Адамово яблоко (журнальный вариант) - Ольга Погодина-Кузьмина

— Я думал, Звягинцев, тебя тут уже в третий раз девственности лишают, а они пыхают… э, мне-то дайте!

Пить крепленое вино после виски было крайне неразумно, но Георгий разлил марсалу по стаканам. Рослик раскурил трубку и передал по кругу.

— Я один раз так накурился, что идти не мог, — задумчиво сообщил Севочка. — Когда выпускной был в училище. Меня до автобуса Клочкевич тащил. Мы с ним даже целовались.

— Не стошнило? — покривился Рослик.

Тот хмыкнул.

— Георгий Максимович, а вы верите в любовь с первого взгляда?

— Это к чему? — спросил Георгий, наконец, чувствуя, как виски, вино и конопля закружили хоровод в его черепной коробке.

— Так, интересно. Мне тут сказал один, что любовь — это просто слово из шести букв, излишне нагруженное значениями. А я вот верю, — после паузы добавил Сева. — Вы не смотрите, что я некрасивый. Зато талантливый. Особенно в сексе.

— Он, главное, приезжает ко мне и говорит — я влюбился! — воскликнул Рослик, который тоже вдруг оказался изрядно пьян. — Да пошел ты, Измайлов! Как будто ты знаешь, что такое любовь.

Пересиливая головокружение, Георгий взял в свои его холодные руки.

— Хорошо, детка, только не кричи.

— Любовь — это очень больно, вот здесь, внутри, как будто тебя ест злая крыса! — Рослик вырвал руку и толкнул его в грудь кулаком. — А ты — самодовольная скотина с толстой шкурой. Ты даже ни разу не пробовал покончить с собой!..

Немного обескураженный этой филиппикой, Георгий Максимович попытался погладить его по голове, но тот уткнулся лицом в диванную подушку и заплакал, сотрясаясь всем своим худым узким телом.

— Почему ты такая скотина? Ты хоть знаешь, Измайлов, что сломал мне жизнь?!

Севочка уже дремал, вытянувшись на кровати, с погасшей трубкой в руке. Глядя на него, Георгий пережил приступ дежавю — угнетающей уверенности в том, что сидел уже когда-то на этом ковре, смотрел на плачущего Рослика и чувствовал только равнодушие и легкую дурноту. Дальнейшее развитие событий представлялось достаточно ясно: что бы он ни сделал сейчас, наутро будет муторно и стыдно, и значит, можно делать почти всё.

Поднявшись, Георгий отыскал среди одежды, аккуратно развешанной в шкафу, свой пиджак. Включил телефон и набрал номер.

Игорь сразу снял трубку, словно ждал звонка.

— Это я. Ты спишь?

— Нет, — ответил мальчик.

— Я сейчас заеду за тобой.

Тот заторопился.

— Подожди, я не дома, я у Дениса. Я поругался с теткой…

— Ты с Марковым? — приставив к холодной стене кулак, спросил Георгий Максимович.

— Нет, — пробормотал тот упрямо и обиженно. — Можешь не верить… Он правда меня просто подвез тогда… Ничего не было.

Его голос звучал так чувственно и близко, словно они оказались рядом в постели.

— Ты, конечно, врешь, но пусть. Бери машину и приезжай на Мытнинскую. Я там буду через полчаса.

Рослик умывался над раковиной. Георгий обнял его сзади и поцеловал волосы, пахнущие цветочным одеколоном.

— Собирайся, поедем ко мне.

Глаза у него были пьяные, мутные, словно студень.

— А Севка? — пробормотал он. — Я его не оставлю. Он встанет и подожжет мне квартиру.

Собственное лицо в зеркале — бледное и обрюзгшее, — показалось Георгию чрезвычайно неприятным. Он умылся ледяной водой, сильно забрызгав рубашку на груди.

Одеваясь, Рослик напомнил:

— А Севка?

Георгий вернулся в комнату, завернул безжизненного Севочку в плед, взвалил на спину. Рослик ещё сообразил сунуть в пакет вещи приятеля — свитер, куртку и ботинки. И словно опомнился, уже стоя в дверях.

— Как ты сядешь за руль? Ты же на ногах не стоишь!

— Я вызвал такси, — успокоил его Георгий. — Лучше помоги загрузить его в лифт.

На улице накрапывал дождь, но машина уже подъезжала к подъезду.

— У вас там что, труп? — спросил таксист.

— Труп, — подтвердил Георгий, укладывая Севочку на заднее сиденье. — Нам нужно на Мытнинскую набережную, это сразу напротив Петропавловки, я покажу.

Рослик сел рядом с Севой, придерживая его голову.

— Господи, Измайлов, как я устал от всего этого, если бы ты знал! Я уже твердо решил — хочу уехать отсюда. Найду себе какого-нибудь спокойного немца лет пятидесяти. А что? Буду там преподавать, у них наши специалисты ценятся. Разведу цветы… Зачем мне этот гнилой мертвый город? Тут нельзя жить, хорошо только сдохнуть!

