Когда любовь соперница у смерти - Владимир Колычев

– Гарик – это имя или производная?

– Нет, так и зовут Гарик. То есть Гарри…

– Прямо Грязный Гарри какой-то.

– Ну, сравнение, в общем, напрашивается. Только нет ничего, чем его прищучить можно. Да и уехал он.

– Уехал, а подписку о невыезде с него не брали, – уныло продолжил я.

– Вот именно. Нет подписки, нет и претензий.

– И давно он уехал?

– Да говорит, что неделю назад.

– Значит, когда похищали Арину, его здесь не было? – скептически скривил я губы.

– Выходит, что так, – кивнул капитан. – Но сказать, сам понимаешь, все, что угодно, можно.

– В том-то и дело, что понимаю. А где сама экономка три дня назад была?

– В родные края ездила, два дня ее здесь не было.

– Значит, пока ее не было, дом пустовал?

– Говорит, что да.

– Сомневаюсь я в этом. Очень сомневаюсь. Следили за мной, из дома следили. А потом эта решетка… Ну да ладно, домыслы к делу не пришьешь… Значит, Гарри Прилепов. Какое отношение он имеет к этому дому?

– Экономка говорит, что самое прямое. Дом принадлежит его отцу, Прилепову Давиду Юльевичу.

– А где сам отец проживает?

– В Санкт-Петербурге.

– А здесь он что забыл?

– Чего не знаю, того не знаю. К тому же он редко здесь бывал. А сыну здесь приглянулось, сказала, понравилось.

– Лето еще не закончилось, а он уже уехал. Понял, что дров наломал, и тю-тю… Ничего, мы его и в Санкт-Петербурге найдем. Какой там адрес?

– Не знаю. Все, что знал, тебе сказал.

– Спасибо и на этом.

Я вышел из «уазика» и с опаской приблизился к своей машине. Не поленился наклониться и встать на одно колено, чтобы заглянуть под днище. Мало ли что, вдруг там взрывное устройство. И в лобовое стекло заглянул, не приторочен ли к внутренней дверной ручке стальной тросик растяжки.

Может, Гарик и не дружил с головой, но все же он смог заставить меня относиться к своей недоразвитой персоне всерьез. И я не сдержал вздоха облегчения, когда убедился, что машина не заминирована. И еще меня порадовало, что все мои вещи были на месте, вплоть до топорика и тесака, что хранились в багажнике. К тому же «Нива» была на ходу, и я смог отправиться к дому, где сейчас находилась Арина.

Мотор под капотом работал исправно, чего нельзя было сказать обо мне. Измотанный этим невероятным заточением, голодный, я едва ли смог бы набраться сил для дальней дороги. Но меня вдохновляла мысль, что бабушка Арины, возможно, позволит мне немного отдохнуть в своем доме и даже накормит. Жаль только, что баньку затопить не сможет, за неимением таковой… И еще я думал о самой Арине, ничуть не сожалея об упущенной возможности провести ночь под одной с ней крышей. Не в том я пребывал состоянии, чтобы думать об этом, да и вообще…

Я был уже на окраине села, когда мимо меня проехал желтый рейсовый «пазик». Дорога плыла у меня перед глазами, мысли были такими же тяжелыми и неповоротливыми, как голова, но, тем не менее, я смог уловить в пыльном окне автобуса знакомые черты.

– Черт!

Мне пришлось напрячь волю, чтобы встряхнуть себя и развернуть машину вслед уезжающему автобусу, а потом еще, подрезав ему путь, прижать к обочине.

Водитель с удовольствием открыл мне дверь, но не только для того, чтобы я смог зайти в салон. Всласть меня обматерил. Он орал на меня, а я покорно кивал головой и шел к Арине, которая занимала предпоследнее сиденье справа. Перед ней сидела какая-то бабка с корзиной, из которой выглядывала гусиная голова. Птица беззвучно разевала клюв мне навстречу, а когда я поравнялся с ней, пронзительно вскрикнула и больно щипнула меня за руку.

Я мог бы свернуть гусаку за это шею, но не хотел предстать законченным негодяем в глазах женщины, что сидела рядом с Ариной. Я узнал в ней маму погибшей Ирины, а она, в свою очередь, узнала меня. Правда, в восторг не пришла. Ее тонкие губы изогнулись возмущенно-капризным коромыслом. Зато Арина улыбнулась. На лице бестолковая радость, а в глазах вычищенная пустота. Так улыбаться могут тихопомешанные душевнобольные люди. Глядя на нее, я чувствовал, как тоскливо сжимается душа.

– Марина Даниловна, вы едете домой? – спросил я.

– Ну, едем! А что? – с вызовом спросила женщина.

– Поехали со мной, я вас подвезу.

– Спасибо, вы уже подвезли! – едко сказала она, кивком головы показав на тронувшуюся дочь.

– Я вам все объясню!

