"Взлет и падение Третьего рейха" - Уильям Ширер

Когда Чиано спросил, что стоит за словами "самое короткое время", Гитлер ответил: "Самое позднее — в конце августа". Для того чтобы победить Польшу, объяснял он, потребуется не больше двух недель, для окончательного уничтожения — еще недели три-четыре. Впоследствии выяснилось, что прогноз был абсолютно точен.

В конце беседы Гитлер по традиции произнес льстивые слова в адрес Муссолини, на которого, как, должно быть, убедил его Чиано, он не может больше рассчитывать. Однако он, Гитлер, счастлив, потому что живет в такое время, когда, кроме него самого, есть еще один государственный деятель, который войдет в историю как уникальная личность. Он просто счастлив, что может быть другом такого человека. Когда пробьет час всеобщей битвы, он будет рядом с дуче, что бы ни случилось.

Эти слова, вероятно, подействовали бы на Муссолини, но на его зятя они не подействовали. "Я вернулся в Рим, — записал Чиано в своем дневнике 13 августа, — с чувством отвращения к немцам, к их вождю и к тому, что и как они делают. Они предали нас и обманули. Теперь они хотят втянуть нас в авантюру, которая нам совершенно не нужна, которая может скомпрометировать режим и страну в целом".

Но Италия в данный момент волновала Гитлера меньше всего. Все его мысли были прикованы к России. 12 августа, когда встреча с Чиано подходила к концу, Гитлеру вручили "телеграмму из Москвы" — так это называется в немецких документах. Беседа была на время прервана, чтобы Гитлер и Риббентроп изучили телеграмму. Потом они сообщили Чиано ее содержание.

"Русские, — сказал Гитлер, — согласны принять в Москве представителя Германии для ведения политических переговоров".

Часть 15. Германо-Советский пакт

"Телеграмма из Москвы", о содержании которой Гитлер рассказал Чиано 12 августа в Оберзальцберге, имела, как и многие другие "телеграммы", о которых рассказывалось в этой книге, весьма сомнительное происхождение. Такая телеграмма из Москвы не была найдена в немецких архивах. Шуленбург действительно послал 12 августа телеграмму из Москвы, но в ней сообщалось только о прибытии в русскую столицу англо-французской военной миссии и о тостах, которыми обменялись русские и их гости.

И все-таки у Гитлера и Риббентропа были основания произвести "телеграммой" впечатление на Чиано. 12 августа с Вильгельмштрассе в Оберзальцберг по телетайпу было направлено сообщение о результатах встречи русского поверенного в делах и Шнурре, которая состоялась в тот же день в Берлине. Астахов сообщил министерству иностранных дел, что Молотов готов приступить к обсуждению вопросов, предложенных немцами, в том числе вопроса о Польше. Советское правительство предложило провести переговоры в Москве. Однако Астахов дал понять, что форсировать переговоры не следует. Он отметил, сообщал Шнурре в своем докладе, который, вероятно, был немедленно передан в Оберзальцберг, что "основной упор в инструкциях Молотова был сделан на слове "постепенно"… Обсуждения должны проходить постепенно".

Но Адольф Гитлер не мог ждать "постепенных" переговоров с Россией. Он только что сообщил Чиано, что самый поздний срок нападения на Польшу — 1 сентября, а была уже середина августа. Если добиваться срыва военных переговоров русских с англо-францу-зами и заключения сделки со Сталиным, то делать это нужно быстро: не постепенно, а одним большим скачком.

Понедельник 14 августа стал еще одним поворотным днем. В то время как посол Шуленбург, которому Гитлер и Риббентроп полностью не доверяли, сообщал в Берлин Вайцзекеру: Молотов — "странный человек с трудным характером", "я до сих пор придерживаюсь мнения, что в наших отношениях с Советским Союзом следует избегать поспешных шагов", ему несли "необычайно срочную" телеграмму из Берлина. Телеграмма была послана с Вильгельмштрассе, но подписана Риббентропом, хотя министр все еще находился в Фушле. Это произошло в 22. 53 14 августа. В телеграмме послу предписывалось пойти к Молотову и зачитать ему длинное сообщение "дословно".

