Кофе для невлюбленных - Софья Ролдугина

— Возможно, в Бромли и впрямь работает банда юных красавиц, но вряд ли. Я могу, конечно, спросить у ма… — он посмотрел на Эрвина и сообразил, видимо, что тот не знает, откуда появился у строгой леди Виржинии красивый и сведущий в сыскном деле водитель. — …спросить у своего информатора, не появилось ли новеньких среди охотниц за богачами.

— А спроси, — неожиданно оживился Эллис. — Я сам хотел порасспросить своих людей, но у тебя источник, пожалуй, даже более надежный. Что же касается состава преступной группы, леди Виржиния, то я бы предположил сговор между конторой, которая принимает ставки, и некой «вольной художницей», вытягивающей деньги из обеспеченных любовников. К примеру, служка из конторы дает наводку, девушка обрабатывает клиента, а деньги делятся соответственно затраченным усилиям. В пользу этой версии говорит и история Макмаффина, — он взмахнул газетной вырезкой и задумчиво сощурился. — Кто знает, не был ли тот молодой эсквайр первой ласточкой, первой неудачной попыткой присвоить деньги?

— Возможно, — согласилась я. Предположение было разумным. — А сейчас, господа, давайте пересядем за другой столик. Здесь скатерть перепачкана кофе. Эту Мадлен унесет, а мы пока можем продолжить обсуждение…

Эрвин только сейчас понял, что он натворил со столиком, и принялся смущенно извиняться. Обменявшись традиционным «Я был так неловок…» — «Ах, оставьте…», мы продолжили разговор. Точнее, это Лайзо продолжил рассказ, а мы стали внимательно слушать.

Эсмонд Палмер воистину оказался кладезем всевозможных сплетен о Мореле. Пожалуй, если бы я не устраивала вечера памяти, а пригласила его одного, мы узнали ровно столько же о покойном, сколько от всех остальных гостей вместе взятых. Правда, розыгрыши, в которых так яростно обвинял Эсмонд своего соперника, выглядели по большей части невинными совпадениями. Подумаешь, запер случайно товарища в кладовке для инвентаря — время-то было позднее, да и Палмер там уснул, и заметить его было сложно. Подпорченный костюм? Так, может, это вовсе и не Морель постарался… И так далее, и тому подобное. Складывалось впечатление, что Палмер действительно помешался на сопернике.

А с какой тщательностью он запоминал возлюбленных Мореля! Всех девушек Палмер назвал поименно, и список этот, заботливо составленный Лайзо, перекочевал в руки Эллиса.

— Эмма Найтс, — громко прочитал детектив последнее имя. — Ну, что, мистер Калле, так звали невесту вашего друга?

— Нет, — взгляд у художника стал рассеянным. — Кажется, она была Мэри… В разговорах он называл ее «моя милая Мэри».

— Здесь целых три Мэри, — хмыкнул Эллис, пробегая глазами список. — Которая?

— Фамилию я не помню, но… Можно ведь поинтересоваться у квартирной хозяйки?

— Вы знаете, где жила эта несчастная девушка, но не помните ее фамилию? — удивился Эллис. — Вот уж точно, люди искусства — странные, все, до одного. Откуда вы вообще узнали, где она жила?

— О… — он словно растерялся на мгновение. — Я расспросил мальчишку, помощника гримера в театре. Он весьма смышлен, и Пэтси иногда передавал мне с ним записки. Оказалось, что мальчик в последнее время часто носил послания для одной красивой девушки. По описаниям она очень похожа на невесту Пэтси! — уверенно закончил художник.

— Обязательно потом потолкую с этим, гм, смышленым мальчуганом, — задумчиво пообещал Эллис. — Укажете мне на него?

— Непременно.

— Вот и договорились. Итак, Лайзо, что там еще у тебя осталось из сплетен? — весело поинтересовался детектив.

— Ничего особенного, — с деланной небрежностью пожал тот плечами и вдруг посмотрел на художника, внимательно и с нетерпеливым ожиданием, как рыбак смотрит на дрогнувшие поплавки. — Эсмонд Палмер говорил, что свой выигрыш Морель боялся хранить дома. Воры, грабители… Мало ли что. Зато у его друга был, мол, подходящий сейф.

— У друга? — эхом переспросил Эллис.

— У Эрвина Калле.

Художник, кажется, совсем растерялся.

— Да, сейф у меня был. И есть, разумеется — я там храню дорогие краски… А почему вы так смотрите на меня? — он беспомощно переводил взгляд с довольного Лайзо на хмурящегося Эллиса и в конце концов обернулся ко мне, словно за поддержкой. — Леди Виржиния?

— Морель отдавал вам на хранение деньги? — спросила я, и Эллис поморщился, бормоча: «Ну, как же можно так в лоб».

— Нет, что вы, — непонимающе моргнул Эрвин, и вдруг лицо его залила смертельная бледность: — Вы же не хотите сказать, что я…

— Возможно, кто-то вас пытается подставить, мистер Калле, — быстро перебил его детектив и подкупающе улыбнулся. — Не стоит нервничать. А теперь подумайте хорошенько и постарайтесь вспомнить, не отдавал ли вам Пэтси каких-нибудь вещей на хранение? Не обязательно денег. Может, это был сверток? Или коробка, или старинная книга — словом, что угодно, лишь бы туда можно было спрятать несколько банкнот.