Кто-то сзади тяжело опустил руку мне на плечо, а я среагировал так, как это должно происходить в экстремальной ситуации. Сначала взял руку в захват, после чего закрутил ее за спину противника, и только затем посмотрел, с кем имею дело. Это был водитель автобуса, который, воодушевленный моей кажущейся покорностью, решил перейти от слов к делу. Пришлось показать ему служебное удостоверение и коленом под зад подтолкнуть к рабочему месту.

– Марина Даниловна, нам очень нужно поговорить! – снова воззвал я к женщине.

Она вновь попыталась мне возразить, но Арина с ней не согласилась и, взяв ее за руку, потянула на выход.

Противный гусь снова попытался ущипнуть меня, но я все-таки схватил его за шею и утопил голову в глубине корзины. Из-за этого я немного замешкался, и когда вышел из автобуса, увидел, как Арина ходит по зеленой полянке у дороги и с отрешенной улыбкой собирает полевые цветы.

– Видите, она не хочет отсюда уезжать, – легкомысленно обронил я.

И тут же поплатился за это. Марина Даниловна глянула на меня так, что у меня вдруг стала мерзнуть спина.

– Вы что, не видите, Арина с ума сошла! – вне себя от возмущения простонала она.

– Вижу, – опустив голову, признал я.

– И во всем виноваты вы!

– В чем-то виноват. Но не во всем.

– Не во всем… – передразнила меня женщина. – Зачем вы потащили Арину за собой?

– Она сама захотела. Но виноват я.

– Ну, и чего вы добились? – надрывно, с осуждением спросила она.

Даже если бы вопрос не был риторическим, я все равно не ответил бы на него. Сейчас меня больше интересовала сама Арина, чем объяснение с ее матерью. Я подошел к ней, взял за руку и мягко развернул к себе лицом. Она не противилась и с улыбкой протянула мне пучок васильков.

– Где ты была? – спросил я.

Пытаясь осмыслить вопрос, девушка наморщила лоб и приложила к нему палец. И, наконец, дала ответ, движением руки безошибочно показав в сторону прилеповского особняка.

– Там!

– А Гарик где?

Думала она долго, но ответ был тем же.

– Что он с тобой сделал?

Лучше бы я не задавал ей этот вопрос. Лицо ее исказила гримаса ужаса, губы побелели, подбородок затрясся, мелкая дрожь пробежала и по телу. С душераздирающим стоном она воздела руки кверху, обхватила ими голову и опустилась на колени, уткнувшись лбом в землю. Тело ее тряслось уже как в лихорадке.

– Ну, зачем! Зачем ты это сделал? – заорала на меня Марина Даниловна.

– Я… Я не знал, что так будет…

– Не знал он!

Женщина в отчаянии выбежала на дорогу и протянула руку, останавливая проезжающий мимо бортовой «ЗИЛ». Машина затормозила, прижалась к обочине, но я махнул водителю, чтобы он проваливал. Похоже, вид у меня при этом был столь красноречивый, что парень не посмел возразить.

– Зачем ты это сделал? – возмущенно спросила женщина, глядя вслед отъезжающему грузовику.

– Я понимаю, что меня мало убить, но будьте благоразумны, – воззвал я к ней. – И не делайте глупостей… Нам срочно нужно ехать в Черногайск! И только я могу доставить вас туда к завтрашнему утру. Я не знаю, что сделал с Ариной Гарик, но, видно, произошло нечто из ряда вон выходящее, если она тронулась умом.

– Кто такой Гарик?

– А она вам не рассказывала?

– Нет.

– Человек, который свел с ума вашу дочь. Увы, в самом ужасном смысле этого слова. Я должен найти его и наказать.

– Я не знаю никакого Гарика! Я знаю только то, что Арина пострадала из-за вас.

– Арина пострадала потому, что очень любит свою сестру. Потому, что хотела найти ее убийцу. Поэтому она и поехала со мной!

– А убийца кто?

– Гарик!

У меня не было неопровержимых доказательств его вины. Но я готов был голову отдать на отсечение, что это он убил Ирину.

– Вы в этом уверены?

Отвечать я не стал. И языком лень было ворочать, и время дорого.

Арина застыла в сокрушенной позе, но даже не попыталась вырваться, когда я взял ее за руку и оторвал от земли. И в машину села с покорностью загипнотизированного кролика.

Хотел бы я знать, что такое сотворил с ней Гарик, каким ударом разрушил ее психику. Но за всю дорогу к дому я ни разу не спросил ее об этом, боялся, что ее тихое помешательство перейдет в буйное. К тому же в Черногайске я знал одного высококлассного специалиста, который мог общаться с людьми, потерявшими рассудок.

Глава 8

Если бы я не знал, с кем имею дело, то решил бы, что передо мной машет руками пациент психотерапевтической клиники, забравшийся в кабинет главного врача и надевший его халат. Неистовое сияние в глазах, вздыбленные волосы, брови и усы, взбудораженная сосредоточенность на лице, взывающе открытый рот, излишне порывистые движения… Чем-то он напоминал мне Альберта Эйнштейна с той фотографии, где он был снят с высунутым до подбородка языком. Была в нем некая сумасшедшинка.