В послании Гитлер устанавливал наконец свою огромную цену. Германо-русские отношения, писал Риббентроп, "подошли к историческому поворотному моменту… Не существует противоречий в интересах Германии и России… История отношений между двумя странами показывает, что нам лучше быть друзьями, а не врагами".

"Кризис германо-польских отношений, спровоцированный политикой Англии, — продолжал Риббентроп, — и попытки организации союза на основе этой политики делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае… дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой. Правительства обеих стран не должны выпускать сложившуюся ситуацию из-под контроля и обязаны предпринять своевременные меры. Будет фатальной ошибкой, если вследствие незнания взглядов и намерений друг друга два народа не договорятся".

Министр иностранных дел Германии был готов к своевременным действиям "от имени фюрера".

"Как нам стало известно. Советское правительство также ратует за выяснение германо-русских отношений. Поскольку из предыдущего опыта известно, что такое выяснение может быть достигнуто постепенно посредством обычных дипломатических каналов, я готов прибыть с кратким визитом в Москву, чтобы от имени фюрера изложить его взгляды господину Сталину. По моему мнению, только посредством такого прямого обсуждения можно достигнуть перемен и тем самым заложить фундамент для окончательного урегулирования германо-русских отношений".

Британский министр иностранных дел не изъявлял горячего желания ехать в Москву, а его немецкий коллега не просто выражал желание, но стремился туда поехать — контраст, который, как точно рассчитали нацисты, должен был произвести впечатление на недоверчивого Сталина. Немцы полагали крайне важным, чтобы их идеи были доложены русскому диктатору лично. В связи с этим Риббентроп добавил к срочной телеграмме "приложение".

"Я прошу Вас не вручать этих инструкций господину Молотову в письменном виде, а зачитать их ему. Я считаю важным, чтобы они дошли до господина Сталина в как можно более точном виде, и я уполномочиваю Вас в то же самое время просить от моего имени господина Молотова об аудиенции с господином Сталиным, чтобы вы могли передать это важное сообщение еще и непосредственно ему. В дополнение к беседе с Молотовым условием моего визита являются широкие переговоры со Сталиным".

В предложении министра иностранных дел была замаскирована приманка. Немцы не без оснований полагали, что Кремль на эту приманку клюнет. Говоря о том, что "нет проблемы от Балтийского до Черного моря, которая не могла бы быть решена к взаимному удовлетворению сторон", Риббентроп выделял Прибалтийские государства, Польшу, юго-восточный вопрос и т. д. А кроме того, не забывал упомянуть о необходимости "совместного разрешения территориальных вопросов, связанных с Восточной Европой".

Германия была готова разделить Восточную Европу с Советским Союзом. Англия и Франция не могли ответить равноценным предложением, даже если бы и хотели. Сделав это предложение, Гитлер, уверенный, очевидно, в том, что оно не будет отвергнуто, в тот же день, 14 августа, еще раз собрал командующих видами вооруженных сил, чтобы поведать им о планах и перспективах будущей войны.

Военная конференция в Оберзальцберге: 14 августа

{Единственным источником, сообщающим, что же все-таки происходило на этом совещании, является дневник генерала Гальдера, начальника генерального штаба сухопутных войск. Первая запись в нем сделана 14 августа 1939 года. Гальдер делал записи в дневнике пос р

Что касается совещания в Оберзальцберге, то в записных книжках Гитлера подтверждается дата его проведения. Из них также следует, что на совещании кроме главнокомандующих Браухича, Геринга и Редера присутствовал доктор Тодт, инженер, соорудивший Западный вал. — Прим. авт. }

"Величайшая драма, — сказал Гитлер своим слушателям, — приближается к кульминации". Для достижения политических и военных успехов необходимо пойти на риск. Он уверен, что Англия и Франция воевать не будут. Во-первых, в Англии "нет лидера настоящего калибра. Те люди, которых я видел в Мюнхене, не из тех, кто способен начать новую мировую войну". Как и во время предыдущих совещаний с генералами, Гитлер не мог не думать об Англии. Он обстоятельно рассказал о сильных и слабых ее сторонах, особенно о слабых.

В отличие от 1914 года, по словам Гитлера, записанным Гальдером, Англия не позволит себе участвовать в войне, которая продлится годы… Это удел богатых стран… Даже у Англии сегодня нет денег, чтобы вести мировую войну. За что же воевать Англии? Ради союзника умирать никто не захочет.