Под защитой твоей нежности (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна

Пока я любовалась своим Волком, он осматривал территорию и, судя по звукам, слушал доклады охраны о ситуации вокруг виллы. Затем он прошел на террасу, мне кажется, ведомый моим запахом. Увидел меня, трусливо забившуюся в угол, шумно выдохнул и опустился на колени рядом.

— Мариза, лапушка моя, не бойся, все закончилось. Я же обещал тебе, что никто и никогда больше не прикоснется к тебе. Ты только моя! Родная и любимая. Слышишь? — он говорил тихонько, ласково, будто с затравленным зверьком.

Мой рваный вдох-выдох — и я распрямившейся пружиной кинулась к нему, в его объятия, под его надежную и нежную защиту. Я с трудом сдерживала рыдания, судорожные всхлипы смешивались с облегчением, ведь вот он — здесь, со мной. Его сильные руки ласково гладят меня по волосам и спине, прижимая к обнаженной, разгоряченной схваткой груди.

— Это жалкая, к тому же безумная попытка уцелевших наемников де Лавернье заслужить его прощение за потерю поместья и тебя. Их больше нет, никого, мы всех зачистили. Скоро и самого его не будет, я тебе обещаю.

— Я так испугалась за тебя и за себя, — просипела я, впервые не отвечая на вопрос, а выплескивая слова по собственному желанию.

Только сейчас, снова ощутив дыхание смерти, пусть и чужой, я осознала, что без него — как неживая; Жак — мое сердце, потому что мое собственное давно умерло.

Мы стояли на коленях в объятиях друг друга. Я прижималась лицом к груди своего Волка, задыхаясь от накала эмоций, упивалась его запахом, только сейчас осознав, как много он значит для меня. Он больше не давил и не пугал своими внушительными размерами, наоборот, будто прятал, заслонял от опасностей мира. Задрав голову, я смотрела в лицо Жаку и любовалась глубокой чернотой глаз, согревающей меня. Проникалась непоколебимой уверенностью, что отражалась в них, обещала мне защиту и спокойствие. Наслаждалась нежностью, которая окутывала меня мягким пледом, проникала в каждую клеточку. И сама загоралась от желания, полыхавшего в глазах моего Волка, которое разжигало у меня внутри пока еще непонятное и неизвестное пламя, рождая томление внизу живота и тянущую пустоту.

Мы замерли, глядя глаза в глаза друг другу. Под моими ладонями гулко и все быстрее колотилось сердце Жака, а его ладони крепко держали мои плечи, словно он опасался, что я сбегу. Сложно сказать, что нас толкнуло, сначала мы потянулись, чтобы коснуться лбами, еще ближе заглянуть в глаза друг другу и встретиться губами…

Мягкий, нежный и успокаивающий поцелуй Жака изменился — постепенно становился более глубоким и страстным. Вкус, запах, близость разгоряченных тел будоражили мои чувства, сперва скованные страхом из-за нападения треклятых подельников Фабиуса, а потом, оголенные колоссальным облегчением, как будто оживали. Совсем скоро наши поцелуи превратились в горячий поток страсти, который накрыл меня с головой. Секунда — и жалобно пискнувшее платье двумя тряпками упало на пол, видимо, вместе с бельем. Потому что я всей кожей ощутила полную свободу и прохладу простыней на кровати. А в следующее мгновение меня захватил в плен своих рук и губ Жак — ласкал шею, грудь, живот, бедра, везде… Сердце колотилось уже где-то в горле, страха не было — то ли Жак не давал ему власти, не давал ему шанса своим жаром и напором, то ли парный инстинкт наконец-то проснулся. Мой Волк не позволял мне отодвинуться, задуматься о происходящем.

