Иностранка - Александр Исаевич Воинов

Он был один-одинешенек. И, если бы не книги, наверно, умер от тоски.

Сегодня рано утром Жака разбудил незнакомый ему человек и приказал быстро одеться.

Жаку снова завязали глаза, спустили вниз на лифте, усадили в машину и опять долго возили по городу.

Жак очень волновался, а сидевший рядом человек успокаивал его и говорил, что Жак скоро будет дома.

Наконец машина резко затормозила. Человек распахнул дверцу:

— Быстро выходи!.. — приказал он.

Жак выпрыгнул на тротуар, он был оглушен неожиданной свободой. Пока он пришел в себя и понял, где находится, машина исчезла в общем потоке…

К вечеру позвонил Морис Шантелье. Он уже знал, что Жак дома, был очень взволнован, и голос его дрожал.

Когда шумная ватага газетчиков наконец покинула квартиру Шантелье, Мадлен принесла Жаку письмо из Одессы.

— Вот это здорово! — обрадовался Жак. — А я сидел там и много думал о том, ответят они нам или нет.

— Давай напишем им скорей ответ! — предложила Мадлен. Здесь, в привычной обстановке квартиры Шантелье, она уже больше не робела и не стеснялась Жака. Все постепенно входило в свою колею. Но что-то переменилось в самом Жаке. Он как-то сразу повзрослел, стал задумчивым и сосредоточенным.

Когда он узнал о том, почему его похитили и что ему грозило, он долго молчал, а потом сказал:

— Когда я вырасту, буду таким, как отец!..

Мадлен с Жаком условились на другое утро идти вместе в школу и заранее предвкушали, как обрадуются его освобождению ребята.

Однако когда назавтра Мадлен зашла за Жаком, квартира Шантелье оказалась запертой. Мадам Шантелье и Жак внезапно уехали из Парижа.

— От беды подальше! — сказал Ив, который видел, как они уезжали. — Время теперь тяжелое, от ультра можно всякое ожидать… Ведь Морис здорово им всыпает!..

Мадлен огорчилась. Она была так рада возвращению Жака и так гордилась, что и ее доля участия есть в том, что он наконец свободен. Теперь она снова будет скучать о нем…

Глава девятая

Мадам Жубер твердо заявила Густаву, что через две недели вместе с Мадлен едет в Одессу. Она это делает для того, чтобы поправить материальные дела их семьи. Денег на поездку она у него не просит, пусть только он купит для Мадлен кое-какие вещи, которые понадобятся ей в путешествии.

Густав не возражал. В конце концов со своими бедами он должен справиться сам. Ни мадам Жубер, ни Мадлен ничем ему не помогут. Может быть, даже лучше, если в это время мадам Жубер будет подальше и не станет надоедать ему своими непрошеными советами…

Его несколько раз вызывали в полицию, допрашивали. Каждый раз он возвращался оттуда усталый и злой. Свидетельские показания, собранные следователем, были крайне противоречивы, потому что прохожие наблюдали столкновение машин с разных сторон. Находились и такие, что прибежали к месту происшествия после того, как услышали удар. Из тщеславного желания быть свидетелями такого нашумевшего происшествия, они убеждали следователя, что видели все от начала до конца и подчас выдумывали такое, что еще больше запутывало следствие.

Однако — и это самое главное — технические измерения показывали, что при той скорости, с которой сближались машины, Густав, возможно, и не имел времени уклониться от столкновения. Он был виновен в той же степени, что и шофер «круппа», и это уже снимало с него часть ответственности.

Помогали и политические обстоятельства.

В результате аварии погиб один из видных ультра, о преступлениях которого много писалось в газетах. Полиции было невыгодно устраивать судебный процесс, где бы невольно возник вопрос, почему этот преступник оставался на свободе и так открыто разъезжал по Парижу. Получив указание свыше, следователь старался, чтобы в газеты не проникли новые подробности. Он твердо держался той версии, что имел место несчастный случай, и брал во внимание только те показания, которые это подтверждали. Так невольно петля, которая, казалось, может вот-вот затянуться на шее Густава, мало-помалу ослабевала…

Что же касается Мадлен, то через неделю начинаются летние каникулы. Надо доставить девочке какую-то радость. Пусть поедет и увидит, как живут люди в другом мире…

Кто бы мог подумать, что у мадам Жубер сохранилось столько сил и энергии! Теперь она целыми днями металась по Парижу, навещала дальних родственников и знакомых. Многие давали ей с собой письма к родным в Россию и различные поручения, а главное, снабжали добрыми и, как ей казалось, совершенно необходимыми советами.

Признаться, мадам Жубер сейчас переживала самые противоречивые чувства. Она очень жалела Густава — как он останется один, с волнением ждала встречи с родиной, мечтала о ней и в то же время боялась. Вдруг ее арестуют, как только она сойдет на берег. Почему? За какие преступления? Да, конечно, за то, что она имеет собственный дом на Полицейской улице! Ведь в России не очень-то любят капиталистов! При таможенном осмотре возьмут ее бумаги и сразу же увидят, какая птица пожаловала! Может быть, даже ее имя занесено в черные списки?! Что тогда ее ждет? Ссылка? Сибирь?..

Среди знакомых и друзей мадам Жубер были оптимисты и пессимисты. Одни уверяли ее, что все будет хорошо и ее, как иностранную туристку, никто и пальцем не тронет. Другие, из числа русских эмигрантов, выброшенных революцией из России, наоборот, поддерживали самые мрачные предположения старухи.

Естественно, что настроение мадам Жубер колебалось, как стрелка барометра. Оно зависело от того, с какими знакомыми она в этот день встречалась.

Внеся деньги в бюро путешествий, мадам Жубер стала вдруг ужасно волноваться: а вдруг ей откажут в визе на въезд в Советский Союз? Когда же через несколько дней стало известно, что виза получена, ее стали мучить сомнения. Не напрасно ли она все это затеяла? Может быть, в том, что ей разрешен въезд в СССР, таится какая-то ловушка?..

Дома мадам Жубер, однако, держалась молодцом, на Густав, ни тем более Мадлен не должны были знать о ее терзаниях.

Теперь, когда пути назад были окончательно отрезаны, мадам Жубер стала принимать меры, чтобы предупредить возможные трудности. Прежде всего надо захватить с собой побольше провизии: ведь ей говорили, что в России голодают. Она накупила консервов и два десятка коробок сыра комамбер.

Мадлен колебалась. Покинуть отца, когда ему так тяжело, ей казалось невозможным. Она несколько дней так решительно отказывалась ехать с бабушкой, что и сама мадам Жубер начала подумывать о том, стоит ли ей ехать.

Но однажды вечером Густав вернулся в приподнятом настроении.

— Отбился! — тихо сказал он, обнимая