Игорь стоял у въезда в арку — продрогший, с голой шеей, в безобразной вязаной шапке. Георгий подошел к нему, ощущая в груди какой-то клокочущий кипяток — ненависть и одновременно жгучее желание.

— Замерз?.. Ничего, сейчас согреешься. Познакомься, это Рослик… Ростислав Евгеньевич, мой давний и очень близкий друг. А это ещё один наш приятель… и пойдем.

Таксист помог внести Севочку в подъезд, где тело принял невозмутимый консьерж.

Оказавшись в квартире, Георгий сразу прошел в кухню, открыл бутылку коньяка, налил и выпил. Он действовал машинально, не зная, что сделает в следующую минуту.

— Я тоже хочу выпить, — заявил Рослик, отбирая у него бутылку. — И кофе. И нужно поесть.

— Конечно, детка, всё для тебя.

Распахнув холодильник, Георгий начал выкладывать на стол сыр, ветчину, помидоры.

— Да, нужно поесть… Это просто необходимо. Только подожди минуту…

Он взял Игоря, так и не снявшего своей шапки, за руку, и повел в хозяйственную уборную, где хранились чистящие средства и необходимый домашний инвентарь — гладильная доска, пылесосы, стиральная машина.

— Ну, что ты мне скажешь, малыш?

Мальчик смотрел на него испуганно и пристально, словно не узнавая.

— Давай, скажи, как ты скучал. Как ты меня любишь и хочешь.

Он отпрянул было, но Георгий обхватил руками его голову, прижался лбом к его лбу и зашептал:

— Какой ягненок, сейчас заблеет… Ну, обнимай глупого дядьку. Он же верит всем твоим сказкам.

Опрокидывая какие-то коробки и бутыли с моющими жидкостями, Георгий повалил его на пол на четвереньки.

— Ну, давай — бе-бе-бе… Ты овечка, я баран. Как тебе игра?

— Не надо, — выдохнул он.

— Смешно? И мне смешно.

Он не сопротивлялся, и Георгий сделал всё грубо и быстро. В последний момент сомкнул пальцы на его горле и успел подумать «сейчас убью его», и что вот так, наверное, умирают от инсульта.

Затем, постепенно приходя в себя, услышал, как Игорь судорожно кашляет под ним. Запоздало сообразил, что чуть не придушил мальчишку и сильно напугал.

— Жив?..

Тот торопился натянуть джинсы, отползая, громко клацая зубами.

— Ну, ничего. Извини.

Георгий встал, повернул кран и подставил голову под холодную воду. Это прояснило сознание, но не рассеяло туман, в котором спуталось происходящее.

Рослик в прихожей надевал пальто.

— Куда ты? — спросил Георгий.

— Какая тебе разница? Домой.

— Подожди. Пойдем, выпьем.

Рослик покривился.

— А потом? Спать вместе? Чтобы твой мальчик посмеялся надо мной, тебе этого хочется? Ему семнадцать лет, а мне двадцать девять, у меня вот такие вены на ногах и изуродованные пальцы! Нет уж, развлекайтесь без меня! Старую куклу надо выбросить, когда купили новую!

Игорь тоже вышел в прихожую, бледный как покойник.

— Я не буду над вами смеяться, — проговорил он, не сводя с Рослика глаз.

Тот резко обернулся.

— Только вот не надо меня жалеть, зайка моя! Пожалей себя, вернее будет!

— Ты можешь меня послушать? — с нажимом потребовал Георгий. — Я хочу, чтобы ты остался, и ты останешься. Я ничего подобного не имел в виду.

— Вот ему рассказывай, что ты имел в виду, — Рослик ткнул в Игоря пальцем. — А я тебя не первый год знаю!

В этот момент Севочка, вероятно, разбуженный шумом, появился в конце коридора, хватаясь за стены, раскачиваясь с угрожающей амплитудой. Увидев их, он негромко изумленно воскликнул:

— Твою мать, люди! А где я?

В ответ на это Игорь громко икнул, и Георгий Максимович вдруг почувствовал себя балаганщиком, которого взбунтовавшиеся куклы втягивают в хоровод своей жестокой буффонады. Икающий Пьеро, полуодетый Арлекин и разъяренная Коломбина сговорились повеселиться на его счет.

— Так! — возвысил он голос. — Никто никуда не уходит. Ты раздевайся, ты надень мой халат в ванной за дверью. А ты прекрати икать! Все — марш на кухню, я варю кофе.

Рослик не сразу, очень медленно, стащил пальто. Игорь пытался сдержать икоту — в кухне Георгий налил ему воды.

— Это тебя кто-то вспоминает, — пояснил Севочка, впопыхах или же с умыслом натянувший на себя неизвестно где добытый халат Нины Ивановны, цветастый, отделанный тесьмой. — Кстати, ты кто? И что мы тут делаем?

— Меряемся, у кого член длиннее, — зло прокомментировал Рослик.