— Тогда уж не «несколько», а целую пачку, — не удержалась я от комментария. — Если выигрыш Морелю выплатили не чеком, а в банкнотах, то она должна выйти солидной по объему. Самая крупная банкнота имеет достоинство в пятьдесят хайрейнов, выигрыш у нас составляет около двух тысяч. Итого получается сорок банкнот, жестких и плотных, на шелковой бумаге. Просто так между листами книги такую пачку не заложишь.

— Ценные наблюдения, леди Виржиния, — с неуловимым оттенком иронии заметил Эллис. — Вы обладаете редкой способностью к месту сообщать общеизвестные факты. Разумеется, никто не будет прятать пачку между листами книги, но ведь можно же и вырезать выемку для нее! Впрочем, это все пустые измышления. Мистер Калле, так передавал ли вам что-либо ваш друг незадолго до смерти? — повернулся он художнику — и спиною ко мне, фактически исключая из разговора.

Кофе отчего-то стал отдавать солью.

Я медленно выдохнула и растянула губы в той бездумно-загадочной улыбке, от которой на щеках появляются умильные ямочки, а взгляд становится пустым, будто у куклы. Паршивенькая гримаса, зато ее можно держать часами без всякого напряжения.

— Нет, он не передавал ничего.

— Гм. И даже не заговаривал об этом?

— Нет.

— Хорошо. Возможно, Палмер просто пересказывает слухи. А может, оговаривает вас. У него есть мотив?

— Не знаю.

Изнеможенное бесконечным днем солнце медленно склонялось к горизонту. Лучи его приобретали все более насыщенный ржавый оттенок и ползли вверх по стене; в медово-прозрачном свете парили легкие пылинки. Мне казалось, что при каждом вдохе они царапали горло, но это, конечно, была всего лишь иллюзия.

Как и равенство людей, сидящих за этим столом.

Детектив Управления спокойствия, свободный художник, бывший аферист — и дурочка графиня, возомнившая себя сыщицей.

Поделом тебе, Гинни.

— …Леди Виржиния? — слова Лайзо донеслись как через вату. Я повернула голову, встречаясь с ним взглядом. Зеленые, что у кошки, глаза следили за мною пристально. — Что-то случилось?

— О, нет, — я опустила ресницы. — Просто вспомнила об одном деле, не терпящем отлагательств. Прошу прощения, мне надо перемолвиться словом с мистером Белкрафтом.

— Идите, идите, — махнул рукой Эллис, так и не посмотрев на меня. — И пришлите, пожалуйста, несколько листов бумаги и карандаш, мне нужно сделать кое-какие пометки.

— Вызовите Мадлен, — я указала на серебряный колокольчик и поднялась. — Покидаю вас, господа. Если вам понадобится что-то еще — просите Мадлен или Георга.

Держа спину ровно, как учили монахини в пансионе, я пересекла помещение. В галерее между залом и кухней остановилась. Здесь было сумрачно и тихо. От черного входа, с улицы, доносились негромкие голоса — это Георг что-то втолковывал слугам. Мэдди бойко стучала каблучками наверху — то ли убиралась, то ли раскладывала вещи. Я прислонилась к стене и медленно выдохнула сквозь зубы, чувствуя спиной все изъяны дерева — каждую трещинку, каждый скол.

Эллис не сказал ничего особенного. Он вел себя, как обычно. Отчего же чувствую себя так глупо? Слишком увлеклась, пожалуй, поверила в свою ценность, открыла душу… и позволила сесть себе на шею. И кому — безродному выскочке из Управления, возомнившему о себе невесть что?

Ученые мужи пишут, что наш век сломал сословные предрассудки. Возможно, так и есть. Деньги нынче стали важнее титула, скандальную известность ценятся выше скромности и благопристойности, а практичность и умение сколотить состояние любой ценой, невзирая на средства, уважают больше меценатства.

Может, Эллис считает меня благородной бездельницей, великосветской пустышкой, и потому позволяет себе такие выходки?

Право, не знаю.

Да, возможно, мой ум не так изворотлив, как у него; я не так смела, не умею обращаться с оружием, за исключением шляпной шпильки и старинного револьвера. Но и Эллис вряд ли справится с управлением кофейней, с нерадивыми арендаторами, с фабриками, с объединенными землями графств Эверсан и Валтер, в конце концов! А ведь мне приходится помнить еще и о светских обязанностях — о непременных званых обедах и ужинах, о появлении на балах и прочих публичных мероприятиях «в сезон», о непременном ежегодном посещении «Старого гнезда» особами королевских кровей, о налаживании свежих и поддерживании давних связей среди аристократов. На плечах моих лежит ответственность за судьбы Мадлен и мисс Тайлер, Магды и миссис Хат, Георга — в меньшей степени, нужно признать — и многих, многих слуг в обоих городских особняках и загородном поместье.