влияния книг Льва Толстого формируется убежденность героя, что люди должны жить любовью друг к другу, милосердием. Вспомним, что Олег щадит выписывающегося умирать Прошку, скрывает от него диагноз-приговор: «Опухоль сердца, случай, не поддающийся операции».
Выздоровление, быть может кратковременное, самого Костоглотова уподоблено в повести первому дню творения. Весенний мир сияет и радуется вместе с Олегом. И целая вселенная врывается в его сердце всеми своими красками, запахами, движениями, звуками. Как мало надо для счастья! Как много надо! И пусть еще очень далек этот мир от совершенства, пусть болен еще тяжким недугом тоталитаризма, но есть надежда, что рано или поздно болезнь будет побеждена. Так сливается в финале повести выздоровление героя с началом тяжкого выздоровления его измученной страны. На календаре – 1955-й год!
«Мои размышления о книге А. Солженицына „Архипелаг ГУЛАГ“
Один из многообещающих молодых писателей, Петр Георгиевич Паламарчук, рассказывает: в начале 1980-х годов президент Рейган пригласил на завтрак наиболее видных советских диссидентов, проживающих в США.
Из всех званых отказался один – Александр Исаевич Солженицын, заявивший, что он не диссидент, а русский писатель, которому не с руки беседовать с главой государства, чьи генералы по совету ученых всерьез разрабатывают идею избирательного уничтожения русского народа посредством направленных ядерных ударов. Выразив вежливый отказ, Солженицын, однако, ответно пригласил Рейгана, когда истечет срок его президентских полномочий, посетить его дом в Вермонте и там в спокойной обстановке побеседовать о насущных вопросах отношений двух наших стран, ненавязчиво подчеркнул, что президентская должность в США занимается одним лицом максимально на восемь лет, признание же российского писателя пожизненно.
Мы не знаем, состоялась ли встреча Александра Солженицына и Рональда Рейгана после ухода последнего с поста президента. Но зато состоялась встреча самого знаменитого русского писателя второй половины ХХ века и с бывшим президентом России Борисом Ельциным, и с нынешним Владимиром Путиным. И если в эпоху правления Ельцина мысли Солженицына не были услышаны, то сейчас появляются некоторые надежды, что наконец-то наша Родина выберется из пропасти.
Так что же испугало в 1974 году тогдашнее советское руководство? Мне кажется, прежде всего смысл семи строчек в начале: «В этой книге нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий. Люди и места названы их собственными именами. Если не названы вовсе, то лишь потому, что память людская не сохранила имен, а все было именно так». Надо ли было фантазировать, придумывать человеку, одиннадцать лет проведшему на островах этого страшного архипелага?
Первые страницы «Архипелага» из главы «Арест» я читал из простого любопытства: было интересно знать, как «брали» тогда, пятьдесят с лишним лет назад, наших предков: «Ирма Мендель, венгерка, достала как-то в Коминтерне (1926) два билета в Большой театр, в первые ряды. Следователь Клигель ухаживал за ней, и она его пригласила. Очень нежно они провели весь спектакль, а после этого он повез ее... прямо на Лубянку». Здесь еще находится место для иронии.
Самая длинная и гнетущая часть в книге – об истребительных лагерях. Особенно страницы о женщинах, политических, малолетках, повторниках, прилагерном мире и местах особо строгого заключения. Поэтому так дороги мысли тех, кто чудом вырвался из этих мест. Поражает, что даже там, в заключении, люди о чем-то думали, как-то рассуждали.
В эпопее Солженицына чувствуется и проблеск надежды. После войны, когда миллионы советских людей прошли по Европе, посмотрели на свободу и демократию, этот луч света в темном царстве ГУЛАГа уже пробивается на каждом полустанке.
Безымянная русская старуха повстречалась писателю на станции Торбеево, когда вагон-тюрьма случайно замер у станционного перрона. «Крестьянка старая остановилась против нашего окна со спущенной рамой и через решетку окна... долго, неподвижно смотрела на нас, тесно сжатых на верхней полке. Она смотрела на нас тем извечным взглядом, каким на „несчастненьких“ всегда смотрел наш народ. По щекам ее стекали редкие слезы. Так стояла корявая и так смотрела, будто сын ее лежал промеж нас. „Нельзя смотреть, мамаша“, – негрубо сказал ей конвоир. Она даже головой не повела. А рядом с ней стояла девочка лет десяти с белыми ленточками в косичках. Та смотрела очень строго, даже скорбно не по летам, широко-широко открыв и не мигая глазенками. Так смотрела, что, думаю, засняла нас навек. Поезд мягко тронулся – старуха подняла черные персты и истово, неторопливо перекрестила нас».
Закончено чтение романа. И верится, несмотря на его гнетущую напряженность, что, пока есть старухи, верящие в Бога, и девчонки, помнящие все, новый ГУЛАГ не пройдет... А роман Александра Солженицына останется и напоминанием о минувшем, которое нельзя допустить вновь, и прекрасным литературным памятником жертвам ГУЛАГа.
В. Г. Шукшин
«Теплый» юмор в рассказах В. Шукшина
В рассказах Шукшина читатель находит созвучие многим своим мыслям. В. Шукшин замечает мелкие детали, которые оказываются для человека очень важными. Автор беззлобно посмеивается над своими героями, делая их подчас смешными и нелепыми. Но его юмор теплый и человечный. Он не осуждает и не презирает своих героев, наоборот, он искренне любит их.
Рассказ «Раскас» поначалу заставляет читателя улыбнуться над незадачливым Иваном Петиным. Но потом становится до боли жалко простого мужика-шофера, от которого ушла молодая красивая жена. Иван Петин не может справиться со своим горем. Он решает написать рассказ обо всем, что случилось, и отправить его в газету.