Адмирал Нимиц - Элмер Поттер

После того как я расстался с Верховным командующим, мы отправились на корабль-госпиталь «Беневоленс», стоящий в заливе. Там находятся 450 бывших военнопленных. Сейчас они оправляются от плохого обращения — скудного питания, одиночных заключений и прочего. Их отправят домой, как только это позволит их состояние.

Завтра будет великий день 9:00 утра — час, когда японские эмиссары официально подпишут условия капитуляции. Подозреваю, что после этого по Японии прокатится волна самоубийств.

В заливе — корабли: сотни — американских и несколько британских. Вне залива — мощный флот, готовый, в случае необходимости, прилететь на самолетах. Через несколько минут я отправлюсь к адмиралу Фрезеру на «Дюк оф Йорк», стоящий рядом — частично по официальным делам, частично — потому, что он мне нравится, а главное — чтобы выпить виски с содовой перед обедом; на наших кораблях такого не водится.

Возможно, через день или около того я присоединюсь к вам, так что посылаю тебе это письмо сейчас, надеясь, что оно застанет тебя в добром здравии.

С любовью к тебе и Нэнси — папа».

Адмирал Нимиц, должно быть, добавил, что послал дочерям бутылку редкого ликера — в постскриптуме прибавлено: «Надеюсь, вы оставите немного бурбона на День победы».

Желая сделать приятное генералу Макартуру, Нимиц направил к Гуаму десантный катер, выглядевший как адмиральский. Он был выкрашен в красный цвет, сиденья были покрыты красно-белыми чехлами, на носу — пять звезд. Это элегантное судно, с немалыми усилиями доставленное в Токийский залив, должно было отвезти Макартура на «Миссури».

Нимиц поступил так из лучших побуждений, но он не знал, что Макартур будет жить в Иокогаме, за 20 миль от «Миссури», стоявшего на якоре у Йокосуки, или что большинство офицеров отправятся на «Миссури» на эсминце. Журналисты, фотографы и, как оказалось, даже японские представители должны были прибыть на военный корабль также на эсминцах.

Когда Ламар гордо продемонстрировал Макартуру «адмиральский катер», генерал взглянул на него и сказал: «Слишком маленький. Я не собираюсь плыть 20 миль на этой посудине».

Обескураженный Ламар спросил: «Генерал, в чем бы вы хотели плыть?»

«Я хочу эсминец, и я хочу новый эсминец».

Потом Макартур сообщил Ламару через одного из штабных офицеров, что он никогда не поднимал свой флаг над кораблем и хотел бы поднять его над «Миссури». Желание генерала представляло собой проблему, поскольку, согласно уставу и традициям, на мачте должен был развеваться флаг старшего военно-морского офицера, в данном случае — адмирала Нимица. Нельзя было укрепить один флаг ниже другого — адмирал и генерал не были подчиненными друг друга.

Вконец озадаченный Ламар спросил Нимица: «Что нам теперь делать?»

Адмирал удивился. «Вы — флаг-адъютант, — ответил он, — вы и решайте, это ваше дело».

Вместе с другими офицерами Ламар выработал решение. По его указанию красный флаг Макартура и синий флаг Нимица должны были разместить на главной мачте рядом, на одном уровне. «Первый раз в истории флота, — говорил Ламар, — на одной мачте были два пятизвездных флага».

1 сентября на борту «Миссури» состоялась репетиция церемонии; матросы изображали сановников, которые должны были прибыть на следующий день. Стол из столовой, покрытый зеленым сукном, был установлен на палубе-веранде на правом борту. На нем должны были лежать 2 экземпляра Акта о капитуляции — один на японском, другой на английском языке.

В начале восьмого утра 2 сентября корреспонденты и фотографы всех наций, включая японских, прибыли на эсминцах и заняли аккредитованные места на «Миссури». В утреннем свете на флагштоке поднялся тот же флаг, что реял над Капитолием в Вашингтоне 7 декабря 1941 года. В 8:03 на эсминце «Николас» прибыли высокопоставленные офицеры и официальные лица. Несколько минут спустя с «Саут Дакота» прибыли на катере Нимиц и его группа. Пятизвездный флаг Нимица взвился на мачте, его вызвали на борт, через усилитель прозвучал «Адмиральский марш» и Нимица приветствовал адмирал Хэлси, который наслаждался своей ролью гостеприимного хозяина.

Затем последовало долгое ожидание. Наконец на эсминце «Бьюкэнен» прибыл генерал Макартур со своими штабными офицерами. Когда его флаг поднялся к флагу Нимица и ему были отданы все положенные почести, он быстро прошел туда, где его ждали Нимиц, Хэлси, Карни и другие. «Честер! Билл! Ник!» — восклицал он, радостно пожимая им руки. Мику Карни он сказал: «Это великолепно — видеть старых друзей еще по службе на Тихом океане здесь, в конце пути».

Хэлси, Нимиц и Макартур удалились в капитанскую каюту ждать прибытия японских посланников, которые рядом на эсминце «Лендсдаун» ожидали вызова. После соответствующего сигнала «Лендсдаун» подошел, и посланники со своими помощниками поднялись на борт «Миссури». Делегацию возглавлял министр иностранных дел Мамору Сигемицу, в официальном халате, дополненном черной шелковой шапочкой. Он хромал из-за протеза; ногу он потерял уже давно, во время покушения. Следующим появился одетый в форму генерал Иосухиро Умедзу, руководитель Генерального штаба армии. Их сопровождали трое служащих министерства иностранных дел, трое офицеров сухопутных войск и трое морских офицеров.

На палубе-веранде, кроме представителей стран-союзников, были старшие офицеры американских сухопутных войск и флота, сыгравшие важную роль в поражении Японии[52]. Офицеры, довольные тем, что встретились, пожимали друг другу руки, хлопали друг друга по спине и громко, радостно переговаривались. Вскоре артиллерийский офицер «Миссури» Хорас Берд торопливо вышел на палубу и объявил: «Господа, генерал Макартур и адмирал Нимиц скоро будут здесь!» Его слова потонули в гуле счастливых голосов. Берд набрал в грудь побольше воздуха и крикнул: «Внимание все!». Генералы и адмиралы немедленно замолчали и встали на свои места, вытянувшись по стойке «смирно».

Капеллан прочел обращение, оркестр сыграл гимн США — и вслед за этим на палубу-веранду вышли генерал Макартур и адмирал Нимиц в сопровождении адмирала Хэлси. Генерал Макартур занял свое место за столом и обратился к собравшимся. «Мы, представители главных военных сил, — начал он, — собрались здесь, чтобы заключить торжественное соглашение, которое восстановит мир». Свое выступление он закончил такими словами:

«Я горячо надеюсь — и это надежда всего человечества — на то, что сегодня родится, из крови и резни прошлого, новый, лучший мир — мир, основанный на чести и понимании, мир, построенный на уважении человеческого достоинства и исполнении самых давних людских желаний — свободы, терпимости и справедливости».