Я пыталась оттолкнуть Жака, когда его язык прошелся от моего пупка до развилки между бедер, ошеломленно замерла, когда его рот накрыл меня в самом интимном месте. Дальше все происходило словно в сладком, чувственном тумане, мои ощущения и удовольствие затмили страхи и вбитые религиозным воспитанием «приличия», непереносимость близости прошла под страстным напором Жака. Он не дал мне ни шанса на сопротивление!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вместе с болью ко мне вернулась ясность мысли, а Жака мой стон заставил замереть на несколько томительных мгновений. Он был явно потрясен, узнав, что я невинна — черные глаза полыхнули чем-то запредельно жутким, но, кажется, не менее жутко довольным. Мой мужчина что-то пробормотал, дал мне привыкнуть и расслабиться и продолжил, наверное, чересчур медленно и осторожно, но мне было настолько хорошо в его объятиях, что я вскоре подавалась ему навстречу. Жак удерживал одной рукой себя на весу, второй обхватил ладонью мое лицо и смотрел мне в глаза, следил… смотрел так, словно я последний глоток воды в его жизни.

В книгах и сериалах никогда не рассказывали о том, что бывает во время близости в подробностях. Только о счастье быть рядом с любимым. И сейчас, ощущая в себе плоть Жака, я не отрывала взгляд от его глаз. Нас словно спаяли в одно целое, правильное и совершенное, и от места единения по всему моему телу разливался жар и что-то тягуче горячее, напряженное, которое хотело найти выход.

Черные глаза напротив расплывались, я задыхалась от усиливающихся ощущений и все полнее раскрывалась, стремясь быть ближе к своему мужчине. А потом во мне словно снова распрямилась пружина, только уже не доверия к его рукам и объятиям, к силе и власти надо мной, а внутренняя, тело будто обрело крылья, что-то плеснуло жаром и растеклось, даря полет и чувство небывалого удовлетворения и неги, чистейшего удовольствия. Краем сознания я зацепилась за гортанный всхлип и поняла, что это мой собственный крик освобождения, того самого оргазма. Следом зарычал и мой Волк, дождавшийся чувственного взрыва пары и позволивший себе получить удовольствие. Правда огромные его клыки, которые неожиданно впились между моей шеей с плечом, опять вызвали у меня крик боли.

Зализывая больное место, Жак покаянно шептал:

— Прости, лапушка, прости, любимая, за боль, но без этой метки я бы сходил с ума, медленно, но неизбежно. Без метки я бы никогда, ни за что не выпустил тебя из дома. Иначе просто убил бы любого, кто подошел ближе, чем следует.

Я дрожала, но впервые не от страха, а от удовольствия, испытанного с мужчиной, Жаком. Он прижимал меня спиной к своей груди, покрывал поцелуями щеку и висок, зализывал ранку от укуса. Но опять же, мне не было страшно. Я словно парила на крыльях в уютных объятиях Жака. Даже душа наконец-то не рвалась на части и будто бы согласилась полетать вместе с телом.

— Ты не спросил меня в этот раз, — с легким сердцем вспомнила я.

Жак чмокнул меня в ухо. От души, смешно, чуть не оглушил. Повернул меня лицом к себе и поцеловал в губы, нежно и благодарно. А потом совершенно спокойно признался:

— Поверь мне, пожалуйста, мы с тобой сейчас не шаг друг к другу сделали, а буквально бездну преодолели. Мариза, лапушка, девочка моя нежная, я могу только представить, что тебе довелось пережить за свою короткую жизнь, но точно знаю: если бы оставил нашу близость на твое усмотрение и «готовность», то ждать пришлось бы еще очень-очень-очень много. Подобные психологические травмы остаются надолго, бывает — на всю жизнь, а я хочу сделать тебя счастливой. И свободной от боли. Я хочу, чтобы ты жила для себя, для меня, наслаждалась каждым днем своей жизни. Я заметил, что ты воспринимала меня не как желанного мужчину, а как безопасную территорию. И боялся, что в будущем ты станешь воспринимать меня как наставника или доброго дядюшку. Если не отца. Поэтому просто воспользовался обстоятельствами и твоей… растерянностью. Понимаю, звучит мерзко и неприглядно, но другого выхода из нашей ситуации я не нашел. Либо долго и мучительно, либо разом и нахрапом. Единственное, о чем не подумал, это о твоей нетронутости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})