Тайны Парижа - Понсон Террайль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятно, я хочу драться, но…
– А если соперник убьет вас?
«О, – гордо сказал про себя капитан, кровь которого закипела при слове „соперник“, – я принадлежал к обществу „Друзей шпаги“, а члена этого страшного когда-то общества убить не так-то легко!"
Капитан тщательно оделся, точно военный, готовящийся к сражению. Он надел светло-серые широкие брюки и синий сюртук и застегнул его на все пуговицы; к шести с половиной часам капитан был уже совершенно готов. Ровно в семь он в сопровождении Жермена вышел из замка; лакей нес под мышкой пару шпаг. Они прошли площадку и направились по тропинке, которая спускалась с утеса к месту поединка. Дорогой Жермен был мрачен и все время шел впереди. Он, казалось, хотел избежать объяснений со своим барином. Но когда им оставалось пройти каких-нибудь сотню шагов до назначенного места, которое не было им видно за выступом скалы, Жермен обернулся и спросил капитана:
– Простите, дорогой господин капитан, мне хочется задать вам вопрос. Вы позволите?
– Спрашивай.
– Сделали ли вы завещание?
– Да.
– Когда?
– Сегодня утром.
– В таком случае, – заметил Жермен, – бесполезно спрашивать, кто ваш единственный наследник: это «она»!
– Да.
– О, какая прекрасная и нелепая вещь – любовь! – пробормотал Жермен.
И, видя, что капитан нахмурил брови, он продолжал:
– А все-таки было бы лучше, если бы вы послушались меня и убили бы этого юношу, а то в один прекрасный день он может, чего доброго, оказаться счастливым обладателем замка Рювиньи.
Капитан позеленел. Он хотел что-то ответить, но у него сжалось горло.
– Боже мой! – наивно заметил Жермен. – Ведь подобные вещи случались на свете… и даже нередко… По завещанию все оставляется обыкновенно любимой женщине, дерутся с тем, кого она предпочла вам; тот убивает вас, как барана, затем женится на ней и мирно поселяется в вашем доме.
– О, замолчи, замолчи, демон! – прохрипел капитан нетвердым голосом. – Ты клевещешь на самую благородную из женщин.
Жермен не ответил ни слова и продолжал путь, насвистывая какой-то мотив. Через несколько минут они поднялись на возвышенность, откуда с расстояния двух– или трехсот шагов можно было видеть дерево, у подножия которого должен был произойти поединок.
– Эге! – воскликнул Жермен. – Мне кажется, кто-то сидит под деревом. Должно быть, это он.
Капитан, до тех пор бледный как полотно, вдруг побагровел, почувствовав, как вся кровь прилила у него к сердцу. Он пошел быстрее, желая как можно скорее сразиться, но, однако, Жермен опередил его и, не дойдя десяти шагов до дерева, остановился в изумлении. Около дерева сидел не Арман, а старик с седой бородой, согбенный под тяжестью жизни; одни только глаза его блестели силой и отвагой.
Так как Жермен не сам относил накануне записку Дамы в черной перчатке полковнику, то и не мог узнать его.
Однако это был полковник, постаревший в эти три или четыре года лет на десять, – полковник Леон, которого капитан Гектор Лемблен не видал со времени последнего собрания общества «Друзей шпаги». Капитан не узнал его скачала и, думая, что полковник явился сюда случайно, спросил его:
– Прошу прощения, сударь, но не проходил ли мимо этого дерева молодой человек?
Полковник встал и поднял с земли какой-то длинный и тонкий предмет, завернутый в зеленую саржу; увидав это, Гектор Лемблен вздрогнул; полковник Леон взглянул на вопрошавшего.
Гектор Лемблен, бывший блестящий офицер, счастливый супруг Марты де Шатенэ, – увы! – также изменился. Его волосы почти совершенно поседели, спина согнулась, лицо вытянулось и приобрело цвет пергамента. Он состарился лет на двадцать, и если бы полковник не получил таинственной записки, то, без сомнения, не узнал бы его.
Пока полковник вместо того, чтобы ответить, вставал и поднимал лежавший на земле предмет, завязанный в зеленую материю, в котором опытный глаз мог сразу узнать две шпаги, капитан внимательно всматривался в своего собеседника, точно пораженный каким-то отдаленным сходством.
– Извините, – спросил он, – вы, по всей вероятности, секундант?
Полковник молча, со вниманием, продолжал смотреть на Гектора Лемблена.
– Однако, милостивый государь, – нетерпеливо воскликнул последний, – ответите ли вы мне?
– Кажется, годы меня сильно изменили, господин Гектор Лемблен, – произнес старик голосом, сухой и насмешливый тон которого привел капитана в смущение.
– Боже мой! Этот голос! – воскликнул тот, отступая назад. – Но кто же вы?
– Человек, который устроил твое счастье, капитан Лемблен, – ответил старик дрожащим голосом, – который спас тебя от военного суда и дал тебе в жены любимую женщину.
– Полковник! – вскричал Гектор, узнав наконец страшного председателя общества «Друзей шпаги».
– Да, полковник, сына которого ты пришел убить, негодяй!
Капитан отшатнулся.
– Вашего сына! – пробормотал он. – Его! Человека, которого я ненавижу!..
– А! Ты ненавидишь его! – загремел полковник насмешливым и в то же время страшным голосом. – А! Тебе нужна его жизнь! Ну, так ты не получишь ее… я… я, согбенный годами старец, я, рука которого трясется, а глаза потухают, я снова верну свою юность и отвагу, чтобы убить тебя!
И не успел окончательно растерявшийся капитан ответить и вызвать старика на объяснения, как полковник Леон проворно развязал чехол, выхватил шпагу, швырнул ее к ногам Гектора Лемблена, с ловкостью и проворством юноши замахнулся другой, описал ею круг и воскликнул:
– Ну же, начнем, милостивый государь, начнем!
– Но, полковник… – пробормотал Гектор.
– Здесь нет никакого полковника, а есть только человек, которому нужна твоя кровь, потому что ты осмелился угрожать его сыну, единственному существу, которое он любит на земле.
И так как капитан, по-видимому, колебался принять вызов, полковник сделал шаг вперед и хлестнул его кнутом по лицу. От боли и стыда Гектор Лемблен вскрикнул и схватил шпагу, валявшуюся у его ног.
– Эге! – шепнул ему на ухо Жермен. – Быть отцу на свадьбе, жить ему в Рювиньи в сезон охоты.
Камердинер, не посвященный во все тайны Дамы в черной перчатке, решил про себя, что присутствие полковника вместо сына было результатом какого-нибудь ловкого маневра его госпожи, а потому почтительно отошел на несколько шагов в сторону со словами:
– Она положительно молодец… да и я наговорил достаточно своему простаку барину, чтобы лишить его последней капли хладнокровия, и он, как цыпленок, даст проколоть себя. Эх, бедняга!
Жермен был прав. Его слова лишили капитана последнего рассудка. Он поверил низкой выдумке лакея, что Дама в черной перчатке и сын полковника находятся в связи. Вне себя от бешенства, он бросился на полковника, ничего не видя перед собою. Однако, как ни был стар и немощен полковник, он был все прежний искусный фехтовальщик и не мог считаться ничтожным противником.