Аленкин Астероид - Феликс Дымов

— Широко мыслишь!

По тону председателя Совета я не поняла, одобряет он мою идею или нет.

Почему-то показалось, не одобряет. Ведь такое, как с дядей Исмаилом, происходит раз в тысячу лет. Стоит ли впустую тратить силы? Только я подумала об этом — и тут же загорячилась:

— Ну, если невыгодно использовать на маяки безопасности все небесные тела, то я прошу разрешения сделать это хотя бы на одном. Я верну космосу мой личный астероид — подарок Псмаила Улаева.

Воображение опять занесло меня, и я забыла, где нахожусь.

Мне представилось, как дети выпускают на безопасные орбиты сотни плененных астероидов.

Как голубей во время праздника.

Как зеленые маячки надежды.

Сотня астероидов — сотня маяков безопасности.

Тысяча астероидов — тысяча заимок.

Тысяча заимок — тысяча памятей о дяде Исмаиле…

Председатель Совета чуть помолчал, прикрыв глаза. Потом вдруг улыбнулся:

— Эх, дети, дети… Когда это вы успеваете вырасти?

Я неопределенно пожала плечами. Такой вопрос не приходил мне в голову. Я вообще считаю его странным.

— Я ничего не обещаю, — продолжал он. — Ты ведь понимаешь, это за пределами моей власти. Совет не занимается такими проблемами. Это дело всего человечества. И мы должны его убедить.

Я испугалась:

— А как?

— Вот, может, выступишь по видео… Денька через два. Или нет, через три… Лучше через три… Хватит тебе трех дней на подготовку?

Откуда я знаю, хватит или нет? Разве я когда-нибудь выступала перед всем человечеством? Послезавтра суббота. А в воскресенье Праздник Солнечных Парусов.

Я махнула рукой и выбежала из избы. Перепрыгнула вязанку хвороста. Остановилась под кедром. Погладила рукой теплую кору. Рядом с ним я словно божья коровка. Словно муравей. А он вместе с другими деревьями меня, царя природы, оберегает. Жизнь мою защищает. Как и муравьиную, кстати.

И божьей коровки тоже.

Человек возле дома всегда сажает деревья, разбивает сад.

Дом без сада — неуютная нора. Дерево — друг человека.

Я хочу, чтобы Солнечная система была домом для всех людей. Но что за дом без сада? Надо научиться выращивать в космосе яблони, березы, кедры. Чтоб жили в космической пустоте цветы и деревья. Пускай под пленкой, пускай не они нас, а мы их будем там защищать, как они защищают нас на Земле…

Я первая высажу дерево на астероиде. Согласен, кедр?

Далеко в поднебесье старый великан одобрительно кивнул кроной.

— Дядя Антуан! — закричала я и осеклась. Хотя чего там, в самом-то деле: оно само выскочило на язык — простое естественное обращение? Я повторила твердо: — Да, дядя Антуан, не хочу я выступать в воскресенье. И никогда не хочу выступать. Мне нечего сказать людям. И почему все я да я?

— Такой у тебя счастливый дар, Алеунушка! — ответил Читтамахья. — Дар придумывать. Не стыдись его — он быстро проходит…

— Ну, тогда представьте себе деревце на астероиде. И трава внизу с ромашками на фоне звезд. Красиво?

— Ничуть не красиво, а пошлость! — Читтамахья сердито посмотрел на меня. — Ни к чему нам клумбы среди звезд. Некогда там цветочки нюхать и за бабочками гоняться. Да и не приживутся они во мраке и холоде. Космос нужен людям для работы, а не для баловства. Уж коли хороши твои маяки безопасности, то и хороши, не придерешься. Дельно и по существу. А остальное — лирические безделушки. Остынь, Алеунушка…

От волнения он сильно протянул, почти пропел мое имя.

Я понимала, что он прав. Но не могла с такой правотой согласиться. С каких это пор красота стала излишеством?

В конце концов, мы все хотим сделать космос домом. Может, каждый по-своему. Кто больше, кто меньше. Но ведь хотим же!

Я знаю, деревья в космосе понравились бы дяде Исмаилу.

И значит, они там будут расти!

Мы стоим с командиром разведчиков на астероиде. С ним вполне можно дружить. Сейчас он деловито водит резаком по каменному выступу, изображавшему в моем государстве гору, когда мы давным-давно — несколько месяцев назад! — играли здесь в кругосветку. Уже наплавлена буква «3». Рядом рождается «А». Тобол тщательно отделывает каждый штрих. Туня висит поодаль, вполоборота ко мне, чтобы не показывать, как расплывается в улыбке её неподвижная физиономия. Она счастлива, что я занята делом.

Впрочем, я свое дело закончила, я отдыхаю, любуясь тем, что сотворила. Под над» вным пленочным куполом расправляют листья растения, о которых я мечтала: три яблоньки, две березы, вишня и кедр. Маленький лес из семи деревьев в три этажа. И трава с ромашками между корнями. Уютное кварцевое солнышко застряло в зените, но светит сейчас нежарким закатным светом. Пахнет влажной почвой, лопнувшими почками и — неведомо отчего! — грибами. Время от времени пробуждается крошечный вентилятор и заставляет вспархивать свежий ветерок.

У причальной мачты в массивном контейнере хранится все необходимое для помощи космическому неудачнику. Энергия.

Воздух. Тепло. Связь. Завтра мы с Тоболом махнем отсюда на Праздник Солнечных Парусов. Я должна выступать. А ещё не придумала ни словечка.

А может, и не надо придумывать? Просто взять и показать рхкогворный сад в космосе. Мой сад. Наш сад.

Я вышла из теплицы. Постояла возле Тобола. Одним прыжком вознеслась к «Муравью», расчаленному метрах в восьми над поверхностью астероида. Медленно развернулась, уселась на срезе шлюза. Мой мир выглядел прекрасно. Мне, по крайней мере, он нравился.

Тобол выпрямился, потушил резак и отодвинулся в сторону, открывая ровно выплавленную в камне строку:

КОСМИЧЕСКАЯ ЗАИМКА ИМЕНИ ИСМАИЛА УЛАЕВА

— Не жалко? — спросил он, сильно топнув ногой, и от этого взмыл вверх и проплыл бы мимо «Муравья», если бы я не ухватила его за рукав.

Чудак! Что ему было отвечать?

Для меня всю жизнь будет звучать другое название.

Не потому, что в мою честь.

А потому, что так назвал его дядя Исмаил:

АЛЕНКИН АСТЕРОИД…