Затерянные миры. Марс - Кларк Смит

Он продолжал идти еще несколько минут, все еще сжимая в руках окаменелую дубинку и размышляя над ужасной проблемой. Из-за привычки вести постоянное наблюдение за окружающим, автоматической для многоопытного космического пилота, он заглядывал в двери комнат, где под присмотром древних колоссов в чашках и ретортах бурлили неведомые химические вещества. Затем Хэйнс подошел к безлюдной комнате, где находились три огромных сосуда, которые Та-Вхо Шаи назвал Сосудами Сна. Он вспомнил слова Айхаи об их содержимом.

В порыве отчаянного вдохновения Хэйнс смело вошел в комнату, надеясь, что в этот момент Валтум случайно отвернулся или зевнул. У него не было времени для размышлений, если он собирался реализовать пришедший в голову план.

Бутыли с раздувшимися очертаниями больших амфор и на первый взгляд пустые поднимались выше его головы и тускло отсвечивали в неподвижном свете. Приблизившись, Хэйнс увидел в изгибающемся стекле свой искаженный облик, похожий на призрак надутого гиганта. В его мозгу билась только одна мысль: любой ценой он должен разбить Сосуды, а газы распространятся по Равормосу и ввергнут приверженцев Валтума — если не его самого — в тысячелетний сон. Он и Чанлер, несомненно, также уснут; и для них без эликсира бессмертия пробуждение никогда не наступит. Но это лучший выход благодаря такой жертве двум планетам будет предоставлена тысячелетняя отсрочка. Сейчас у него появилась единственная возможность, неправдоподобно, что такой случай представится еще раз.

Он поднял булаву из окаменевшего гриба, широко размахнулся и изо всей силы ударил по вспучившемуся стеклу. Раздался звон, как от удара гонга, и от вершины до днища Сосуда побежали трещины. После второго удара осколки стекла провалились внутрь с пугающим звоном, похожим на человеческий крик, на мгновение лицо Хэйнса овеял прохладный ветерок, легкий и нежный, как вздох женщины.

Он повернулся к следующей бутыли, задержав дыхание, чтобы не глотнуть газа. Она разлетелась на куски после первого же удара, и вновь он почувствовал как бы легкий вздох.

Громовой голос заполнил комнату, когда Хэйнс поднял свою палицу, чтобы ударить по третьей бутыли:

— Глупец! Этим поступком ты приговорил к смерти себя и своего соотечественника-землянина! Слова смешались с грохотом заключительного удара.

Наступила гробовая тишина, даже далекое приглушенное грохотанье механизмов, казалось, ослабело. Землянин осмотрел расколотые бутыли, а затем, отбросив бесполезный обломок своей палицы, разлетевшейся на куски, выбежал вон.

Несколько Айхаи, привлеченных шумом битья Сосудов, появились в зале. Они бесцельно и несогласованно бегали по помещению, словно мумии, приводимые в движение ослабевающим гальваническим током. Никто из них не пытался задержать землянина.

Хэйнс не мог знать, будет ли наступление сна, вызванное газами, быстрым или медленным. Ему казалось, что воздух в кавернах оставался неизменным: не чувствовалось ни запаха, ни ощутимого воздействия на дыхание. Но во время бега он почувствовал легкую вялость и сонливость. Все его чувства, казалось, опутала пелена.

По стенам коридоров клубились едва заметные испарения, и сами они выглядели иллюзорными.

Он убегал без каких-либо определенных целей или намерений и почти не удивился, когда его, словно в сновидениях, приподняло от пола и понесло по воздуху. Хэйнса словно захватил несущийся поток или невидимые облака. Мимо быстро проплывали двери секретных комнат, порталы и сотни таинственных залов. Он мельком видел колоссов, которые пошатывались и клевали носом, оказываясь в зоне действия все более распространяющейся сонливости. Затем Хэйнс оказался в комнате, где хранился окаменелый цветок на треноге из хрусталя и черного металла.

Открылась дверь в гладкой скале противоположной стены, и непонятная сила бросила в нее Хэйнса. Пролетая мимо огромной массы неизвестных механизмов и вращающегося диска, издающего адское гудение, он, казалось, падал в подземелье, затем оказался стоящим на ногах. Внутренность помещения приобрела устойчивые очертания, а диск возвышался перед ним. Он к этому моменту уже перестал вращаться, но его дьявольские вибрации все еще пульсировали.

Среди переплетения блестящих спиралей и динамо-машин Хэйнс разглядел тело Чанлера, привязанное металлическими шнурами к раме, напоминающей дыбу.

Рядом, застыв в неподвижности, стоял Та-Вхо Шаи, а сбоку извивались среди механизмов части тела невероятного вида существа.

Гигантское растение с бесчисленными корнями, бледное и раздувшееся, ответвлялось от луковицы ствола. Ствол был увенчан ярко-красной чашей наподобие чудовищного цветка, откуда поднималась миниатюрная фигурка жемчужного цвета, сложенная утонченно пропорционально и красиво. Фигурка обратила к Хэйнсу свое личико лилипута и заговорила звучным голосом Валтума:

— Ты победил, но ненадолго, я не таю на тебя злобы. Я виню свою собственную беззаботность.

До Хэйнса голос доносился, как отдаленные удары грома для почти заснувшего человека. Спотыкаясь, едва не падая, он пробрался к Чанлеру. Чанлер молча смотрел на него с металлической рамы, и его вид вызывал у Хэйнса смутное беспокойство.

— Я… разбил Сосуды Сна, — свой голос показался Хэйнсу нереальным, — поскольку ты перешел на сторону Валтума. Большего я сделать не смог.

— Но я не соглашался на его предложения, — медленно, почти по складам протянул Чанлер. — Все это ложь… чтобы обманом заставить тебя уступить Валтуму… Меня пытали, потому что я не сдавался… — Чанлер слабел на глазах, теряя последние силы. Медленно с его лица исчезли болезненные эмоции, писатель погрузился в глубокий сон.

Хэйнс, с трудом одолевая собственную дремоту, пытался разглядеть зловещий инструмент, похожий на заостренное стрекало, на пальцах Та-Вхо Шаи. С его тонких, как иглы, кончиков сыпались электрические искры. Рубашка на груди Чанлера разорвалась, и на коже от подбородка до диафрагмы проступала татуировка из крошечных отметин. Хэйнс почувствовал смутный ужас.

Он понимал, что проваливается в забвение, но слышал голос Валтума. Спустя годы ему показалось, что он понимает значение слов.

— Мои методы убеждения не дали результата, но сейчас это неважно. Я засыпаю, хотя мог бы продолжать бодрствовать, если бы пожелал. Я умею не поддаваться действию газов, призвав на помощь свои научные знания и жизненную энергию… Мы все заснем крепким сном… и для меня и моих подданных тысяча лет пролетит как одна-единственная ночь. Вам, чьи жизни так коротки, проснуться уже не удастся. Я же воспряну ото сна и воплощу свой план завоевания… а вы, которые осмелились помешать мне, будете лежать рядом со мной кучкой пыли, и пыль эту сметет время.